Философ и теолог, систематизатор схоластики на базе
христианского аристотелизма; доминиканец. Сформулировал пять
доказательств бытия Бога. Первый проводит четкую границу между верой и
знанием. Основные сочинения: «Сумма теологии», «Сумма против язычников».
Учение Фомы Аквинского лежит в основе томизма и неотомизма.
Родиной Фомы была Италия. Родился он в конце 1225 или
в начале 1226 года в замке Роккасекка, близ Аквино (отсюда — Акви-нат),
в королевстве Неаполитанском. Отец Фомы и еще семи сыновей, граф
Ландольф, находившийся в родстве с Гогенштауфенами, был феодалом и в
качестве рыцаря, принадлежавшего к близкому окружению Фридриха II,
принимал участие в разрушении известного монастыря бенедиктинцев в Монте
Кассино. Мать Фомы, Теодора, происходила из богатого неаполитанского
рода. Фома с самого раннего детства питал непонятное отвращение к
рыцарским забавам. Мальчик он был тихий, толстый, серьезный и на
редкость молчаливый, зато уж если открывал рот, прямо спрашивал учителя.
«А что такое Бог?» Мы не знаем, что отвечал учитель, вернее всего,
мальчик искал ответа сам. Конечно, такой человек годился только для
церкви, особенно — для монастыря.
На пятом году жизни Фому определяют учиться в
монастырь бенедиктинцев в Монте Кассино, где он проводит около девяти
лет, проходя классическую школу tuvium, из которой выносит прекрасное
знание латинского языка. В связи с изгнанием бенедиктинцев из Монте
Кассино Фридрихом II Фома в 1239 году возвращается в родной дом, сняв
монашескую рясу. Осенью того же года он отправляется в Неаполь, где
обучается в университете под руководством наставников Мартина и Петра
Ирландского. Все шло к тому, что Фома пострижется — вроде бы он этого и
сам хотел, — а со временем станет настоятелем. И тут случилась странная
вещь. В 1244 году Фома принимает решение вступить в орден доминиканцев,
отказавшись тем самым от должности аббата Монте Кассино. Насколько можно
судить по довольно скудным и спорным сведениям, юный Фома пошел к отцу и
спокойно сказал, что уже стал монахом нового, доминиканского ордена.
Это решение вызвало протест семьи. Не так просто
проследить, как развивалась семейная ссора и как разбилась она об
упорство молодого монаха. По одним источникам, мать противилась недолго и
заняла его сторону. Но правители Европы, почти все — его родня, были
очень им недовольны, попросили даже папу вмешаться и одно время
надеялись, что Фома будет носить одежду доминиканца в бенедиктинском
монастыре Монте Кассино. Многим это показалось очень тактичным
компромиссом, но иного мнения придерживался Фома. Он резко ответил, что
хочет быть нищим не на карнавале, а в нищенствующем ордене, и
дипломатичное предложение провалилось.
Приняв постриг, он несколько месяцев жил в монастыре в
Неаполе, откуда генерал ордена доминиканцев Иоанн Тевтонский забрал его
с собой в Болонью, куда он отправился на капитул. Глава доминиканцев,
вероятно, знал о попытках удержать Фому и понимал, как трудно бороться с
его родными. Вместе с другими доминиканцами он отправил Фому в
Парижский университет, являвшийся тогда центром католической мысли. Даже
в первом шаге бродячего учителя наций было что-то пророческое, ибо
Париж стал целью его духовного пути, там защищал он миноритов и
Аристотеля. Но едва монахи дошли до источника у поворота дороги,
севернее Рима, на них напала целая кавалькада. Всадники схватили Фому,
связали и увезли, хотя были они не разбойники, а его чрезмерно
взволнованные братья, которые служили в то время в императорской армии в
Ломбардии.
Захваченный в плен, Фома был возвращен в отцовский
замок в Роккасекка и здесь заключен в башню, в которой находился более
года. В дальнейшем семья, не пренебрегая никакими средствами, пыталась
заставить сына отказаться от принятого решения. Заточению Фома
подчинился со всем спокойствием, видимо, ему было не так важно, где
размышлять — в башне или в келье. Только один раз он вышел из себя, ни
раньше, ни позже он так не гневался. Есть сведения о том, что братья
Фомы, желая совратить его с избранного пути, провели в принадлежавшую
ему комнату красивую куртизанку, полагая, что он подвергнется искушению
или будет скомпрометирован. Фома впал в неистовство, выхватил из камина
тлеющее полено и стал им размахивать, угрожая поджечь замок.
