 Русский естествоиспытатель и мыслитель. Основоположник
комплекса современных наук о Земле — геохимии, биогеохимии, радиологии,
гидрогеологии и др. В центре его естественнонаучных и философских
интересов — разработка целостного учения о биосфере, живом веществе и
эволюции биосферы в ноосферу. Вернадский — один из создателей
антропокосмизма — системы, в которой природная (космическая) и
человеческая тенденция развития науки сливаются в единое целое. Основные
произведения: «Биогеохимические очерки» (1922–1932, 1940), «Химическое
строение биосферы Земли и ее окружения» (1965), «Живое вещество» (1978).
Родился будущий ученый 12 марта 1863 года в
Петербурге, в семье профессора политической экономии Ивана Васильевича
Вернадского от второго его брака с Анной Петровной Константинович,
дочерью малороссийского помещика, бывшей в молодости хоровой певицей и
вокальным педагогом.
Когда Владимиру было всего пять лет, семья
перебралась на родную для отца и матери Украину. Детство свое,
проведенное в Харькове, Вернадский считал одним из счастливейших
периодов жизни. Именно тогда он не просто увидел природу во всем ее
естестве, а вжился в нее. Большое влияние на него оказали близкие люди.
Это и няня с ее добротой, житейской мудростью, естественностью
культурно-религиозных традиций; и дядя Евграф Максимович Короленко
(писатель В. Г. Короленко был троюродным братом Владимира Ивановича) с
его богатым воображением, увлеченностью эволюционной теорией и поэзией
звездного неба и космоса; и старший сводный брат Николай, с его
необычайно широкой одаренностью, который для младшего стал первым
учителем в мире культуры; и баловавшие его сестры, и любящая мать, и
отец, сумевший привить любовь к Родине и уважение к иным странам и
народам.
Однако детские годы Вернадского не были сплошным
праздником. Тяжелая болезнь отца, чуть не стоившая ему жизни, и другое
потрясение — смерть Николая — вызвали глубокие переживания и раздумья.
«Мои заметки и воспоминания 1874 года» — такое название носят его записи
в год, когда он теряет брата и начинает систематически вести дневник. В
них есть такое признание: «Да, есть две вещи, которые нелегко
перенести, — горе, постигшее семейство, и потерю Отечества». Как это ни
странно, но, возможно, в переживаниях этого времени лежит глубинная
первопричина его будущей всецелой обращенности к науке. Оказывается, с
детства Владимир был наделен странными, пугавшими его самого качествами:
он страдал наследственным лунатизмом, ему было дано во сне и наяву
вызывать образы дорогих людей, в том числе умерших, причем в яркой,
галлюцинаторной форме, и вступать с ними в контакт. Сразу после смерти
брата, с которым его соединяла такая интимная, душевная связь, он
вначале «из-за страха» (его собственное объяснение в поздних дневниках)
стал решительно глушить в себе такого рода мистические рецепторы.
Учеба в гимназии, сначала харьковской, а затем
петербургской, не вызвала у него энтузиазма и осталась в памяти в связи с
устойчивым чувством несвободы. Он находил отдушину в чтении и беседах с
отцом и друзьями. Две темы волновали Вернадского более всего: судьба
славянства и его будущее (в эти годы шла русско-турецкая война) и
природоведение (гимназии давали естественные дисциплины в крайне
ограниченной и примитивной форме). Решив, что «по двум путям углубляться
невозможно», увлеченный миром, открывшимся ему на страницах книг А.
Гумбольдта, Ч Дарвина, Владимир делает свой выбор. Студентом
естественного отделения физико-математического факультета Петербургского
университета Вернадский становится в восемнадцать лет. И еще одна удача
в жизни — учителя. Ими оказались люди творчески свободные, волевые,
порядочные: химики Д. Менделеев и А. Бутлеров, физиолог И. Сеченов,
ботаник А. Бекетов и особенно В. Докучаев, почвовед, давший толчок к
созданию синтетического естествознания, соединяющего в систему природу
живую и мертвую. Кроме обязательных предметов Вернадский посещает лекции
на других отделениях; намечает обширную программу самообразования, в
которую входит значительный блок наук общественных история, демография,
философия, политэкономия. Его интересуют нестандартные концепции в
естествознании, истории науки, художественном творчестве,
религиеведении; он сотрудничает в научно-литературном обществе;
участвует в экспедициях и полевых наблюдениях.
