Клавдий приходился родным племянником Тиберию и дядей Гаю Калигуле. Отец его, Друз Германик, был известным полководцем, воевавшим как с иллирийцами, так и с германцами, а мать, Антония Младшая, была дочерью триумвира Марка Антония и племянницей Августа. В течение всего детства и юности Клавдий страдал долгими и затяжными болезнями, от которых так ослабел умом и телом, что в совершенных летах считался неспособным ни к каким общественным или частным делам. Даже после того как он вышел из-под опеки, он ещё долго оставался в чужой власти и под присмотром дядьки. Правда, в благородных науках он с юных лет обнаруживал незаурядное усердие и не раз даже издавал свои опыты в той или иной области; но и этим не мог он ни добиться уважения, ни внушить надежды на лучшее своё будущее. Бабка его Ливия всегда относилась к нему с глубочайшим презрением, говорила с ним очень редко и даже замечания ему делала или в записках, коротких и резких, или через рабов. Собственная мать Антония говорила, что он урод среди людей, что природа начала его и не кончила, и, желая укорить кого-нибудь в тупоумии, говорила: «Глупей моего Клавдия». Октавиан Август прямо выражал сомнения в его умственной полноценности и долго колебался: допустить ли ему Клавдия к прохождению должностей, или сразу махнуть на него рукой. Наконец он отстранил его от всех должностей, кроме авгурства (наблюдения за полётом и криком птиц).
Тиберий оставил это решение в силе и, даровав племяннику знаки консульского достоинства, не допускал его до исполнения никакой должности. Клавдий, удалившись от всяких дел, укрывался то в садах, то в загородном доме и имел славу игрока и пьяницы. Только в 37 году, в правление Гая Калигулы, своего племянника, когда тот по приходе к власти всяческими заискиваниями старался приобрести добрую славу, Клавдий был допущен к высоким должностям и два месяца разделял с ним консульство. Назначено было ему и второе консульство через три года. Но и это не избавило его от оскорблений, причём Калигула первый дал тому пример, всячески потешаясь над Клавдием на своих пирах. Под конец он и вовсе разорил дядю, заставив купить за 8 миллионов должность жреца при своём культе, а когда Клавдий не смог расплатиться с долгами, пустил его имущество с торгов.
Несмотря на своё жалкое положение, Клавдий удивительным образом достиг императорской власти. Случилось так, что, когда заговорщики, готовясь напасть на Калигулу, оттеснили от него толпу, будто император желал остаться один, Клавдий был вытолкнут вместе с остальными и скрылся в комнату, называемую Гермесовой; оттуда при первом слухе об убийстве он в испуге бросился в соседнюю солнечную галерею и спрятался за занавесью у дверей. Какой-то солдат, пробегавший мимо, увидел его ноги, захотел проверить, кто там прячется, узнал его, вытащил, и когда тот в страхе припал к его ногам, приветствовал его императором и отвёл к своим товарищам, которые попусту буйствовали, не зная что делать дальше. Они посадили его на носилки, и так как носильщики разбежались, то сами, поочерёдно сменяясь, отнесли его к себе в лагерь, дрожащего от ужаса, а встречная толпа его жалела, словно его невинного тащили на казнь. Ночь он провёл за лагерным валом, окружённый стражей, успокоившись за свою жизнь, но тревожась за будущее. Дело в том, что консулы, сенат и городские когорты заняли форум и Капитолий в твёрдом намерении провозгласить всеобщую свободу. Его также приглашали через народных трибунов в курию, чтобы участвовать в совете, а он отвечал, что его удерживают сила и принуждение. Однако на следующий день, когда сенат, утомлённый разноголосицей противоречивых мнений, медлил с выполнением своих замыслов, а толпа стояла кругом, требовала единого властителя и уже называла его имя, — тогда он принял на вооружённой сходке присягу от воинов и обещал каждому по 15 тысяч сестерциев — первый среди цезарей купивший за деньги преданность войска. Утвердившись у власти, он велел казнить Херею и Лупа, главных участников заговора против Калигулы, — как для примера, так и за то, что они, мечтая о восстановлении республики, собирались убить самого Клавдия.
В своём возвышении Клавдий держался скромно, как простой гражданин. Постройки он создал не столько многочисленные, сколько значительные и необходимые. Главнейшие из них — водопровод, начатый Гаем Калигулой, а затем — водосток из Фуцинского озера. При нём же была построена гавань в Остии: сооружены молы и волноломы, а также построен высокий маяк по образцу Фаросского. Поход он совершил только один, да и тот незначительный. В 43 году он отправился в Британию и за несколько дней без единого боя или кровопролития подчинил себе часть острова.
Таковы были деяния Клавдия, которые, после жестокостей Тиберия и безумств Калигулы, снискали ему заслуженную любовь и привязанность народа. Впрочем, по большей части всё это направлялось не им, а волею его жены и вольноотпущенников, и он почти всегда и во всём вёл себя так, как им было угодно или выгодно. Он даже до такой степени был у них в подчинении, что держал себя не как правитель, а как служитель: ради выгоды, желания, прихоти любого из них он щедро раздавал и должности, и военачальства, и прощения, и наказания, обычно даже сам ничего не зная и не ведая об этом. Даже Аппия Сплана, своего тестя, даже двух Юлий, своих племянниц, дочь Друза и дочь Германика, он предал смерти, не доказав обвинения и не выслушав оправдания, по одним наветам жены своей Мессалины, а вслед за ними — Гнея Помпея, мужа старшей своей дочери. Тридцать пять сенаторов и более трёхсот римских всадников были казнены им с редким безразличием. При этом он был так рассеян, что многих приговорённых к казни и уже умерщвлённых на следующий день звал на совет или на игру в кости.