Перепуганная девица закричала и выбежала из комнаты. Он мог поджечь дом,
но только с грохотом захлопнул дверь и, дважды ударив головней,
начертал на ней большой крест. Успокоившись, он бросил горящее полено в
огонь.
После происшествия с головней и блудницей он, по
преданию, видел во сне, что два ангела оскопили его огненной веревкой
Это было ужасно больно, но дало ему огромную силу, и он проснулся от
своего крика. Нетрудно проанализировать этот сон и свести его к деталям
прошлого веревка монашеских одеяний, огонь головни. Но сон святого Фомы
стал явью. Святой и впрямь исключительно мало интересовался этой
стороной жизни. Во всяком случае, у Фомы было очень мало искушений. Тут
дело не в добродетели, которая всегда связана с волей. Ему не нужно было
противоядие, ибо он не ведал этой отравы. Многое объяснить трудно, это —
тайны благодати, но, вероятно, есть истина и в идее сублимации. Все это
просто сгорало в горниле его ума.
Мать, видя, что сын не изменил решения, смирилась с
судьбой, и Фома летом 1245 года получил свободу, а осенью того же года
отправился наконец в Париж.
Во время пребывания в Парижском университете
(1245–1248) он слушал лекции Альберта из Кельна, позже прозванного
Альбертом Великим, который оказал на Фому огромное влияние.
В1248 году Фома вместе с Альбертом отправляется в
Кельн с целью организации там Studium generale — центра по изучению
теологии. Здесь будущий создатель томистской философии обучается под
руководством своего наставника в течение последующих четырех лет. Фома
был медлительный, очень кроткий и великодушный, но не слишком
общительный. Товарищи прозвали его Немым Быком. В довершение, отличаясь
от всех других высоким ростом, чрезмерной полнотой и неповоротливостью,
он получил кличку Сицилийский Бык, хотя родился не на Сицилии, а под
Неаполем. Он любил книги, он ими жил; вероятно, предпочел бы сотню книг
об Аристотеле всем сокровищам на свете. Когда его спросили, за что он
больше всего благодарен Богу, Фома ответил: «Я понял каждую страницу,
которую читал». Тем не менее Альберт Великий, разглядевший гениальные
способности ученика, произнес пророческие слова: «Вы зовете его Немым
Быком. Говорю вам, бык взревет так громко, что рев его оглушит мир».
После почти четырехлетнего пребывания в Кёльне Фома в
1252 году возвращается в Парижский университет, где последовательно
проходит все ступени, необходимые для получения степени магистра
теологии и лиценциата, после чего преподает в Париже теологию вплоть до
1259 года. Здесь из-под его пера выходит ряд комментариев, трудов и так
называемых университетских диспутов, а среди них и комментарии к
священному писанию (1254–1256). Здесь он также начинает работу над
«Философской суммой» («Против язычников»).
В 1259 году папа Урбан IV вызвал его в Рим,
пребывание в котором длилось вплоть до осени 1268 года. Появление Фомы
при папском дворе не было случайным. Римская курия усмотрела в Аквинате
человека, который способен дать трактовку аристотелизма в духе
католицизма. Здесь Фома завершает начатую еще в Париже «Философскую
сумму» (1259–1264), пишет ряд работ. Он приступает также к работе над
главным трудом своей жизни — «Теологической суммой».
Осенью 1269 года по указанию римской курии Фома
второй раз отправляется в Париж. Здесь стоит напомнить мнение Жильсона о
мотивах его решения. Он пишет следующее: «Парижский университет в то
время вновь становится ареной борьбы, на этот раз уже не между
корпорациями (то есть между светским и монашеским духовенством), а между
сторонниками различных доктрин. Именно в этот период св. Фома, с одной
стороны, одержал победу над Сигером Брабантским и латинскими
аверроистами, с другой же — над некоторыми французскими теологами,
которые хотели сохранить в неизменном виде принципы августиновской
теологии».
В этот период Аквинат пишет вторую часть
«Теологической суммы» (1269–1272), комментарии к трудам Аристотеля и
много других работ.