В университетской среде он находит людей, близких по
духу. Кружок, который со временем стал называться «Братством», сложился к
окончанию Владимиром университета, и тридцать пять лет его члены
находились в постоянной переписке и встречались, когда такая возможность
представлялась, 30 декабря. В «Братство» входили кроме Вернадского
востоковед С. Ольденбург, его брат педагог-просветитель Ф. Ольденбург,
писатель и общественный деятель Д. Шаховской, историки А. Корнилов и И.
Гревс, геоботаник А. Краснов (товарищ Вернадского еще по гимназическим
годам) и другие. К кружку примкнула группа девушек, занимавшихся
изданием и распространением литературы для народа (среди них была
Наталья Егоровна Старицкая, вскоре ставшая женой Вернадского).
Важнейшими правилами своей жизни они объявили: «1. Работай как можно
больше. 2. Потребляй (на себя) как можно меньше. 3. На чужие беды
смотри, как на свои». Примечательно, что эти принципы члены кружка свято
соблюдали всю жизнь.
После завершения учебы Вернадский становится
хранителем Минералогического кабинета Петербургского университета. Сфера
его научного интереса — минералогия, кристаллография, почвоведение.
Одновременно он участвует в заседаниях научно-литературного общества и
возглавляет Совет объединенных землячеств университета. Ему
небезразличны политические проблемы России и неприемлем курс
царствования Александра III. В результате последовали донос и угрозы
отставки. Владимир Иванович сумел получить заграничную командировку для
подготовки к профессорскому званию, на несколько лет он покидает Россию.
В Германии, Англии, Италии и Франции Вернадский занимался
кристаллографией, серьезно изучал литературу по истории естественных,
гуманитарных и технических наук. В 1890 году Вернадский был научным
консультантом почвоведческого раздела русского павильона Всемирной
выставки в Париже.
В том же году он принял приглашение в Московский
университет. Очень скоро как коллеги, так и студенты убедились, что с
ними рядом появился перспективный ученый, эрудированный человек,
интересный педагог. Он защитил магистерскую, а потом и докторскую
диссертации, появляются ученики и последователи. В Москве Владимир
Иванович продолжал общаться с членами «Братства», встречался с Л. Н.
Толстым, философами братьями Трубецкими, историком П. Н. Милюковым,
юристом П. И. Новгородцевым. Являясь сторонником конституции и
гражданских прав, Владимир Иванович участвует в земских съездах,
печатает статьи, выступает с докладами. Вернадский становится членом
Тамбовского земского собрания, принимает самое деятельное участие вместе
со своими друзьями в помощи голодающим в 1891–1892 годах. Он
оказывается одним из инициаторов реформы высшей школы, создания
политических партий в России. В октябре 1905 года в стране появляется
первая легальная партия конституционных демократов (кадетов) «Партия
народной свободы». Вернадский вошел в ее ЦК. Академия наук и
университеты выбирают ученого в Государственный совет, который произвел
на него впечатление «необычайно малой умственной силы».
Удивительно, что при такой занятости Владимир
Иванович вел чрезвычайно интенсивную научную работу. В докладе на XII
съезде русских естествоиспытателей и врачей он практически положил
начало науке геохимии, сделав шаг к созданию обновленной картины мира,
соответствующей данным науки XX века. «Развитие научной мысли… это или
область жизни, или область искусства, или область философии».
Все изменилось внезапно. В начале 1911 года
университетское начальство издало провокационный приказ о запрещении
студенческих демонстраций. Аресты среди студентов вызвали возмущение
ректората и профессоров — более 120 педагогов подали в отставку.
Университет покинули Лебедев, Тимирязев, Вернадский, Зелинский и другие.
Через двадцать лет Вернадский возвращается в
Петербург. В 1912 году его избирают академиком Российской Академии наук.
Но начинается война. Несмотря на это, ученый развивает бурную
деятельность по созданию первой в России радиохимической лаборатории.
Побывав в Канаде (там проходил Международный геологический конгресс),
Владимир Иванович серьезно задумывается о влиянии научно-технического
прогресса на окружающий мир и о необходимости создания специальной
комиссии по изучению естественных производительных сил.
