До конца 60-х годов XVI века „стартовыми площадками"
испанских тихоокеанских экспедиций были гавани Испании и Мексики. В
Лиме — резиденции вице-королей Перу — давно уже собирали сведения о
южной половине Тихого океана. Еще в 1549 году вице-король Педро де Гаска
писал Карлу V.
„…похоже, что это Южное море усеяно многочисленными
большими островами… и очень возможно, что на тех из них, которые лежат
под экватором или близ оного, есть пряности, ибо климат на них такой же,
как на Молукках".
В век великих географических открытий чудеса все еще
казались возможными. Люди были в этом отношении легковерны и надеялись
найти в неведомых морях сокровища царя Соломона, спрятанные им в
таинственной стране Офир.
Но одновременно с мифом о стране Офир возникла и
другая, еще более завлекательная версия. Создателем ее был некто Педро
Сармьенто де Гамбоа, испанский идальго, моряк, инженер и астроном. Он
появился в Лиме в 1557 году. Скитаясь по селениям и городам Перу,
Сармьенто узнал весьма любопытную перуанскую легенду. Это было сказание о
заморском походе инки Тупака-Юпанки, предпринятом лет за восемьдесят до
испанского завоевания Перу, во второй половине XV века. Тупак-Юпанки
якобы ходил с войском на больших бальсовых плотах к каким-то островам
Ачачумби и Ниньячумби. Он открыл и завоевал эти острова и привез оттуда
черных людей и много золота, бронзовый трон, а также шкуру и челюсть
лошади.
Легенда о походе Тупака-Юпанки обросла явными
вымыслами. Конечно, ни бронзового трона, ни тем более лошадиной челюсти
инка не мог вывезти ни с дальних, ни с ближних островов Тихого океана.
Сармьенто считал, однако, что острова, открытые Тупаком-Юпанки, лежат не
к северо-западу, а к юго-западу от главной перуанской гавани — Кальяо. В
середине 1567 года Сармьенто передал Гарсиа де Кастро проект экспедиции
в Южное море. Правитель Перу заинтересовался этим планом.
Однако в дальнейшем дела сложились совсем не так,
как предполагал Сармьенто. То ли Гарсиа де Кастро не слишком доверял
человеку, осужденному инквизицией, то ли он стремился, прежде всего,
порадеть своим родичам и друзьям, но руководителем экспедиции, которая в
июле — октябре 1567 года снаряжалась в Кальяо, назначен был не
Сармьенто, а племянник Гарсиа де Кастро двадцатидвухлетний кавалер
Альваро Менданья де Нейра. Выбор этот оказался на редкость удачным.
Менданья очень быстро приобрел опыт вождения кораблей в открытом море, а
умом, отвагой и чувством такта он был наделен от природы.
Гарсия де Кастро в своих донесениях королю
сознательно не упоминал об островах, некогда открытых Тупаком-Юпанки.
Гораздо внушительнее казалась версия о поисках сокровищ царя Соломона.
И, кроме того, правитель Перу опасался, что планы экспедиции могут быть
сорваны. В Лиме и Мадриде к рейду в Южное море многие относились весьма
скептически. Против экспедиции выступал главный фискал перуанского
вице-королевства, который доказывал, что затея Гарсиа де Кастро дорого
обойдется казне. Это был серьезный и убедительный довод, но Гарсиа де
Кастро ловко отражал выпады своих недругов. Он сопровождал свои
мемориалы неопровержимыми ссылками на Библию, в силу чего фискал и его
единомышленники приобретали неблаговидный облик маловеров, подвергающих
сомнению Откровения Священного писания.
Сармьенто причислили к экспедиции в качестве
сверхштатного кормчего. Главным кормчим был назначен Эрнан Гальего,
опытный моряк, который десять лет плавал у перуанских и чилийских
берегов.
Снаряжены были два корабля — „Капитана" и
„Альмиранта" водоизмещением соответственно 250 и 110 тонн. В море
отправились восемьдесят моряков, семьдесят солдат, четверо монахов и
несколько негров-рабов. Менданья, Гальего и Сармьенто возглавили команду
„Капитаны"; „Альмиранта" была вверена старому солдату Педро де Ортеге.
