Швеция со времен Карла XII лишилась большой части своего блеска, и его сестра, Ульрика-Элеонора, и ее супруг, и, наконец, их избранный наследник, герцог Голштинский, Адольф-Фредерик, не только не могли поддержать славу знаменитого Шведского героя, но даже не могли сохранить своего собственного достоинства, и при последнем из них, Адольфе-Фредерике, самодержавное правление Швеции превратилось почти в аристократическое, то есть такое, где вельможи имели больше власти, чем сам король. Однако с его смертью все изменилось: его старший сын и наследник, принц Густав III, был одарен от природы высокими достоинствами. С момента своего вступления на престол он действовал с таким искусством и решительностью, что в короткое время исправил ошибки своих предшественников и вернул Шведской короне все прежнее ее достоинство: переворот, быстро и без малейшего кровопролития произведенный им в правлении, заставил недоброжелателей его, которыми были знатнейшие люди в государстве, покориться ему и уважать его.

Отличаясь образованностью, силой характера и истинно отеческой любовью к подданным, Густав III составил бы их счастье, если бы не его чрезвычайная гордость, увеличившаяся после успеха реформы управления. Считая себя с тех пор в одном ряду с величайшими государями, он вообразил, что назначен судьбой для совершения самых необыкновенных дел, очень важных для Швеции. Постоянно занятый этой гордой мыслью, он забывал, что счастье народа всегда было самым важным делом государя, и искал своей знаменитости в славе и военных подвигах. Такое настроение, естественно, внушило ему желание к расширению границ его государства, и при первой же возможности он обратил свой взор на Россию. Она владела землями, некогда принадлежавшими Швеции, и возвращение этих земель стало любимой мыслью Густава. Но это дело было очень трудным, во-первых, потому, что и Лифляндия, и даже не так давно завоеванная Петром Великим часть Финляндии уже привыкли к новым владетелям и не стремились к своему освобождению; во-вторых, могущество этих владетелей, по сравнению со Швецией, было так велико, что нападение на них можно было назвать безрассудной смелостью.

Все это Густав сначала понимал, но потом мало-помалу его опасения полностью исчезли: ослепленный гордостью, он думал, что его гений победит силу, — и вопрос о походе на Россию был решен. Обстоятельства благоприятствовали его намерению: все Русские войска были заняты войной с Турками, и наши северные границы были почти беззащитны, тем более что Екатерина, не нарушая ни в чем своих дружеских отношений со Шведами, вовсе не ожидала нападений с их стороны. Пользуясь таким положением дел, Густав спешил начать военные действия, но для этого была нужна подходящая причина. Тот недолго ищет, кто хочет ее найти: в Балтийских портах России корабли готовились к походу в Архипелаг против Турок, и Густав, как будто не зная, куда назначались эти корабли, объявил своему народу, что Россия готовится напасть на Швецию и что обязательно нужно предупредить это нападение. Напрасно наш посланник в Стокгольме, граф Разумовский, старался уверить в несправедливости такого объявления, напрасно объяснял, что Русские корабли идут в Турцию. Король, искавший только предлога к ссоре, нашел объяснения графа дерзкими и, радуясь новой причине для выражения неудовольствия, объявил войну в таких грозных, таких высокомерных выражениях, что многие из читавших ноту, присланную им по этому случаю в Петербург, сомневались, в полном ли рассудке находился король, писавший ее.

Рядовые и сержант пионерного батальона. Рисунок 1841 г.

В этой ноте он требовал не только примерного наказания графа Разумовского за его дерзкие выражения, не только уступки всей части Финляндии, Карелии и Кексгольмской губернии, присоединенных к России по Ништадтскому миру, но требовал также, чтобы Русские уступили весь Крым его союзникам Туркам (с которыми заключил договор в 1789 году), требовал, чтобы они очистили от своих войск все места пограничные со Швецией, обезоружили все свои корабли на Балтийском море и спокойно смотрели бы на то, как Шведский король в полном вооружении и своей армии, и своего флота будет ожидать заключения мира Екатерины с Турцией. Прочитав все это и услышав, что Шведский король уже приглашает своих придворных дам на торжественный молебен в наш Петропавловский собор и на бал в Петергоф, современники не могли не усомниться в его здравом уме. Нельзя не удивиться, до чего гордость доводит людей! Но закономерным концом высокомерных замыслов бывает неудача. Так случилось и с Густавом III. Русские полки, быстро собранные под командованием самого наследника престола, великого князя Павла Петровича, и генералов Пушкина и Михельсона, смирили его гордость на самых первых шагах по Финляндии.