За время пребывания в Парижском университете Фома,
поглощенный борьбой с аверроистами и работой над своими произведениями,
не бывал ни на каких приемах, которыми славился тогдашний Париж. Однако
доминиканское руководство рекомендовало ему принять приглашение ко двору
французского короля Людовика IX.
Шел он неохотно и, если можно применить это слово к
столь кроткому человеку, угрюмо. Когда он вошел в Париж, ему показали с
холма сверкание шпилей, и кто-то сказал: «Какое счастье владеть всем
этим»; а Фома тихо произнес: «Я бы предпочел рукопись Златоуста, никак
ее не раздобуду». Упирающуюся громаду, погруженную в раздумье, доставили
в конце концов ко двору, в королевский пиршественный зал. Можно
предположить, что Фома был изысканно любезен с теми, кто к нему
обращался, но говорил мало, и скоро о нем забыли за самой блестящей и
шумной болтовней на свете — французской болтовней. Наверное, и он обо
всех забыл; но паузы бывают даже во французской болтовне. Наступила
такая пауза и тут.
Вдруг кубки подпрыгнули, тяжелый стол пошатнулся —
монах опустил на него кулак, подобный каменной палице, и взревел, словно
очнувшись: «Вот что образумит манихеев!»
В королевских дворцах есть свои условности, даже если
король — святой. Придворные перепугались, словно толстый монах из
Италии бросил тарелку в Людовика и сшиб с него корону. Все испуганно
смотрели на грозный трон. Но Людовик, при всей своей простоте, был не
только образцом рыцарской чести и источником милости — в нем жили и
французская галантность, и французский юмор. Он тихо сказал придворным,
чтобы они подсели к философу и записали мысль, пришедшую ему в голову, —
наверное, она очень хорошая, а он, не дай Бог, ее забудет.
В 1272 году Фома возвращается в Италию. Он преподает
теологию в Неаполе, где продолжает работу над третьей частью
«Теологической суммы», которую заканчивает в 1273 году.
Спустя два года Фома покидает Неаполь, чтобы принять
участие в созванном папой Григорием X соборе в Лионе. Фома отправился в
путь вместе с другом, думая заночевать у сестры, которую очень любил; но
когда пришел к ней, внезапно слег. По дороге у него случился сердечный
приступ. Его перевезли в Цистерцианский монастырь близ Фоссануовы. Он
попросил читать ему «Песнь песней», с начала и до конца. Затем
исповедался и причастился. Священник, который был с Фомой, выбежал из
кельи и, словно в испуге, тихо сказал, что исповедался он, как
пятилетний ребенок. Великий философ умер 7 марта 1274 года.
После смерти ему был присвоен титул «ангельский доктор» («doctor angelicus»).
В 1323 году, во время понтификата папы Иоанна XXII, Фома был причислен к лику святых.
Ни разу в жизни он не пожал презрительно плечами. Его
на удивление простой нрав, его ясный, трудолюбивый разум лучше всего
описать так: он просто не знал презрения, был истым аристократом духа,
но никогда не был умником и снобом. Ему было неважно, принадлежит ли его
слушатель к тем, кого считают достойными беседы, и современники
ощущали, что плодами его мудрости может пользоваться и вельможа, и
простолюдин, и простак. Его занимали души ближних, а не различия их ума,
для его разума и нрава это было бы в одном смысле нескромно, в другом —
надменно Фома всегда загорался спором и мог говорить подолгу, хотя
намного дольше молчал. Но у него была та подсознательная неприязнь к
умникам, которая есть у всякого умного человека.
Фома получал много писем, хотя доставлять их в то
время было куда труднее, чем теперь. До нас дошли сведения о том, что
совершенно чужие люди обращались к нему с вопросами, иногда нелепыми. Он
отвечал всем с огромным терпением и той рассудительной точностью,
которая у рассудительных людей часто граничит с нетерпением. Например,
кто-то спросил его правда ли, что имена всех праведников начертаны на
особой скрижали, находящейся в раю? Он невозмутимо ответил: «Насколько
мне известно, это не так. Но не будет нисколько вреда и от такого
мнения».
