Давно уже не было такого веселья в Петербурге, как в день, наступивший после тревожной ночи, когда с утра разнеслась по всем домам весть, что страшный для всех герцог Курляндский уже не раздает своих грозных приказаний в Летнем императорском дворце, а, лишенный свободы, ожидает наказания за свои бесчисленные злодеяния. Сначала никто не хотел верить такой новости и, привыкнув к коварному нраву правителя, считали ее хитростью, выдуманной им для погибели кого-нибудь еще. Но когда потом увидели, что все находившиеся в столице полки сходились на Дворцовую площадь и все знатнейшие вельможи съезжались в придворную церковь приносить присягу на верность матери императора как великой княгине и правительнице государства, все поверили своему счастью и стали так веселы, что несколько дней в Петербурге ничего не было слышно, кроме благодарственных молений в церквах и шумных пирований в домах.

После страха, который внушал суровый вид прежнего регента, все с восхищением смотрели на молодую правительницу. Пленительная наружность и ее доброе сердце, казалось, так верно обещали им счастливое будущее! Они видели исполнение своих надежд в милостях, которыми она осыпала всех пострадавших при Бироне; в улучшениях, которые она проводила в разных сферах правления; наконец, в снисходительности, с которой она каждую неделю принимала во дворце просьбы всех, кто имел какую-либо нужду.

Печати государыни Анны Леопольдовны

Но все это счастливо продолжалось до тех пор, пока люди, окружавшие престол, еще не опомнились от ужаса, в котором держал их страшный Бирон, думали только о своем счастливом освобождении от него и были еще не уверены в своей безопасности, как будто боялись не быть добрыми. Однако, как только тишина и спокойствие утвердились, дурные наклонности начали выходить наружу, и снова все заволновалось при дворе, так ненадолго успокоенном! Главными лицами там были тогда: принц, супруг правительницы; фельдмаршал Миних, которому она была обязана своим возвышением, и граф Остерман. Первый, к несчастью, был человек вовсе не способный к правлению; последние два — враги между собой. Удивительной была вражда этих людей, одаренных столь многими прекрасными качествами! Особенно удивителен был в этом случае Миних, жизнь которого представляла собой цепь такого множества славных и благородных дел. Как могло какое-нибудь мелочное чувство помещаться в этой героической, великой душе? Но я назову вам причину этого, милые мои читатели. Миних был чрезвычайно честолюбив, а вместе с честолюбием наша душа обычно содержит много дурного.

Итак, хоть и жаль мне вас несколько разочаровывать в нашем любимце фельдмаршале — победителе Турок и Поляков, но надо сказать, что множество его прекрасных качеств омрачались чрезмерным честолюбием. Увеличиваясь с годами, оно было впоследствии одной из главных причин почти всех его действий. Вы видели, как ради этого честолюбия он помогал возвышаться Бирону; как потом ради этого же честолюбия сверг его; вы увидите теперь, как, наконец, ради этого честолюбия он потерял доверие молодой родительницы императора. Фельдмаршалу давно очень хотелось получить самую важную из военных почестей — чин генералиссимуса войск. Показав так много усердия Анне Леопольдовне, он непременно ожидал от нее исполнения своего давнишнего желания, но правительница сделала генералиссимусом Русских войск своего супруга, а фельдмаршалу в утешение приказала только написать в указе следующие слова: «Граф Миних, приобретя своими великими заслугами достоинство генералиссимуса, уступает оное родителю императора».

Такое утешение не удовлетворило гордую душу Миниха и оскорбило честолюбие принца. Анна не думала о неудовольствии супруга, которого можно было скоро успокоить; но огорчение ее освободителя из-под власти жестокого регента сильно тревожило ее добрую душу, и она спешила придумать какое-нибудь новое вознаграждение. Она радовалась, когда ей пришла в голову мысль сделать его первым министром. Но это опять было неудачно: звание первого министра и вообще главное управление всеми государственными делами во все время царствования императора Иоанна принадлежало графу Остерману. Мог ли теперь не оскорбиться этот знаменитейший министр, поступив вдруг под начальство Миниха? Остерман оскорблен был до такой степени, что, забыв все великие заслуги, оказанные Минихом Отечеству, начал искать средство погубить его.