Глупость Клавдия засвидетельствована многими анекдотами, но всё же далеко не очевидна. Ещё Август становился в тупик перед вопросом: в здравом уме Клавдий или нет, так как явное тупоумие постоянно соседствовало в нём со столь же несомненным здравым смыслом. В дальнейшем сохранялась та же неопределённость. Многие речи принцепса в сенате доказывают, что он обладал и здравостью суждений, и широкой образованностью. Но вместе с тем и в словах, и в поступках он часто обнаруживал такую необдуманность, что казалось, он не знает и не понимает, кто он, с кем, где и когда говорит.
Женат Клавдий был несколько раз, и все его браки оказались неудачны. Первой женой его была Плавтия Ургуланилла. Он развёлся с ней из-за наглого разврата и из-за подозрения в убийстве. Второй женой стала Элия Петина, которую он тоже отверг из-за мелких ссор. После них в 39 году он женился на Валерии Мессалине. Эта третья его жена своей невероятной развращённостью превзошла всех своих современниц. По свидетельству Аврелия Виктора, она совершала прелюбодеяния повсюду и как бы по праву, предаваясь разврату совершенно открыто, на глазах у всего города. Клавдий был единственным, кто ни о чём не знал. Наконец Мессалина преисполнилась такой дерзости, что, не таясь ни от кого, сыграла свадьбу со своим любовником Силием. Тогда вольноотпущенники Клавдия, Каллист и Нарцисс, вершившие от его имени всеми делами, стали опасаться за свою судьбу: как бы Силий, бывший праправнуком Августа, набрав такую власть, не совершил государственный переворот и сам не сделался принцепсом. В этой крайности они рискнули донести Клавдию о происках его жены и изобразили дело так, что жизнь его подвергается серьёзной опасности. Клавдий от этого внезапного известия впал в такую растерянность, что не мог ни на что решиться, и Нарцисс своей властью довёл дело до конца. По его настоянию сначала был казнён Силий, а потом умерщвлена Мессалина.
В день смерти жены Клавдий поклялся перед воинами, что отныне он пребудет безбрачным, а если не устоит, то пусть они заколют его своими руками. Но прошло немного времени, и он был обольщён лукавой Агриппиной — дочерью его брата Германика, пользовавшейся своим правом на поцелуи и родственные ласки. Новый брак Клавдия явился причиной решительных перемен в государстве: всем стала управлять женщина, которая вершила делами Римской державы отнюдь не побуждаемая разнузданным своеволием, как Мессалина; она держала узду крепко натянутой, как если бы та находилась в мужской руке. Все усилия она сосредоточила на том, чтобы устроить судьбу своего сына от первого брака Луция Домиция. В 50 году по её настоянию Клавдий усыновил Луция под именем Тиберия Клавдия Нерона, а потом назначил его своим наследником. Когда всё это было сделано, Агриппина, опасаясь, как бы Клавдий по какой-нибудь причине не изменил своего решения, решила умертвить его. Сначала яд был примешан к изысканному грибному блюду. Клавдий отравился, но потом ему полегчало. Тогда врач Ксенофонт, как бы для того, чтобы вызвать рвоту, ввёл в горло Клавдия смазанное быстродействующим ядом перо. Агриппина несколько дней скрывала смерть мужа и тем временем подготовила всё для принятия власти Нероном.
Клавдий приходился родным племянником Тиберию и дядей Гаю Калигуле. Отец его, Друз Германик, был известным полководцем, воевавшим как с иллирийцами, так и с германцами, а мать, Антония Младшая, была дочерью триумвира Марка Антония и племянницей Августа. В течение всего детства и юности Клавдий страдал долгими и затяжными болезнями, от которых так ослабел умом и телом, что в совершенных летах считался неспособным ни к каким общественным или частным делам. Даже после того как он вышел из-под опеки, он ещё долго оставался в чужой власти и под присмотром дядьки. Правда, в благородных науках он с юных лет обнаруживал незаурядное усердие и не раз даже издавал свои опыты в той или иной области; но и этим не мог он ни добиться уважения, ни внушить надежды на лучшее своё будущее. Бабка его Ливия всегда относилась к нему с глубочайшим презрением, говорила с ним очень редко и даже замечания ему делала или в записках, коротких и резких, или через рабов. Собственная мать Антония говорила, что он урод среди людей, что природа начала его и не кончила, и, желая укорить кого-нибудь в тупоумии, говорила: «Глупей моего Клавдия». Октавиан Август прямо выражал сомнения в его умственной полноценности и долго колебался: допустить ли ему Клавдия к прохождению должностей, или сразу махнуть на него рукой. Наконец он отстранил его от всех должностей, кроме авгурства (наблюдения за полётом и криком птиц).