На борт было взято много оружия и боеприпасов. Но
продовольствия и пресной воды захватили в обрез. Менданья и Сармьенто
считали, что плавание будет недолгим, никто не предполагал, что первую
землю участники экспедиции увидят лишь на шестьдесят третий день
плавания.
Сохранились дневники и записки нескольких участников
плавания. Помимо отчета Сармьенто имеются дневники Менданьи, Гальего и
казначея Гомеса Катойры, причем наиболее подробно путешествие в Южном
море описано Катойрой.
19 ноября 1567 года „Альмиранта" и „Капитана"
покинули Кальяо и взяли курс на запад-юго-запад. Этот курс был намечен
Сармьенто. Менданья и Гальего должны были следовать в этом направлении
600 лиг, ибо, по мнению Сармьенто, в шестистах лигах от Кальяо, на 23°
южной широты, находились искомые острова. Однако в начале декабря курс
был изменен, и корабли пошли прямо на запад в интервале между 15° и 16°
южной широты, а затем в середине декабря направились на
запад-северо-запад.
Испанские мореплаватели в то время уже хорошо знали,
что в десятых широтах южного полушария всегда дуют юго-восточные
пассаты и что, используя их, в этой части Южного моря можно продвинуться
далеко на запад. Но никто в экспедиции, разумеется, не мог подозревать,
что на этом пассатном курсе, примерно у 130° западной долготы, корабли
войдут в широкий „пролив" между двумя островными созвездиями Южного
моря — Маркизскими островами и архипелагом Туамоту. Через этот „пролив"
корабли проследовали в двадцатых числах декабря.
Затем примерно на 6° южной широты и 160° западной
долготы Гальего взял курс на запад. Корабли прошли через „пролив" между
островами Феникс и Токелау.
15 января 1568 года, около 9 часов утра, юнга
заметил с топа мачты землю. Это был небольшой островок, который Менданья
назвал островом Иисуса. Остров находился на рубеже западного и
восточного полушарий, в архипелаге Эллис. По всей вероятности, это был
один из самых северных атоллов этого архипелага, возможно, атолл Нанумеа
или атолл Ниутао. От Новой Гвинеи острова Эллис лежат в 1500 милях, но
именно здесь проходит восточная граница меланезийской островной
„галактики", населенной темнокожими и курчавыми людьми — близкими
родичами новогвинейских папуасов.
Следуя дальше на запад, экспедиция 1 февраля открыла
гряду низких островов и мелей, которая названа была мелями Канделярии
(по всей вероятности, это был атолл Онтонг-Джава к северу от Соломоновых
островов). За семьдесят четыре дня корабли прошли огромный путь и
находились в 8 тысячах миль от Кальяо. Не 600 лиг, как это первоначально
предполагалось, а по крайней мере 2 тысячи лиг прошли корабли, и по
длине этот путь был равен одной трети земного экватора. Соломоновы
острова надо было найти в ближайшие же дни, иначе экспедицию ожидали
позор и бесславие. Мели Канделярии явно указывали на близость пока еще
неведомых земель, и если бы эти земли оказались обитаемыми, каждый
участник экспедиции с чистым сердцем присягнул бы, что именно они и есть
острова царя Соломона.
2 февраля, утром, был замечен высокий берег. Это был
большой остров в большом архипелаге, который с тех пор получил название
Соломоновых островов.
„Богу угодно было, — говорит Менданья, — чтобы в
субботу 7 февраля, утром… Эрнан Гальего, главный кормчий, увидел землю,
которая казалась очень высокой. И поскольку была она столь обширна и
высока, мы решили, что, должно быть, это материк. Находилась она в тот
момент, когда ее приметили, в 15 лигах, и весь этот день и весь
следующий мы шли к ее берегам. К нам подошло множество маленьких каноэ, и
все индейцы были вооружены луками и копьями из пальмовой древесины. Они
знаками выражали мирные намерения…"
Кроме кокосовых орехов и мучнистых клубней таро и ямса, Соломоновы острова ничего не могли дать заморским гостям.
