Эпоха политического могущества Египта кончилась со смертью Птолемея III. Его сын, Птолемей IV Филопатр (221–205 гг. до Р. Х.), совсем не походил на своих деятельных предков. Этот преступный государь начал царствование с того, что велел убить свою мать Беренику, а заодно с ней и младшего брата Мага. Потом, пишет греческий историк Юстин, как будто совершив некий подвиг, он предался всевозможным излишествам, причём весь его двор стал подражать нраву царя. И не только царские друзья и начальствующие лица, но даже всё войско, оставив занятия военным делом, разложилось и обессилело от безделья и праздности. Сам Птолемей проводил время в постоянных попойках. Беспечный и ленивый, он был совершенно равнодушен к государственным делам.
В 217 г. до Р. Х. царь пожелал посетить Иудею. Прибыв в Иерусалим, он вошёл в храм Господень и был поражён его величиной, великолепием и благоустройством. Всё шло хорошо до той минуты, пока Птолемей не пожелал проникнуть в святилище. Священники не могли допустить такого вопиющего нарушения Закона. Они воспротивились и сказали, что этого не следует делать. Ведь даже их единоверцы из народа, даже священники не могли поступать так! Одному только первосвященнику разрешалось проникать в святая святых, да и то лишь раз в году.
Так говорили иудеи. Однако царь не хотел слушать окружающих и всё больше распалялся от ярости, поскольку не терпел даже малейшего сопротивления своим желаниям. Он заявил, что непременно исполнит то, что задумал. Увидев, что его слова только раздражают Птолемея, первосвященник Симон стал молить Господа показать Свою силу и не допустить столь дерзкого святотатства. Мольба его не осталась без ответа. Едва Птолемей приблизился к святая святых, его постиг удар, и он пал на помост, расслабленный членами, и лежал на нём неподвижно, не в силах даже подать голоса. Друзья царя и его телохранители, видя внезапную тяжкую казнь, постигшую их повелителя, поспешно вынесли его на улицу. Через некоторое время царь пришёл в себя, но нисколько не раскаялся в своей дерзости и удалился с жестокими угрозами.
Возвратившись в Египет, он приказал немедленно собрать всех евреев в Александрию и предать их позорной казни. Военачальники похватали евреев в подвластных им городах и отправили их в оковах на корабли. Томившихся в тесных трюмах пленников перевезли через море подобно зверям и доставили в местность Схедию. Здесь их всех, без различия пола и возраста, загнали на конное ристалище, которое представляло из себя обширную окружность, и оставили томиться под открытым небом в ожидании своей смерти. А царь призвал своего слугу по имени Ермон, заведовавшего в его государстве слонами, и приказал ему на другой день напоить пятьсот боевых слонов вином, смешанным с ладаном. Дождавшись, когда они рассвирепеют от данного им в избытке питья, Ермон должен был вывести слонов на иудеев и растоптать их всех до последнего человека.
Ермон в точности исполнил царское повеление. Его люди вступили в ристалище и связали всем иудеям руки. Слонов напоили вином с ладаном. Утром Ермон явился во дворец и донёс царю, что всё готово для расправы. Между тем Бог наслал на царя крепкий сон. Погружённый в него, Птолемей забыл о своём беззаконном предприятии. Прошла уже половина десятого часа, и служитель, видя, что все приглашённые на казнь собрались в ристалище, пошёл звать царя и разбудил его с большим трудом. Но тот, вместо того чтобы отправиться на место казни, пошёл на пир и веселился там вместе со своими приближёнными. Только под вечер он вспомнил об иудеях и, призвав Ермона, стал строго спрашивать его, почему они до сих пор живы? Тот объявил, что ещё ночью приготовил всё для казни, но поскольку царь так и не дал приказ начать её, он не посмел самовольно совершить это кровавое дело. Тогда Птолемей сказал: «Пусть беззаконные иудеи благодарят мой сегодняшний сон. Он прибавил к их жизни целый день. Но завтра утром казнь над ними непременно должна состояться!»