Фома разрешал себе одно исключение — иногда, очень
редко, писал стихи. Всякая святость — тайна, и стихи его — скрытые,
потаенные, словно жемчуг в раковине. Может быть, он написал больше, чем
мы знаем, но часть того, что он написал, известна нам, потому что ему
заказали мессу для праздника Тела Христова, впервые установленного после
того спора, когда он положил рукопись к подножию Распятия. Святой Фома
был истинным прозаиком, и многие называли его даже слишком прозаическим.
Он приводил доказательство, заботясь о двух вещах — о
ясности и о вежливости, а это очень полезные свойства, они помогают
спору. Но тот, кто нашел слова для мессы Тела Христова, был не только
поэтом — он был мастером. Его двойной дар похож на таланты великих
мастеров Возрождения, как Леонардо или Микеланджело, которые возводили
укрепления, а потом, удалившись к себе, создавали кубок или небольшую
картину. Месса, созданная Фомой, подобна старым музыкальным
инструментам, тщательно и осторожно выложенным цветными камнями и
металлами. Святой Фома собирал древние тексты, как редкие травы.
Фома, приняв строгий распорядок ордена, какое-то
время ничего никому не говорил, а потом (по преданию, когда он служил
мессу) случилось то, чего никогда толком не узнают смертные. Его друг
Регинальд просил его вернуться к книгам и включиться в споры. Тогда Фома
сказал с удивительным волнением: «Я больше не могу писать». Регинальд
не отставал, и Фома ответил с еще большим пылом: «Я не могу писать. Я
видел то, перед чем все мои писания — как солома».
Фома Аквинский оставил после себя большое
литературное наследие. Это прежде всего комментарии к «Сентенциям» Петра
Ломбардского, трудам Боэция, «Книге о причинах» Прокла, произведениям
Аристотеля, труды под названием «Спорные вопросы», в которых
рассматриваются различные философско-теологические проблемы. Самыми
важными произведениями Фомы Аквинского являются два объемистых тома,
подводящих итог его творческой деятельности: «Сумма против язычников»
(известная также под другим названием — «Сумма философии») и «Сумма
теологии», оставшаяся неоконченной.
Фома Аквинский известен как основатель томизма —
одного из главных направлений ортодоксальной схоластики. Он был
крупнейшим систематизатором всей философско-теологической схоластики и
ее обоснователем. В этом и состоит его заслуга в истории философии.
Постижение Бога у Фомы возможно лишь через изучение
его творения. И сделав такой вывод, церковь в лице Фомы обрела в
Аристотеле не противника, а мощного союзника.
Мир у Фомы предстает как иерархическая система из
четырех ступеней. Первая — это неживая природа. Над ней возвышается мир
растений и животных. Из него вырастает высшая ступень — мир людей,
который образует переход к сверхъестественной и духовной сфере.
Наисовершеннейшей реальностью, вершиной, первой абсолютной причиной,
смыслом и целью всего сущего является Бог.
Фома, в отличие от Аристотеля, в вопросе о душе
человека занимает более четкую и однозначную позицию. Бог, согласно
Фоме, в момент рождения наделяет каждого человека его особой,
неповторимой душой, которая не погибает со смертью тела. В этом вопросе
Фома — последовательный христианский мыслитель, а потому не допускает и
переселения душ, и тем более переселения духов людей в тела животных.
Особое место в учении Фомы Аквинского занимают
«доказательства» бытия Бога, которые он, будучи великим систематизатором
схоластики, излагает в ясной и системной форме. У Фомы таких
«доказательств» пять. И все они основаны на принципе постижения Бога по
его творениям.
Первое доказательство, которое называют сегодня
«кинетическим», состоит в том, что если в мире все движется, то должен
обязательно существовать Перводвигатель, то есть Бог.
Второе «доказательство» основано на том, что если в мире все причинно обусловлено, то должна быть Первопричина, то есть Бог.
Суть третьего «доказательства» заключается в том, что
если природные вещи возникают и погибают и происходит это как по
необходимости, так и случайно, то должна существовать в действительности
и некая абсолютная необходимость, то есть Бог.
В четвертом «доказательстве» Бог является абсолютным Совершенством, поскольку в мире есть более или менее совершенные предметы.
А в пятом «доказательстве» Фома говорит о Боге как
руководящем начале мира, так как вокруг нас все стремится к наилучшему
сознательно или инстинктивно.
Конечной целью деятельности человека Аквинат
признавал достижение блаженства. Блаженство же состоит в деятельности
теоретического разума, в познании абсолютной истины — Бога.
|