Впрочем, даже если бы в недрах этого архипелага
таились сокровища Офира, взять их было отнюдь не легко. Недаром спустя
триста с лишним лет после открытия Соломоновых островов английский
натуралист Гаппи писал, что европеец:
„…подобен здесь человеку, открывшему богатейшую
залежь, из которой ему, однако, дозволено взять лишь ту ничтожную долю
богатств, которую он способен унести на собственных плечах. Право же,
нигде ему не приходится испытывать такие, поистине танталовы, муки, как
на этих островах".
Танталовы муки спутников Менданьи начались сразу же
по прибытии на эти острова. Вождь Билебенара, с которым испанцы на
первых порах установили контакт, скрылся, видимо, поняв, как трудно
будет ему прокормить сто пятьдесят незваных гостей. Менданья послал
Сармьенто на берег в поисках вождя. Сармьенто силой захватил дядю
Билебенары (сам вождь от него сбежал), перебил по пути немало островитян
и возвратился к кораблям. Итоги этого набега огорчили Менданью, он
понимал, что пальбой из аркебузов и захватом заложников нельзя наладить
мирные и дружественные отношения с островитянами.
21 февраля он велел Сармьенто доставить „индейцам"
дядю вождя и возвратить взятые у них трофеи. С туземцами был заключен
мир — довольно непрочный. Питаясь позеленевшими от плесени сухарями,
матросы день и ночь трудились на песчаном берегу бухты. Здесь по приказу
Менданьи строили небольшой корабль, на котором, как справедливо полагал
командир экспедиции, без труда можно будет обследовать берега
новооткрытых земель.
4 апреля „Сантьяго" был спущен на воду. Ортега и
путешественники направились на восток вдоль северного берега острова
Санта-Исабель, дошли до его восточной оконечности, оттуда проследовали к
югу и открыли большой остров, который назвали Гуадалканалом.
8 мая „Капитана" и „Альмиранта" покинули воды этого острова и отправились к Гуадалканалу. „Земля эта, — писал Сармьенто, — привлекательна с виду, довольно высока, густо населена, пищи тут вдоволь". Это последнее соображение и побудило Менданью на некоторое время обосноваться на Гуадалканале.
К концу мая 1568 года из строя выбыло тридцать
восемь человек. Тлетворное дыхание соленых мангровых болот отравляло
людей, жестокая лихорадка трепала их день и ночь. Не без основания
американцы называли Гуадалканал зеленым адом, а японцы окрестили этот
райский на вид остров „западней дракона".
На поиски более удобных земель вторично был послан
„Сантьяго". От северного берега Гуадалканала моряки пошли к острову
Малаите, населенному воинственными „индейцами", затем открыли также
весьма негостеприимный остров Сан-Кристобаль. В начале июня „Сантьяго"
возвратился к месту стоянки кораблей у берегов Гуадалканала. 18 июня
„Капитана" и „Альмиранта" покинули Пуэрто-де-ла-Крус — бухту, где
корабли простояли сорок четыре дня. 1 июля оба судна отдали якорь в
одной из гаваней на южном берегу острова Сан-Кристобаль. Высадившись у
большого селения, изголодавшиеся моряки немедленно приступили к
„заготовке" съестных припасов, применяя при этом оружие. Островитяне
стремглав бежали в лес, несколько человек были убиты в неравном бою с
испанцами. В третий раз был послан на рекогносцировку „Сантьяго".
Разведчики дошли до „края земли" — островков, лежащих к востоку от
острова Сан-Кристобаль.
Таким образом, Менданья и его спутники открыли почти
всю южную группу Соломоновых островов — острова Санта-Исабель, Малаиту,
Гуадалканал и Сан-Кристобаль В этой группе остался неоткрытым только
небольшой остров Реннел к юго-западу от Сан-Кристобаля.
В августе в лагере началось брожение. Менданья не
желал возвращаться в Кальяо, и у него нашлись сторонники, правда,
немногочисленные. Он предложил немедленно направиться дальше на поиски
земли, где можно было обосноваться. В случае если бы не удалось найти
такую землю на дистанции 150 лиг, следовало возвратиться к берегам
Гуадалканала и заложить там поселение.
