Ученый, философ, врач, музыкант Жил в Средней Азии и Иране, был врачом и везиром при разных правителях.

В философии продолжал традиции арабского аристотелизма, отчасти неоплатонизма. Основные философские сочинения «Книга исцеления», «Книга указаний и наставлений», «Книга знания», энциклопедия теоретической и клинической медицины «Канон врачебной науки» (в 5-ти частях).

На Востоке его называли «аш-Шейх» Мудрец, Духовный Наставник, или «ар-Раис» Глава, Правитель, более же всего он был известен под именем объединяющим оба эпитета, «аш Шейх ар Раис». У него было еще одно почетное звание «Худжат аль-Хак», то есть Авторитет Истины. А на Западе, в средневековой христианской Европе, он прославился под латинизированным именем Авиценна.

Абу-Али аль-Хусейн Ибн Абдаллах Ибн Сина — полное имя великого ученого и философа.

Родился аш-Шейх ар-Раис в 980 году в одном из селений близ Бухары Его отец — чиновник по финансово-податной части был не лишен научных и философских знаний и был связан с исмаилитскими кругами. По своему философскому содержанию исмаилитское учение представляло собой синтез античной мудрости и религиозно-философских воззрений Востока. По разговорам дома с приезжавшими из фатимидского Египта исмаилитами, он, по его словам, еще в детском возрасте приобщился к некоторым философским понятиям.

Об этом он рассказывал своему ученику так «Отец был среди тех, кто откликнулся на проповедь египтян, и стал считаться исмаилитом. Он, а с ним и мой брат, слушал их рассуждения о душе и разуме как об этом говорят и как это понимают они сами. Иногда, бывало, они обсуждают эти вопросы между собой, а я прислушиваюсь к ним, понимаю, о чем говорят, но душой не принимаю, и они начинают меня убеждать. Заводили они также разговоры о философии, геометрии и индийском счете».

Беседы эти происходили в Бухаре, когда переселившийся сюда вместе с семьей Абу-Али уже получил первоначальное образование, изучив, в частности, Коран и словесные дисциплины к десяти годам столь основательно, что ему «диву давались». Овладев затем основами мусульманского права и математики, Абу-Али приступил к занятиям с приехавшим в Бухару ученым Абу-Абдаллахом ан-Натили. Учеба подвигалась быстро, и вскоре одаренному ученику пришлось самому растолковывать учителю некоторые слишком тонкие для того вопросы. После этого он взялся за самостоятельное штудирование книг по физике и метафизике.

«Вскоре, — вспоминает Ибн Сина, — во мне пробудилась склонность к медицине, и я взялся за изучение посвященных ей сочинений. Врачебная наука отнюдь не относится к разряду трудных, а потому я преуспел в ней за самый короткий срок настолько, что учиться у меня медицине начали почитаемые всеми врачи. Пока я пользовал больных, мне открылись такие дающиеся опытом способы лечения, которые нигде не были описаны. И было мне в ту пору от роду шестнадцать лет».

Работа над первоисточниками и комментаторскими сочинениями по логике, физике и математике шла в очень напряженном ритме.

«За это время не выпало и ночи, чтоб я вдоволь отоспался, и не было случая, чтоб я в течение дня занимался чем-нибудь посторонним. Я клал перед собой стопкой листы бумаги и, разбирая доказательства, каждый раз записывал, какие у оных силлогистические посылки, каков их порядок, какие выводы из них могут следовать, и при этом старался не упустить из виду условий, коим должны отвечать их посылки, и так до тех пор, пока наконец вопрос не становился мне ясен.

Если с тем или иным вопросом у меня не ладилось и мне не давался в нем средний термин силлогизма, я отправлялся в соборную мечеть и молился, взывая о помощи к Создателю Вселенной, пока мне не отмыкалось то, что было замкнутым, и облегчалось то, что было многотрудным. Возвратившись домой, я ставил перед собой светильник и вновь принимался читать и делать записи.