Отдав это распоряжение, царь под громкие крики одобрения отправился в свой покой спать. Но Господь опять навёл помрачение на его ум и затмение на его память, так что беззаконный Птолемей совершенно забыл о евреях и о своём намерении расправиться с ними. Рано утром, лишь только запел петух, Ермон вывел слонов и стал раздражать их на обширном дворе. В городе толпы народа собрались на плачевное зрелище и с нетерпением ожидали рассвета. Не успело показаться солнце, как Ермон пришёл во дворец и доложил, что всё готово для казни. Выслушав слугу, царь несказанно удивился его словам и сказал: «Что за казнь, к которой ты приготовился?» Ермон, ещё более изумившись, стал объяснять, что слоны приготовлены по его собственному повелению и ждут единственно только его знака, чтобы расправиться с беззаконными евреями, жестокими врагами Египта. Не дослушав даже до конца, Птолемей пришёл в несказанный гнев и, сверкая глазами, сказал с угрозой: «Если бы у тебя были родители или дети, я, не задумываясь ни на мгновение, отдал бы их на растерзание слонам, вместо невинных иудеев. Разве ты не знаешь, что этот народ всегда хранил мне и моим предкам наиполнейшую верность?» Услыхав такую неожиданную и страшную угрозу, Ермон изменился в лице и поспешно отошёл от царя. Затем разошлись все те, кто собрался на ристалище.
Птолемей опять пировал целый день, но к вечеру неожиданно вспомнил о евреях, призвал Ермона и грозно сказал: «Сколько раз я должен приказывать тебе, негодный, об одном и том же? Приготовь слонов, чтобы мы смогли утром расправиться с евреями». Тут лежавшие за столом родственники царя, поражённые непостоянством его мыслей, сказали: «До каких пор, царь, ты будешь искушать свой народ пустыми обещаниями? Он уже два раза собирался смотреть на казнь евреев и уходил ни с чем, так как ты отменял её. Что же будет завтра, если ты опять ни с того ни с сего помилуешь своих врагов?» Вслед за тем они рассказали Птолемею о том, что случилось накануне и третьего дня, причём царь дивился каждому их слову, пока наконец его ненависть к евреям не перешла в безрассудное исступление.
Рано утром толпы народа опять собрались на конном ристалище. Птолемей, который за всю ночь ни разу не сомкнул глаз, двинулся из дворца во главе слонов, желая собственными глазами наблюдать за истреблением целого народа. Евреи услышали громкие крики, догадались, что пришёл последний день их жизни, и подняли громкий плач. Между ними был священник по имени Елеазар, муж чрезвычайно почтенный, достигший уже старческого возраста и украшенный всеми добродетелями. Не потеряв мужества, он обратил свой голос к Богу и молился так: «Господи Боже, имеющий всю силу и всю власть, смилуйся ныне над нами! Яви свою силу, дабы всем язычникам стало ясно, что Ты, Господи, не отвратил от нас Своего лица!»
Едва Елеазар успел окончить молитву, как царь со слонами появился на ристалище. И тут Господь распахнул небесные врата, из которых сошли на землю два славных и страшных ангела. Невидимые для всех, кроме иудеев, они встали против царя и повергли всех, кто его окружал, в смятение и ужас. Сам Птолемей пришёл в трепет и в третий раз забыл о своей ненависти к евреям. Его гнев мгновенно превратился в жалость. До его сердца дошли жалобные крики пленников. Тогда он обернулся к своим слугам и с угрозой сказал им: «Кто посмел собрать сюда всех этих людей? Разве я не говорил вам, что этот народ был предан нам испокон веков? Немедленно освободите всех и отпустите по домам!»
В ту же минуту египтяне, жаждавшие до этого видеть смерть и кровь, с радостью и ликованием бросились освобождать своих врагов. В этот день все евреи вновь обрели свободу. Птолемей пригласил их в свой дворец и пировал с ними. Из гонимого народа они превратились в любимцев царя и приобрели великую силу над своими врагами.
Эпоха политического могущества Египта кончилась со смертью Птолемея III. Его сын, Птолемей IV Филопатр (221–205 гг. до Р. Х.), совсем не походил на своих деятельных предков. Этот преступный государь начал царствование с того, что велел убить свою мать Беренику, а заодно с ней и младшего брата Мага. Потом, пишет греческий историк Юстин, как будто совершив некий подвиг, он предался всевозможным излишествам, причём весь его двор стал подражать нраву царя. И не только царские друзья и начальствующие лица, но даже всё войско, оставив занятия военным делом, разложилось и обессилело от безделья и праздности. Сам Птолемей проводил время в постоянных попойках. Беспечный и ленивый, он был совершенно равнодушен к государственным делам.