Это предложение было отвергнуто. Все согласились с
тем, что надлежит как можно скорее покинуть Сан-Кристобаль и взять
обратный курс. Гальего полагал, что следует пересечь экватор, подняться
до 15–20° северной широты и затем маршрутом Урданеты проследовать к
берегам Калифорнии.
11 августа корабли покинули гавань. Начался самый
тяжкий этап путешествия — многомесячный обратный переход через Южное
море. 6 сентября корабли пересекли экватор и вступили в воды северного
полушария. Спустя одиннадцать дней был открыт небольшой атолл в группе
Маршалловых островов (по всей вероятности, атолл Наму). Изголодавшиеся
моряки бросились к селению (жители его предусмотрительно бежали прочь),
но поживились здесь лишь гнилыми плодами пандануса. В качестве живого
трофея захвачен был тощий петух. Любопытно, что на этом забытом Богом
островке найдено было ржавое железное долото Очевидно, незадолго до
экспедиции Менданьи здесь побывали какие-то испанские мореплаватели.
Затем корабли направились на северо-северо-восток. 2
октября открыт был одинокий необитаемый островок — Уэйк. Ни воды, ни
плодов обнаружить тут не удалось, Менданья урезал дневные рационы:
каждому члену экипажа вне зависимости от его звания выдавалась кружка
протухшей воды и полфунта сухарей.
17 октября после полудня начался жестокий шторм. „Я плавал 45 лет, —
писал Гальего, — но никогда еще не видел, чтобы ветер налетал с такой
силой". И на „Капитане" и на „Альмиранте" паруса были изодраны в клочья.
Волны непомерной высоты перехлестывали через палубы, на „Капитане"
смыло рубку и надстройку, в которой помещались каюты командиров.
Во время шторма корабли разлучились. Оба корабля
следовали, однако, одним и тем же курсом на восток, примерно вдоль 28°
северной широты. На „Капитане", как отмечает Катойра, люди совсем
приуныли. Матросам и солдатам казалось, что никогда не удастся дойти до
Калифорнии, и они потребовали, чтобы Менданья повернул назад к
Соломоновым островам. Это требование Менданья категорически отверг.
Объявился новый враг — цинга. У людей распухали руки и ноги, из
кровоточащих десен выпадали зубы. От цинги и голода многие слепли.
Миновал ноябрь, но никаких признаков земли не было видно. На
„Альмиранте" допивали последние капли воды; Ортега тяжело заболел, и
потрепанный бурями корабль вел Сармьенто. Его вахта была бессменной, ибо
почти вся команда выбыла из строя.
12 декабря с „Капитаны" заметили в море большое бревно; оно „было чистым и не обросло ракушками",
и это внушило всем надежду на близость берега. Но только семь дней
спустя, 19 декабря, Гальего с кормы „Капитаны" заметил землю. То был
безлюдный калифорнийский берег, вдоль которого Менданья повел „Капитану"
на юг. Только 23 января 1569 года, на сто шестьдесят второй день
плавания, „Капитана" была введена в мексиканскую гавань Колиму, куда
спустя три дня вошла „Альмиранта". Путешествие, однако, на этом не
закончилось.
До Кальяо оставалось 2 тысячи миль, а местные
власти, не получив соответствующих указаний свыше, категорически
отказались отпустить средства и материалы для ремонта кораблей.
Когда 4 апреля Менданья привел „Капитану" и
„Альмиранту" в гавань Коринто, на побережье Никарагуа, где обычно
ремонтировались казенные суда, начальник порта отказался дать взаймы
необходимые для ремонта суммы, и Менданья продал и заложил все свое
имущество, чтобы оплатить ремонт судов.
26 мая корабли вышли из Реалехо и 26 июля прибыли в
Кальяо. Экспедиция в Южное море закончилась. Итоги этой экспедиции в
весьма малой степени соответствовали ожиданиям ее организаторов. Не
удалось найти сокровищ царя Соломона, не было на новооткрытых островах
золота, серебра, жемчуга и алмазов. А Менданье хорошо было известно, что
все земли, где не удалось открыть драгоценных металлов, числились в
коронных реестрах как никчемные.
