Турция раньше всех выказала свое неудовольствие Екатерине, хотя этого и нельзя было ожидать от нее. Правда, султан Мустафа III не сам вздумал сделать это; нет, такая смелая мысль не появилась бы в его уме, если бы не внушения Франции: не имея у себя сил действовать против России, она старалась тайно вооружать против нее государей других земель. Мустафа первый согласился с ее хитрыми убеждениями и объявил Екатерине, что он намерен защищать Поляков и требует, чтобы Русские вывели свои войска из Польши и не вмешивались в ее дела. Такое требование от государства, несколько раз испытавшего на себе силу и могущество России, было очень дерзко; чтобы ощутимее наказать султана, Екатерина не обратила ни малейшего внимания на его слова и продолжала по-прежнему действовать в Польше, где беспокойные Поляки стали еще своевольнее с тех пор, как узнали о заступничестве Турции. В одном из их городов, Боре, даже открыто появилась сильная партия мятежников, называвшая себя конфедерацией, от слова confederation, союз, и готовившаяся действовать против России и избранного ею короля Станислава.

Ужасно было состояние Польши в это время. Конфедераты, то есть члены конфедерации, были по большей части людьми очень пылкими, необузданными, можно сказать, даже отчаянными, решившимися действовать против могущественной государыни и власти своего короля. Они поступали так несправедливо и так жестоко с диссидентами и со всеми приверженцами законной власти Станислава, что Екатерина считала своим долгом покровительствовать этим несчастным. Ее войска защищали их и тогда, когда ее собственное государство нуждалось в защите. Турецкий султан, попадая все больше и больше под влияние Франции, выполнил свои угрозы и объявил решительно войну России. Это объявление сопровождалось поступком истинно Турецким: Русский посланник в Константинополе, Обрезков, был заключен там в государственную темницу, известную под названием Семибашенного замка. Кроме того, по приказанию султана среди Константинопольской черни распускались разные слухи против русских, до того взволновавшие ее, что она бросилась на всех христиан и не только грабила, но даже и убивала их, а Крымские татары в то же самое время и также по наущению Турции совершили набег на нашу Новороссийскую область.

Такие оскорбления вызвали ответное негодование Екатерины и заставили ее, несмотря на все отвращение к пролитию крови, начать войну, на которую, можно сказать, ее вынудили. Готовясь к этой войне, императрица предвидела все трудности, с ней связанные в то время, когда часть войска должна была сражаться в Польше с конфедератами. В таком важном случае все зависело от правильного выбора главнокомандующего, и взоры Екатерины обратились к двум генералам: князю Александу Михайловичу Голицыну и графу Петру Александровичу Румянцеву. Зная о том, как они проявили себя во время прошедшей войны с Пруссией, проницательная государыня как будто предугадала победы, ожидавшие в Турции ее войско, и уже думала о награждении храбрых. Улавливая малейшие чувства и настроения человека, она умела влиять на него с неподражаемым искусством. Доказательством этого служит учреждение ордена святого великомученика Георгия: он был учрежден государыней перед самым выступлением войска в поход.

Высокое уважение и почет, сопутствующие получению нового ордена, вызывали пылкое желание заслужить его; но эта награда предназначалась только тем воинам, которые будут отличаться самой бесстрашной храбростью на поле сражения. Сколько новых героев, стремящихся получить от беспредельно любимой государыни новое, знаменитое отличие, могло еще появиться среди Русских воинов!

Командующий первой армией, князь Голицын, начал свои действия в Молдавии с того, что взял Турецкие города Хотин и Яссы, но потом был отозван ко двору, и его место занял главнокомандующий второй армией, граф Румянцев.

Наверное, многие мои читатели видели высокую колонну, так стройно и красиво возвышающуюся на площади Васильевского острова, между академией Художеств и Первым Кадетским корпусом, в котором воспитывался граф П.А. Румянцев. Если вы внимательно рассматривали эту колонну, то, наверное, видели, что золотые буквы на ней составляют только два небольших слова: «Румянцева победам». Но сколько Русской славы кроется за ними! Не имея возможности описать в нашем коротком рассказе всю жизнь знаменитого Румянцева, обратим свое внимание хотя бы на главнейшие победы этого славного полководца, на победы, сделавшие его имя бессмертным. Их было две, и обе были одержаны в окрестностях тех мест, где некогда жестоко страдал Петр в день заключения Прутского мира. Первая победа была одержана при речке Ларге 8 июля 1770 года после восьмичасового сражения с войском, гораздо многочисленнее Русского войска и находившегося под командованием трех пашей и Крымского хана.

Граф Румянцев. Гравюра.

В результате этой победы Румянцеву достались весь Турецкий лагерь, оставленный убежавшим неприятелем, тридцать три медные пушки, множество пленников, знамен, припасов и военных снарядов. Здесь орден святого Георгия в первый раз украсил грудь бесстрашных воинов Екатерины. С нетерпением они ожидали его получения, с горделивой радостью надели. Они имели полное право гордиться: их победа удивила Европу, и при всем том она была только предвестницей другой знаменитой победы, одержанной Румянцевым через две недели потом после первой — 21 июля, при речке Кагуле.