Рядовой фузелерного полка

В то же время и на море адмиралом Грейгом была одержана победа над Шведским флотом, который был под командованием королевского брата, герцога Зюдерманландского. Неудачи Густава вскоре еще больше увеличились: его войска, удостоверясь, что Русские и не думали нападать на них, начали роптать на напрасное пролитие крови, и офицеры, вспомнив о прежнем правлении, уничтоженном Густавом, осмелились открыто противиться его воле в лагере под Фридрихсгамом, и вместо нападения на этот город ушли со своими полками за 25 верст оттуда. Опасность такого положения, уничтожив на этот раз величайший порок Густава — надменность, проявила в полном блеске его хорошие качества: он с твердостью переносил свое несчастье как заслуженное наказание за свою гордость и, несмотря на все препятствия и неудачи, поддерживал войну в течение двух лет. Много побед одержали Русские в это время, но и Шведы проявили не меньше храбрости, и особенно примечательным было сражение 24 мая 1790 года у Красной Горки в 30 верстах от Кронштадта.

Оно проходило с величайшим упорством с обеих сторон, и его пушечные выстрелы были так сильны и так часты, что в Петербурге окна дрожали. Все жители столицы были в большом страхе, кроме императрицы, сохранившей величайшее присутствие духа и как будто уверенной в победе. Ее уверенность в полной мере оправдалась: вице-адмирал Круз и подоспевший к нему на помощь начальник Ревельской эскадры адмирал Чичагов принудили Шведский флот удалиться в Выборгский залив, где находился и сам король со своим галерным флотом. Здесь-то, снова доведенный до крайности, Густав показал свой геройский дух. Окруженный со всех сторон Русскими кораблями, он был в таком положении, что командующий нашим флотом, известный адмирал, прославившийся на Черном море, принц Нассау-Зиген, уже предлагал ему сдаться. Все думали, что судьба Швеции решена, как вдруг отчаянная мысль спасла Густава: он решил прорваться со своим флотом сквозь все Русские корабли и преуспел в этом смелом намерении! Правда, он много потерял при этом: восемь кораблей, пять фрегатов, множество других судов и около 5000 солдат войска, но зато спас свою честь.

После такой ощутимой потери Густав стал искренно желать мира, несмотря на довольно значительную победу, одержанную им при Свенкезундской гавани, где излишняя пылкость принца Нассау и окружавших его офицеров вовлекла их в большую опасность и стоила пятидесяти судов, отнятых у нас Шведами. Это было уже последнее значительное сражение на море; на суше же Русские еще не один раз побеждали Шведов под командованием генерала Игельстрома и, наконец, 9 августа 1790 года заключили мир в деревне Верелах. Границы обоих государств остались теми же, что и были до начала войны. Следовательно, все великие планы Густава не имели ни малейшего успеха и послужили только горьким уроком его гордости. Для Екатерины же, всегда чувствовавшей свое достоинство, но никогда не гордившейся им, эта неожиданная война была новой славой и еще одной возможностью для проявления высоких качеств ее души: во время опасности она одна оставалась спокойной, она одна ни в чем не изменила свой ежедневный порядок и, принимая, как всегда, свое вечернее общество, была по-прежнему со всеми милостива и разговорчива.

Знак ордена святого Александра Невского

В один из таких вечеров она спросила в шутку графа Сегюра: что говорят о ней в городе? И когда тот отвечал, что по причине приближения Шведов все ожидают ее отъезда в Москву, великая государыня сказала: «Я не поеду, будьте уверены. Знаю, что ваши товарищи, иностранные министры, ломают теперь голову над тем, что им думать, о чем молчать и что писать домой. Я выведу вас из этого затруднения: напишите вашему двору, что я остаюсь в моей столице, а если и выеду — то разве только на встречу к Шведскому королю».

Последствия доказали справедливость слов императрицы: она выдержала с совершенным спокойствием опасность, грозившую ей, и заключила со Швецией мир без всяких потерь для России. Вскоре и жители наших южных областей насладились тишиной: мир с Турцией был также заключен. Но прежде, чем мы порадуемся этому, разделим тогдашнюю печаль России: она лишилась одного из своих знаменитейших сынов.

Обер-офицер и рядовые лейб-гвардии Семеновского, Измайловского и Преображенского полков с 1786 по 1796 год. Рисунок 1841 г.