„На мой взгляд, — писал королю в марте 1569 года
Хуан де Ороско (чиновник, которому поручено было опросить Менданью и его
спутников), — и сообразно тому отчету, который я получил (от Менданьи),
острова, открытые на западе, имеют весьма ничтожное значение… ибо в
ходе сих открытий не было найдено даже признаков пряностей, золота и
серебра и иных источников дохода, а населяют те острова голые дикари…"
Секретные карты Соломоновых островов были надежно упрятаны в архивные тайники.
А между тем этот „бесплодный" поход на Соломоновы
острова был великим географическим подвигом. 16–17 тысяч миль прошли
корабли экспедиции Южным морем, в водах, которые до той поры не посещали
европейские мореплаватели. Открыт был новый путь, пересекающий почти
весь Тихий океан в приэкваториальных водах южного полушария, открыты
острова и архипелаги в западной, наиболее отдаленной от европейских и
перуанских гаваней, части Южного моря. Ведь от Соломоновых островов
рукой подать было не только до Новой Гвинеи, Филиппин и Малайского
архипелага, но и до большой земли, которую суждено было тридцать с
лишним лет спустя открыть голландским мореплавателям и которая ныне
носит название Австралия.
Вторично эти острова удалось открыть лишь через
двести лет, причем слава этого открытия досталась не испанским
мореплавателям, а французу Бугенвилю и англичанину Картерету.
Менданью не обескуражил плачевный финал экспедиции
на Соломоновы острова. Возвратившись в Перу, он немедленно разработал
план новой экспедиции. Ему все еще казалось, что этот далекий,
населенный воинственными островитянами архипелаг можно превратить в
цветущую колонию Испании. Менданья полагал, что на Соломоновы острова
надо перебросить несколько сот колонистов (мужчин и женщин, земледельцев
и ремесленников) и с их помощью заложить на Гуадалканале и
Сан-Кристобале города и расчистить под плантации непроходимые джунгли.
В 1574 году, спустя пять лет после возвращения
экспедиции в Перу, испанские власти в Мадриде утвердили проект Менданьи.
Ему было отпущено десять тысяч дукатов и разрешено снарядить флотилию
для перевозки на Соломоновы острова пятисот переселенцев, скота и
необходимого инвентаря. Он должен был в течение шести лет построить три
укрепленных городка. Менданья покинул Испанию и направился в Перу, где
надеялся сразу же снарядить флотилию В начале 1577 года он прибыл в
Панаму. Панама лежала в десяти днях пути от перуанских гаваней, и
Менданья был убежден, что в середине или, в крайнем случае, в конце того
же 1577 года он отправится к Соломоновым островам. Но он ошибся в своих
расчетах.
Принимая к исполнению инструкции из центра,
вице-короли и губернаторы колоний проводили в жизнь только те указания,
которые были им выгодны. „Obedezco, pero no cumplo" — „Подчиняюсь, но не исполняю" — такой формулой руководствовались местные власти.
Хотя проект Менданьи был утвержден королем и, хотя
сам король обещал ему титул маркиза, все это не помешало Панамскому
губернатору бросить Менданью в тюрьму, а вице-королю Перу задержать на
восемнадцать лет (!) снаряжение второй экспедиции в Южное море.
К проектам Менданьи в Испании и в Перу вернулись
лишь в 1594 году. В 1588 году у берегов Англии погибла испанская
„Непобедимая армада", Испания уже не была великой морской державой, и
Менданья решительно ничего не добился бы, если бы на его счастье
Соломоновыми островами не заинтересовался новый вице-король маркиз
Каньете. Очень быстро удалось снарядить четыре корабля — два больших
„Сан-Херонимо" и „Санта-Исабель" и два маленьких „Сан-Фелипе" и
„Санта-Каталина". На них отправились в плавание триста семьдесят восемь
человек — матросы и солдаты с женами и детьми.
Главным кормчим экспедиции назначен был молодой
моряк, португалец родом, Педро Фернандес де Кирос (1565–1614), которому
спустя несколько лет суждено было совершить очень важные открытия в
южных морях. Киросу принадлежит и самое обстоятельное описание второй
экспедиции Менданьи.