Так Анна Леопольдовна, несмотря на все свои старания, не достигла успеха. Это доказало еще раз, что одного доброго сердца недостаточно для того, чтобы управлять царством. Здесь необходимы еще проницательность, твердость, величайшая деятельность, а всех этих качеств недоставало молодой родительнице Иоанна. Особенно последнее было так далеко от нее, что нередко, когда министры приходили к ней поутру с докладами о делах, она откровенно говорила им: «Ах! Если бы сын мой скорее дожил до тех лет, чтобы мог сам править государством!» Удивительно ли после того, что эта принцесса не умела с пользой прибегнуть к помощи людей, ее окружавших, не умела согласовать их выгоды и потушить их ссоры и потом вместе с ними погибла!

Первый шаг к этой погибели правительница сделала в то время, когда, слушая Остермана, уже замышлявшего падение Миниха, она поверила его хитрым рассказам о том, что честолюбие фельдмаршала не удовлетворится никакими почестями, что он будет стремиться все выше и выше. Искусный хитрец умел очень кстати сказать ей и то, что Бирон, в это время все еще судившийся в Шлиссельбургской крепости, объявил в своих показаниях, что никогда и в голову ему не пришла бы мысль быть регентом, если бы Миних не умолял его об этом самым убедительным образом. С первого же раза цель Остермана была достигнута: легковерная правительница потеряла все доверие к Миниху и начала сама думать о том, как бы отдалить его не только от участия в государственных делах, но даже от двора. И судьба предоставила удобный для этого случай.

Войсковые знаки отличия

В это время в Европе началась война за Австрийское наследство. В числе государей, споривших о нем с императрицей Марией-Терезией, был также ближайший сосед России, Прусский король, только что заключивший дружественный союз с Русскими и, следовательно, не ожидавший, чтобы они вздумали помогать Австрийцам, тем более, что Шведы готовились в это самое время объявить войну нашему Отечеству. Но Австрийская императрица была ближайшей родственницей принца Антона, и Анна Леопольдовна хотела помочь ей, несмотря на явные невыгоды, какие могли получить Русские из-за этой помощи. Граф Остерман убеждал в этом намерении великую княгиню, потому что знал совершенно противоположное мнение фельдмаршала об этом и ожидал большой пользы для себя от разногласия, какое обязательно должно было произойти между ним и правительницей. Злое ожидание министра оправдалось. Миних со всей откровенностью воина сказал великой княгине, насколько опасно во время ожидания войны со Швецией отправить многочисленное войско на помощь чужому государству, а также неблагородно изменить союзнику, положившемуся на наше слово.

Рядовой лейб-гвардии Семеновского и урядник лейб-гвардии Измайловского полков с 1732 по 1742 год. Рисунок 1841 года.

Правительница нашла такие слова дерзкими и, чтобы наказать Миниха, выполнила свое намерение и заключила союз с Австрией, не спрашивая больше его советов. Огорченный до глубины души, Миних не мог равнодушно перенести такого оскорбления и попросил о своей отставке, тайно надеясь, что она не будет ему дана. Но надежда и тут обманула его: Анна Леопольдовна не только тотчас же с внутренним удовольствием дала ему отставку, но с нетерпением каждый день спрашивала у окружавших ее, переехал ли фельдмаршал из определенного для него дома рядом с дворцом в собственный дом на другой стороне Невы. Робкая принцесса недаром справлялась об этом: с тех пор, как Остерман напугал ее честолюбивыми замыслами Миниха, она не проводила спокойно ни одного часа: каждую ночь меняла спальню, удваивала караул во дворце и постоянно вспоминала о том, с каким искусством фельдмаршал умел за несколько месяцев перед тем схватить могущественного регента. Ее боязливое сердце страшилось такой же участи, пока Миних участвовал в правлении или даже только жил возле дворца.

Но едва он переехал за Неву, великая княгиня совершенно успокоилась, вовсе не представляя, что теперь-то, с удалением ревностного служителя и умнейшего советника, она сама накликала на себя величайшие опасности и лишила себя возможности предупреждать их и избавляться от них!