Всякий раз, как одолевала меня дрема или чувствовалась усталость, я обращался к кубку с вином и пил, чтоб ко мне вернулись силы, и затем возобновлял занятия, а всякий раз, как мною овладевал сон, мне те же самые вопросы являлись в сновидении, и немало их мне прояснилось во сне. И так продолжалось до той поры, пока я окончательно не окреп во всех науках и стал разбираться в них в меру человеческих возможностей. Все, что было познано мною тогда, таково, будто я познал это только теперь, по сей день к тому не прибавилось ровно ничего», — рассказывал философ многие годы спустя.

Впрочем, именно при штудировании Аристотелевой «Метафизики» у молодого Абу-Али возникли неожиданные затруднения.

«Замысел сей книги оказался для меня столь неясен, что она была вот уже сорок раз как перечитана и запомнилась мне наизусть, а я все равно не мог уразуметь ни самой ее, ни ее назначения. Отчаявшись, я сказал себе вот книга, к постижению которой нет ни единого пути».

Но помог случай, приведший его на книжный базар и столкнувший с книгопродавцом, который уступил ему за три дирхема некую книжку по философии.

«Покупаю, — вспоминает он, — и оказывается, что это сочинение Абу-Насра аль-Фараби о целях книги «Метафизика». Вернувшись домой, я тотчас принялся за чтение, и предо мною разом раскрылись цели этой книги, ведь она еще прежде мне запомнилась наизусть. Возрадовавшись, назавтра я щедро одарил бедных во благодарение Всевышнего Аллаха».

Из двух работ аль-Фараби, посвященных «Метафизике», в руки Абу-Али вероятнее всего попала та, что известна под названием «Книга букв». Тем временем об Ибн Сине уже распространилась слава как об искусном враче. Молва эта дошла и до правителя Бухары Нуха Ибн Мансура, страдавшего от болезни, с которой не в силах были справиться его врачи. Эмир вызвал к себе семнадцатилетнего Абу-Али, и тот, после участия в его лечении, «служением ему удостоился отличия», получив, в частности, доступ к редчайшему собранию книг в эмирской библиотеке (библиотека вскоре сгорела, и злые языки говорили, что это дело рук Абу-Али, стремившегося таким путем монополизировать почерпнутые из уникальных книг знания).

К восемнадцати годам, вновь подчеркивает Абу-Али, «со всеми этими науками уже было покончено. С тех пор у меня ровно ничего не обновилось». Годы учения сменились годами странствий, когда у Абу-Али умер отец и он более не мог оставаться в Бухаре, перешедшей еще до этого под власть Караханидов. В период между 1002 и 1005 годами Ибн Сина переехал в Гургандж — столицу Хорезма, которая, оставаясь в стороне от политических бурь, переживала тогда период расцвета.

Научная жизнь города концентрировалась вокруг «академии Мамуна», объединявшей ряд известных ученых, среди которых выделялись аль-Бируни, аль-Масихи, аль-Хаммар и аль-Аррак. К этому ученому сообществу примкнул и Ибн Сина, который по прибытии в Гургандж был принят на службу хорезмшахом Али Ибн Мамуном.

По сведениям, содержащимся в «Четырех беседах» Низами Арузи, Ибн Сина и другие ученые при дворе хорезмшаха «имели полную обеспеченность в мирских благах», жили дружно, наслаждаясь научными дискуссиями и перепиской. Но около 1008 года эта безмятежная жизнь сменилась для Ибн Сины серией скитаний по Хорасану и Табаристану.

О причине своего вынужденного отъезда из Хорезма Ибн Сина предпочитал не говорить, но она раскрывается в сочинении Низами Арузи.

Дело в том, что Махмуд Газневид направил к Али Ибн Мамуну посла с письмом, в котором приглашал (а фактически требовал) к себе находившихся при дворе хорезмшаха прославленных ученых. Вызвав их, хорезмшах признался, что не может ослушаться приказа грозного завоевателя, но решение вопроса о принятии «приглашения» оставил на усмотрение самих ученых Аль-Бируни, аль Хаммар и аль-Аррак были вынуждены принять его, а Ибн Сина и аль-Масихи отвергли. Велев последним немедленно покинуть город, хорезмшах объявил послу султана, что приглашение его повелителя принято тремя учеными, а Ибн Сины и аль-Масихи в Хорезме нет.