Менданья 1567 года и Менданья 1595 года — это, в
сущности, совершенно разные люди. Во второе плавание отправлялся не
юноша с отзывчивой душой, мягким сердцем и твердой волей, а издерганный
многолетними скитаниями по канцеляриям пожилой человек, обремененный
многочисленным семейством, больной, желчный и нерешительный. Его
супруга, донья Изабелла, женщина властная и вздорная, вышла в плавание
вместе с мужем, к экспедиции примкнул и шурин Менданьи — Лоренсо де
Баррето.
Организована экспедиция была плохо. Не удалось даже
снабдить экипажи необходимым запасом продовольствия, и флотилия, выйдя
из Кальяо 9 апреля 1595 года, направилась вдоль берега к северу, чтобы в
попутных гаванях раздобыть провиант. В начале июня корабли добрались до
Пайты, порта в северной части Перу, и оттуда 16 июня вышли в море.
Корабли сперва шли на юго-запад, затем в полосе
юго-восточных пассатов и Южного Пассатного течения направились на
запад-юго-запад и на запад-северо-запад. 21 июля 1595 года на 10° южной
широты был открыт гористый остров, названный Магдаленой. Это был остров
Фату-Хива в Маркизском архипелаге. Сперва морякам показалось, что остров
необитаем, но вскоре у южного берега они заметили около семидесяти
каноэ, переполненных людьми. Эта флотилия подошла к кораблям.
Островитяне были удивительно красивы — высокие, светлокожие, статные,
они совсем не походили на соломонийцев. Их прямые черные волосы свободно
падали на плечи, все тело было разрисовано синей краской. Кирос пишет,
что один десятилетний мальчик казался истинным ангелом.
„…Меня, — говорит он, — объяла великая печаль, что такое прекрасное создание обречено на погибель".
Кирос имел в виду, что юному островитянину как
язычнику не доведется попасть в рай. А между тем добрые христиане,
которые пришли с ним, многим землякам этого мальчика уже готовили
погибель не на том, а на этом свете.
Островитяне исключительно гостеприимно встретили
испанцев. Они привезли на корабли кокосовые орехи, бананы и воду в
бамбуковых стеблях. Не зная европейских правил хорошего тона, они
кинулись на палубы и принялись ощупывать странных гостей, с легким
сердцем присваивая себе все, что им было по душе. Начальник вооруженных
сил экспедиции — Педро Манрике, старый жестокий солдат, приказал дать
залп по островитянам. Семь-восемь человек были убиты на месте, остальные
кинулись в воду, вплавь добрались до каноэ и обратились в бегство.
Такова была первая встреча испанцев с местными жителями.
Корабли двинулись дальше. Открыты были острова Мотане (Сан-Педро), Хива-Оа (Доминика) и Тауата (Санта-Кристина).
Всему архипелагу Менданья в честь маркизы Каньете
(супруги вице-короля Перу) дал название Маркизских островов. Это был
один из важнейших архипелагов Полинезии, той части Океании, куда еще не
проникали до сих пор европейцы.
К несчастью для обитателей Санта-Кристины, именно
этот остров был избран временной базой экспедиции Менданья высадился на
Санта-Кристине, прошел в близлежащее селение, отслужил там мессу и
посеял на околице маис. Однако Манрике вел себя далеко не столь мирно Он
устроил резню на берегу, а когда к кораблям на двух каноэ подошли
островитяне со связками кокосовых орехов, он перебил половину гостей, а
троих туземцев повесил на реях. Менданья был возмущен этой расправой, в
не меньшей мере осуждал эти действия и Кирос, но свирепый солдафон не
подчинялся ни командиру флотилии, ни ее главному кормчему.
„Этот человек, — пишет Кирос, — убивал с удовольствием, ибо ему нравилось убивать…"
Маркизские острова казались испанцам земным раем.
Гористые, покрытые густыми лесами, они в отличие от Соломоновых островов
наделены были природой мягким и здоровым климатом. Великолепной пресной
воды было везде вдоволь; на Санта-Кристине, вокруг отличной бухты
Мадре-де-Дьос, где стояла на якоре флотилия, разбросаны были селения с
деревянными домами, крытыми тростником.