Если бы это случилось не в новейшие времена и не подтверждалось вернейшими доказательствами, все считали бы ее выдумкой, далекой от истины! Вообразите только: семнадцать тысяч Русских победили сто пятьдесят тысяч Турок и сто тысяч Татар, зашедших к ним с тыла! Генералы, разделившие с Румянцевым славу этой победы, участвовали в сражении при Ларге: принц Брауншвейгский, князь Репнин, Боур, Потемкин, Гудович, Племянников и Олиц; но минута победы принадлежала одному Румянцеву. И вот каким образом: когда к концу сражения главнокомандующий Турецкой армией послал 10 000 янычар подкрепить слабеющих с каждой минутой Турок и эти необузданные, жестокие воины, выскочив вдруг из закрывавшей их лощины, бросились со страшным криком, с саблями и кинжалами на Русское войско, оно смешалось и три полка побежали… Увидев это, Румянцев сказал окружавшим его офицерам: «Теперь дошло дело до нас!» — и с быстротой молнии бросился навстречу бегущим. Одно восклицание героя остановило их. «Стой, ребята!»

— воскликнул Румянцев, и полки остановились как будто по какой-то волшебной силе, и воины вспомнили свой долг! В ту же минуту они снова повернули на неприятеля, и угрызения совести, желание смыть стыд за свое бегство в глазах любимого главнокомандующего заставили их с невероятной храбростью разбить корпус янычар, а главнокомандующий Турок, визирь, увидев своих лучших защитников почти уничтоженными, обратился в бегство, а за ним — и вся армия. Русские долго гнались за ними, и несчастные Турки, не успевшие спастись от штыков, погибли в Дунае, через который должны были переплыть. Весь лагерь с драгоценностями визиря, сто сорок пушек, шестьдесят знамен, две тысячи пленных были наградой победителям прежде, чем они получили радостную награду — благоволение императрицы и те бесчисленные отличия, которыми она любила их осыпать за заслуги и преданность Отечеству.

Фузелер артиллерийской команды при Пехотном полку с 1763 по 1786 год. Рисунок 1841 г.

Кагульская победа открыла целый ряд других побед Русского войска. Вскоре после донесения Румянцева о результатах знаменитого сражения государыня начала постоянно получать новые известия, каждое из которых увеличивало ее справедливое торжество над врагами, старавшимися вредить России. В августе генерал Вейсман овладел Турецкой крепостью Исакчей; граф Панин взял знаменитый город Бендеры; генерал Тотлебен на Кавказе — крепости Мериполь и Багдад. Кроме того, Грузинский царь Ираклий, бывший данником Турок, отказался от них и перешел со всем своим войском на сторону Русских. Другая Кавказская область — Имеретия — также просила Россию о покровительстве. Одним словом, судьба, казалось, нарочно устроила так, чтобы показать могущество Екатерины и слабость Турок. Но ни одна из побед Русских воинов не произвела такого сильного впечатления на Турок, как одержанная Кагульская победа. Она заслуживает подробнейшего рассказа.

Екатерина, отправляя в начале войны с Турцией свое сухопутное войско к северным границам неприятеля, одновременно с ним отправила к южным границам свои морские силы из Кронштадта и Архангельска. Объединенный флот двух портов в первый раз совершил тогда важное путешествие от Белого и Балтийского морей до Средиземного моря. Торжественно прошел он мимо коварной Франции, еще торжественнее вступил в воды Архипелага: там Русских воинов ждали как своих спасителей слабые потомки могущественных Греков, жившие под жестокой властью своих покровителей и многого ожидавшие от этой войны Турок с их единоверцами. Русские корабли, которыми командовали два адмирала — Спиридов и Эльфинстон, подчинялись одному из первых генералов Екатерины — графу Алексею Григорьевичу Орлову. Подойдя к берегам Морей, они без труда овладели двумя Греческими крепостями и были приняты жителями с восторгом. Многие из греков присоединились к нашим войскам.

Султан испугался и послал свой флот в Морею, чтобы уничтожить Русских. Но его флот, почти вдвое сильнее нашего, не мог, однако, ему сопротивляться и, избегая сражения, не пошел в Морею, а поплыл к берегам Малой Азии, где надеялся еще получить подкрепление из Константинополя. Но граф Орлов лишил его этой надежды, погнавшись за ним со своим флотом. Турки не решились и тут вступить в бой и расположились в Хиосском проливе под защитой береговых батарей. Храброго Орлова не остановило ни выигрышное место, занятое Турками, ни превосходство их силы против нашей, и он приказал адмиралу Спиридову напасть на самый большой из Турецких кораблей — на девяностопушечную «Султанию». Началось жаркое сражение, и в то время, когда огненные ядра летали с одного корабля на другой, Турецкий корабль загорелся, потом огонь перекинулся на Русский корабль «Святой Евстафий», и оба судна взлетели на воздух. Только их командующие и несколько человек спаслись от смерти. Турки, испуганные таким ужасным происшествием, поспешили удалиться от Русских кораблей и завели весь свой флот в небольшой залив, омывавший берега местечка Чесмы. Безрассудные в страхе своем, они не подумали о том, что может случиться с ними в этом заливе, и радовались, что успели запереться в нем.