Дерзкий поступок Абу-Али привел султана в ярость, он повелел размножить его портрет в «сорока экземплярах» и разослать их во все края с предписанием найти строптивца и доставить к нему в Газну. Но эти меры ничего не дали.

Скитания Ибн Сины, в самом начале которых он похоронил в песках Хорезмской пустыни умершего от жажды аль-Масихи, завершились в Гургане (Джурджане). Здесь один из местных поклонников науки поселил ученого в специально купленном для него доме, где ежедневно навещавший его аль-Джузджани записывал под диктовку учителя создаваемые им трактаты.

В гурганский период творчества (1012–1014) Ибн Сина, в частности, начал работать над «Каноном врачебной науки». Преследования Махмуда не прекращались, и Абу-Али вновь пустился в путь, который привел его на этот раз в Рей город, ставший при буидском правителе Фахр ад-Дауле крупным научным центром с богатой библиотекой.

К приезду Ибн Сины обстановка здесь была такова, что власть в эмирате узурпировала вдова Фахр ад-Даулы, регентша при его сыне и наследнике Маджд ад-Дауле. При дворе «государыни» Абу-Али выполнял обязанности врача. Повторные поползновения султана Махмуда заполучить к себе Ибн Сину заставили его покинуть и этот город, откуда он попал сначала в Казвин, а потом в Хамадан.

Годы его жизни в Хамадане (1015–1024) ознаменовались тем, что он свою научную деятельность сочетал с весьма активным участием в политических и государственных делах эмирата. За успешное лечение правителя Хамадана Шамс ад-Даулы он получил должность везира, но нажил себе врагов в военных кругах, которых, вероятно, не устраивали его идеи, изложенные им тогда же в книге «Ведение дел, связанных с войском, мамелюками, воинами, их провиантом и взиманием государственных налогов».

Дошло до того, что дом визиря подвергся осаде и разграблению, а сам он был схвачен и едва не расстался с жизнью. Эмир отклонил требование военных предать Ибн Сину казни, но принял компромиссное решение сместить его с занимаемой должности и выслать за пределы своих владений».

Сорок дней» скрывался Абу-Али у одного из знакомых, пока с эмиром не случился очередной приступ одолевавшей его болезни, который заставил его отыскать ученого, извиниться перед ним и назначить вновь своим министром.

Неотлучно следовавший повсюду за своим учителем аль-Джузджани предложил ему тогда же взяться за комментирование трудов Аристотеля.

«Он ответил, — пишет аль-Джузджани, — что у него сейчас для этого нет свободного времени, но добавил: «Если тебя устроит, чтоб я написал книгу, в коей изложил бы из этих наук то, что представляется мне истинным, не входя в дискуссии с теми, кто придерживается отличной от моей точки зрения, и не утруждая себя их опровержением, то я сделаю это». Я согласился, и, начав с раздела о физике, он приступил к написанию сочинения, которое было названо им «Исцеление».

Новые перемены в жизни Абу-Али произошли после того, как от очередного приступа, случившегося с ним в походе, умер Шамс ад-Даула и власть в эмирате перешла к его сыну Ибн Сине было предложено вновь занять пост визиря, но он отказался и предложил свои услуги эмиру Исфахана Аля ад-Дауле, войдя с ним в тайную переписку.

Пока, укрываясь в доме некоего аптекаря, ученый работал над «Книгой исцеления», тайна его сношений с исфаханским правителем была раскрыта, недруги выдали место, где он укрывался, Ибн Сина был схвачен и заточен в крепость.

За четыре месяца, проведенных в заключении, Абу-Али написал три работы, в том числе «Трактат о Хайе, сыне Якзана» Ибн Сина находился еще в неволе, когда Хамадан был взят войсками Аля ад-Даулы, а потерпевший поражение эмир очутился в той же крепости, куда в качестве узника препроводил недавно бывшего визиря.

После того как Аля ад-Даула оставил город, хамаданский правитель покинул крепость вместе с Ибн Синой и обратился к нему с щедрыми посулами, предлагая остаться при нем, но уговоры оказались напрасными. При первом же удобном случае Абу-Али, переодевшись дервишем выскользнул из города и направился в Исфахан.