Менданья хотел оставить на Маркизских островах
тридцать человек, но охотников найти не удалось. Все стремились на
Соломоновы острова, о которых с легкой руки теперь уже покойного
Сармьенто в Перу ходили всевозможные легенды. 5 августа 1595 года
флотилия покинула Маркизские острова. За две недели испанцы водрузили на
островах три креста и убили двести человек.
„Нет, — в сердцах писал Кирос, — такие злодеяния
нельзя совершать, нельзя поощрять, нельзя допускать и нельзя терпеть. За
подобные дела следует карать при первой же возможности…"
Менданья и Кирос шли прямо на Соломоновы острова, но
от Маркизских островов до этого вожделенного архипелага более 4 тысяч
миль, и терпение истомленных долгим плаванием участников экспедиции
истощилось у рифов Солитарии. На кораблях открыто издевались над
Менданьей.
„Эти Соломоновы острова, — говорили его спутники, —
либо ушли со своего места, либо поглощены морем; а скорее всего, старый
чурбан забыл, где они есть".
Однако в ночь с 7 на 8 сентября с кораблей была
замечена земля. Наутро показался высокий большой остров с горой
конической формы. Из ее недр вырывался мощный сноп огня. Это был не
входящий в состав Соломоновых островов остров Ндени. Менданья назвал его
островом Санта-Крус (Святого Креста), и название это впоследствии
перешло на весь архипелаг, к которому он принадлежит.
Навстречу гостям вышла флотилия из пятидесяти
маленьких каноэ с балансиром. Люди в каноэ нисколько не походили на
обитателей Маркизских островов, но зато очень напоминали соломонийцев.
Кожа у них была черная, волосы курчавые, тело разрисовано красной и
белой краской, а зубы выкрашены в кроваво-красный цвет. Почти у всех на
шеях были бусы из акульих зубов и блестящих раковин, а в волосы и ноздри
воткнуты ярко-красные перья. Вооружены они были тяжелыми палицами,
луками и дротиками. Менданья обратился к островитянам с приветствием на
языке жителей Соломоновых островов, но никто его не понял.
Кирос неизменно подчеркивает, что островитяне
отличались исключительно мирным нравом. Спустя двести-двести пятьдесят
лет все путешественники отмечали, что обитатели острова Санта-Крус
свирепы и воинственны. Надо полагать, что характер их изменился после
печального знакомства с заморскими гостями… Ведь спустя несколько дней
Манрике по пустячному поводу предпринял карательный поход и не только
сжег дотла дома и каноэ островитян, но под корень срубил их кокосовые
пальмы.
Остров Санта-Крус куда больше Санта-Кристины, и
природа здесь богаче. Но здешний климат убийственно действовал на
испанцев. Лихорадкой болели все поголовно, люди едва держались на ногах.
На кораблях и в лагере, разбитом на берегу, нарастало брожение, Манрике
готовил „дворцовый переворот". Однако Лоренсо де Баррето и донья
Изабелла решили взять инициативу в свои руки: с согласия Менданьи старый
палач был завлечен в ловушку и убит.
В октябре в лагерь пришла смерть. 18 октября умер
Менданья; Баррето пережил его на две недели, и к началу октября на
острове уже было сорок семь могил. Все стремились как можно скорее
вырваться отсюда. Решено было покинуть Санта-Крус и идти на Филиппины. О
Соломоновых островах уже никто не помышлял. 18 ноября Кирос повел
флотилию, которая к тому времени уже потеряла один корабль, на север. По
пути к Филиппинам корабли разлучились, один из них пропал без вести, и
только два дошли в феврале 1596 года до Манилы. Лишь два года спустя
Кирос добрался до Лимы с печальными известиями о гибели Менданьи и более
двухсот участников экспедиции.
Итоги этой экспедиции, однако, весьма существенны.
Открыты были Маркизские острова — первый полинезийский архипелаг — и
острова Санта-Крус на восточных рубежах Меланезии. Эстафета дальнейших
открытий в Океании перешла к энергичному преемнику Менданьи — Педро
Фернандесу де Киросу, с именем которого связаны последние великие
испанские экспедиции XVI — начала XVII веков.
|