Граф Орлов также радовался этому, но совсем по другой причине. Как только оробевшие Турки немного успокоились и, может быть, многие из них заснули, граф, наоборот, объявил своим воинам, что они не будут спать в эту ночь, и ровно в 12 часов 26 июня 1770 года приказал начать сражение. Как только оно началось, Русский офицер Ильин и Англичанин Дюгдаль, презирая все опасности, которые им угрожали, незаметно привели в середину Турецкого флота четыре зажигательных судна, которые тотчас сделали свое дело: зажгли неприятельские корабли! Едва ли какое-нибудь другое зрелище могло сравниться по своему ужасу с этим разрушительным пожаром! Корабли, имеющие, как обычно, запасы пороха, взлетели на воздух со взрывами, потрясавшими землю на расстоянии восьмидесяти верст! Их обломки, огромные, объятые пламенем, снова летели сквозь густо клубившийся дым в море, и только там, под волнами, покрасневшими от крови убитых и тонувших тел, утихал их грозный свист, и они выплывали на поверхность воды почерневшими бревнами. Пять часов губительное пламя переходило с одного судна на другое, и когда, наконец, уничтожив последнее, потухло, — на месте, где было шестнадцать кораблей и около ста судов грозной Турции, стало все тихо и пусто!.. Взволнованное море перестало пениться, и вскоре на его поверхности не осталось даже и следов страшного разрушения: вода была так спокойна, как будто не скрывалось в ее глубинах ничего ужасного. А между тем там было поглощено около 20 000 Турок, погибших вместе со своими кораблями! Немногие спаслись и принесли султану известие о неслыханном бедствии его флота. Тогда-то Мустафа III пожалел от всей души, что послушал советов хитрой Франции. Страх, наведенный на него графом Орловым, был так велик, что он тотчас дал приказ укреплять Константинополь и в то же время обратился к Екатерине с предложением о мире. Переговоры открылись в городе Фокшаны, и пока они продолжаются, посмотрим, что делается в Польше.

Медаль, выбитая в честь победы Русского флота в Чесменской битве

Во время войны России с Турцией дерзость конфедератов достигла такой степени, что они решили лишить Станислава короны и даже убить его. Это безбожное намерение едва не осуществилось.

Эти события в Польше привели в сильное негодование соседние с нею государства: Россию, Австрию и Пруссию.

Екатерина отправила для усмирения мятежников новый отряд войска под командованием давно уже известного в то время своей военной славой Суворова. Победы, всегда одерживаемые этим генералом, были одержаны им и в Польше: города Минск, Слоним, Краков и многие другие были вскоре покорены им. Конфедераты в страхе бежали изо всех мест, где он появлялся, и умоляли Французов о помощи. Но посланное из Франции войско также узнало на себе, что такое искусство командования Суворова и его храбрость. Вместе с победой Русских, одержанной ими над Французами, и вместе со взятием Русскими Ченстоховской крепости исчезли все надежды Польских мятежников: они снова покорились Екатерине и власти своего короля, но ни она, ни ее союзники — императрица Австрийская Мария-Терезия и король Прусский — не хотели оставлять Поляков ненаказанными, и, чтобы предупредить новые беспорядки, каких можно было ждать в государстве, где власть короля и сама его особа перестали считаться священными, решили ослабить силы Польши, отделив от нее несколько областей. Первая мысль о таком отделении принадлежала Австрийской императрице и Прусскому королю, которые, усмиряя мятежников, заняли несколько округов Польши и уже не хотели возвращать их назад. Они считали это справедливым. Однако ни Австрия, ни Пруссия не могли осуществить такое важное намерение без согласия России.

Адмирал Г.А. Спиридов.

Екатерина была очень удивлена, получив об этом первое известие: если Польша владела землями, ей не принадлежавшими, то что же, как не Белоруссия и области, отнятые у России Гедимином и Стефаном Баторием, очевиднее всего доказывало несправедливость этого владения? Если нужно было получить с Поляков компенсацию за убытки, то кто же имел больше прав на эту компенсацию, как не Екатерина, войско которой оставалось в Польше во время всех мятежей?

Итак, чтобы получить согласие Екатерины, надо было и ей предложить участвовать в разделе Польши. Мария-Терезия и Фридрих так и сделали. Екатерине оставалось только согласиться со всем, придуманным вовсе не ею, и в сентябре 1772 года она получила в свое владение давно принадлежавшую России Белоруссию. И в то же время ее враги сказали, что разделение Польши было делом Русской императрицы, и обвинили Екатерину в несправедливости в то время, как она имела гораздо больше прав на новоприобретенные области, чем ее союзник. Она могла прощать их: после ее знаменитых побед это было единственное средство, которым завистники могли мстить ей за великую славу и счастье России.

Канонир артиллерийской команды при Пехотном полку с 1763 по 1786 год. Рисунок 1841 г.

Но мы подошли теперь к таким событиям, которые были настоящим бедствием для нашего Отечества на протяжении всего царствования Екатерины.