При дворе Аля ад-Даулы ему был оказан радушный прием. Эмир повелел, чтобы каждую пятницу в его присутствии устраивались собрания ученых, и по заверению аль-Джузджани, его учитель не был превзойден никем ни в одной из затрагивавшихся там отраслей знания.

Проведенные им в Исфахане последние годы жизни (1024–1037) были для Ибн Сины самыми плодотворными. Этому в немалой степени способствовало то участливое внимание, которое он встречал в своих научных устремлениях у эмира (историограф Ибн аль-Асир характеризует последнего как «дурно верующего» и обвиняет в том что как раз из-за его тлетворного влияния Ибн Сина впал в «ересь» и восстал против богооткровенной религии).

Именно здесь он завершил свою энциклопедическую «Книгу исцеления» (последние разделы дописывались в походе, в котором Абу-Али сопровождал эмира) и создал другие важные философские произведения «Книгу спасения», «Книгу знания», «Книгу указаний и примечаний», «Восточную философию» и «Книгу справедливого разбирательства».

Рукопись последнего из перечисленных трудов, насчитывавшая двадцать томов, вскоре исчезла во время вражеского нашествия газневидов. Пути Абу-Али и султана Махмуда (а с 1031 года его преемника Масуда) никогда не пересекались потому, что этого не хотел дороживший своей независимостью свободомыслящий философ. Но именно данное обстоятельство во многом определило всю его скитальческую жизнь, и оно же в конечном счете приблизило его смерть. По словам аль-Джузджани, роковая болезнь (колики) у него началась во время неудачных для Аля ад-Даулы военных действий, которые тот предпринял против одного из газневидских полководцев, прославившихся своими расправами над жителями Рея и Персидского Ирака.

«Опасаясь, что эмира вынудят к отходу и что отступать со всеми ему не удастся из-за болезни, Учитель хотел излечиться во что бы то ни стало и промывал себе кишечник по восемь раз в день. В итоге у него воспалилась одна из кишок, на ней образовались язвы. Вместе с Аля ад-Даулой ему пришлось спешно двигаться в направлении Изаджа, и там у него начались припадки которыми иногда сопровождаются приступы колик. В таком состоянии Учитель был доставлен в Исфахан, где он занялся собой сдавший настолько, что был не в силах стоять на ногах, он не переставал лечить себя до тех пор, пока смог ходить и бывать при дворе Аля ад-Даулы.

Затем, когда Аля ад-Даула направился в Хамадан и его сопровождал Учитель, болезнь в пути возобновилась и не отпускала его до самого Хамадана. Он знал, что силы его пришли в упадок и их уже слишком мало, чтоб отогнать болезнь, а посему течением своим пренебрегал и говорил: «Управитель, что ведал доселе моим телом, управлять отныне не способен, во врачевании теперь уж проку нет».

Абу-Али умер, когда ему было 56 лет и 10 месяцев. С тех времен, как начались его скитания, аш-Шейх ар-Раис так и не познал радостей семейной жизни. Его одиночество в какой-то мере скрашивалось общением с любимыми учениками, среди которых выделяется, конечно, сопровождавший его последние двадцать пять лет жизни аль-Друзджани.

Ибн Сина был ученый, одержимый исследовательским духом и стремлением к энциклопедическому охвату всех современных ему отраслей знаний. Когда некий языковед, признав достоинства Абу-Али как философа и врача высказал сомнение относительно его компетентности в филологии, Ибн Сина освоил в кратчайший срок тонкости этой науки настолько, что смог разыграть языковеда-профессионала тремя трактатами, написанными им в стиле трех известных филологов, а затем создать и фундаментальный труд по арабскому языку.

Философ отличался феноменальной памятью и остротой мысли. Книги он не читал, а перелистывал, задерживая внимание только на тех страницах, где разбирались наиболее трудные вопросы. Вместе с тем он был человеком настроения, натурой эмоциональной и, можно даже сказать, импульсивной. Независимость же суждений в науке у него вполне гармонировала с равнодушием к впечатлению, которое могла произвести на правоверных его склонность к чувственным наслаждениям, не всегда вязавшимся со стереотипными представлениями о мудреце, шейхе-наставнике, визире и советнике эмира.

Иногда Ибн Сину представляют чуть ли не как необузданного бражника, поводом для чего служат его упоминания о застольях с учениками или без оных, хотя положительное действие вина Ибн Сина оценивал прежде всею как медик.

Но главное, это представление никак нельзя согласовать ни с содержанием, ни с объемом созданных им трудов. Философ отличался неисчерпаемой работоспособностью, писал он и днем и ночью, в любой обстановке — дома, во временном пристанище, скрываясь от врагов и соглядатаев, в заточении, в пути и даже в военных походах, буквально не покидая седла. Так что, если библиография его трудов, составленная Алавати, насчитывает 276 названий, это количество воспринимается как вполне реальное и правдоподобное.

Однако многие произведения философа безвозвратно утрачены, а попытки со ставить перечень его работ по одним их названиям сталкиваются с большими трудностями одни и те же сочинения часто фигурируют под разными названиями, либо, напротив, под одним и тем же названием скрываются разные произведения. Поэтому осторожные в своих выводах библиографы склонны значительно сокращать перечень трудов мыслителя.

Ибн Сина автор разнообразных и по форме, и по содержанию произведений. В его творческом наследии мы находим не только естественнонаучные и философские трактаты, но и стихи, причем часть последних тяготеет к научно-популярному жанру — таковы поэмы о логике, о медицине и о душе. Из нефилософских научных трудов мыслителя центральное место занимает, конечно, «Канон врачебной науки». Это фундаментальное сочинение, в пяти книгах которого Ибн Сина обобщил и систематизировал как накопленные к его времени медицинские знания, так и собственный опыт практикующего врача, на протяжении ряда столетий было для Европы одним из основных руководств по медицине.

В ряде случаев автор «Канона» предвосхищает открытия, совершенные в медицине намного более поздних эпох. Из-за аллегоричности своей формы особняком стоят «Трактат о Хаие, сыне Якзана», «Трактат о птицах» и «Трактат о Саламане и Абсале». Начиная с первого их печатного издания эти работы упоминаются с непременным добавлением эпитета «мистические». Между тем именно в них, пользуясь иносказаниями, Абу-Али выражает в наиболее смелой и одновременно метафорической форме свои далекие от всякого мистицизма пантеистические взгляды. Этот факт ускользнул от внимания авторов двух обширных комментариев к наиболее интересному в этом отношении «Трактату о Хайе, сыне Якзана».

Немалое значение для уяснения воззрений Ибн Сины имеет и «Трактат о любви», который с тех же времен и столь же неправомерно причисляется к разряду мистических произведений. В философском же наследии ученого аналогичное место принадлежит «Книге исцеления» («Китаб аш-шифа»), многотомному сочинению, охватывающему все отрасли философской науки логику, математику, физику и метафизику. Ибн Сина создал также сокращенные варианты этой энциклопедии — «Книгу спасения» и «Книгу знания», последнюю Абу-Али написал на родном ему языке фарси (дари) и тем самым выступил в качестве основоположника ираноязычной философской литературы.

К упомянутым трудам примыкает близкий к ним по проблематике трактат «Указания и примечания». Сочинение это было написано Ибн Синой на закате жизни, оно отличается четкостью и систематичностью. По словам Ибн Аби-Усайбиа, автор очень дорожил и гордился им. Ибн Сина пытался соединить философию Аристотеля с неоплатонизмом. Восточный философ подразделяет знания на теоретические и практические, которые называются так потому, что их предмет определяется исключительно человеческими действиями. К практическим наукам относятся этика, экономика, политика.

Ибн Сина не сомневался в возможности познать мир, придавая большое значение логике и рассматривая ее как введение к любой науке. По законам логики осуществляется и божественная деятельность, имеющая тем самым интеллектуальный характер. Однако Бог не руководствуется при этом какой-либо целью, и это означает, что развитие мира не носит фатального характера.

В вопросах психологии Ибн Сина также идет вслед за Аристотелем и различает растительную, животную и разумную души. Особо он рассматривает человеческую душу и не отрицает ее бессмертия. Однако бессмертие он принимает не в прямом смысле, а в философском, отрицая возможность переселения душ.