К началу 1917 года в стране усиливается социальный
кризис. В феврале на удивление быстро меняется власть. Вернадский как
член Государственного совета подписывает телеграмму царю с предложением
об отречении. Затем его карьера стремительно развивается следующим
образом: профессор Московского университета; председатель комитета
Министерства земледелия и комиссии по ученым предприятиям и научным
учреждениям Министерства просвещения; заместитель министра во Временном
правительстве.
В ноябре, опасаясь ареста и невозможности заниматься
научной деятельностью, Вернадский уезжает на Украину. Работа над
открытием продолжается. («Как не подвергаю я самокритике свою работу,
все же в таком виде, мне кажется, природу никто не охватывал».)
Одновременно он включается в работу по организации
Украинской Академии наук и становится ее первым президентом (1919).
Владимир Иванович пытается развернуть исследования, борется за жизнь
академии в период смены одной власти на другую, стремится собрать семью,
разбросанную по югу России, защитить себя и свои работы, тяжело болеет
тифом, продолжает преподавательскую деятельность и даже становится
ректором Таврического университета в Симферополе.
В самые первые послереволюционные годы Вернадский
остро переживает катастрофу русской государственности, разрушение
культуры: «Я не могу себе представить и не могу примириться с падением
России, с превращением русской культуры в турецкую или мексиканскую»
(дневник от 30 августа 1920 года). Вину он возлагает и на интеллигенцию,
зараженную «маразмом социализма» в его плоско-материалистическом
варианте, и на невежество народа. «Русское освободительное движение», в
котором он сам участвовал, представляется ему теперь «чем-то мутным,
наполненным насилием и ложью», а «большевизм — его законным детищем»,
причем как самое ужасное в новом строе переживается «влезание в душу, в
самое интимное». «Где искать опоры? — задавал себе ученый вопрос еще в
марте 1918 года и отвечал: — Искать в бесконечном, в творческом акте, в
бесконечной силе духа». На этом он стоял до конца.
В Петроград Вернадский возвращается в 1921 году
благодаря ходатайству своего бывшего ученика, наркома здравоохранения Н.
А. Семашко. Разруха и беспорядки, голод и отсутствие необходимых
условий для научной работы — таковы знамения того времени.
Ответственность за судьбу России заставила Владимира Ивановича отринуть
мысль об эмиграции. Он заведует музеями, возглавляет работу в
радиохимической лаборатории, организует метеоритную экспедицию, читает
лекции, участвует в комплексных исследованиях Кольского полуострова. И
все это вопреки угрозе здоровью и жизни (в 1921 году он был подвергнут
краткому аресту). Возобновляются встречи «Братства». В начале 1922 года,
наконец, открывается Радиевый институт.
Важный этап в жизни и творчестве Владимира Ивановича
Вернадского — командировка во Францию, которая продлилась три с лишним
года. Ученый был избран профессором Сорбонны и приглашен для чтения
лекций по геохимии. На Западе Вернадский встречает среди русских
эмигрантов много давних знакомых и друзей по научной и политической
деятельности. Владимир Иванович делает окончательный выбор — он
посвящает себя научному творчеству и покидать Россию не собирается, хотя
там «все сдерживается террором».
Вернадский читает курс лекций и готовит его к
изданию; знакомится с новостями мировой науки и трудами выдающихся
ученых; обсуждает научные проблемы с Резерфордом, Ланжевеном. Он издает
«Геохимию», подготавливает к печати один из основных своих классических
трудов — «Биосфера». Но главное, он создает учение о ноосфере (с
греческого: «сфера разума»), которое будет развивать и совершенствовать
до последних дней своей жизни.
Вернадский встречается с философами Эдуардом Леруа и
Пьером Тейяр де Шарденом, чуть позднее знакомится с идеей о ноосфере,
прежде всего через лекционный курс Леруа, опубликованный в 1928 году в
книге «Происхождение человека и эволюция разума». Именно в трудах Леруа
появился термин «ноосфера». Владимир Иванович так представлял духовную
последовательность возникновения учения о ноосфере: биогеохимический
подход к биосфере, предложенный им парижской аудитории, оплодотворяет
мысль французских философов, сделавших следующий шаг, принятый уже, в
свою очередь, им самим. Ноосферные идеи Вернадский развивал в основном в
1930-е годы, прежде всего в работе «Научная мысль как планетное
явление», которая мыслилась как своего рода огромное философское
предисловие к итоговой, «главной книге» «Химическое строение биосферы
Земли и ее окружения» (оба произведения увидели свет только в
1960–1970-х годах).
Авторы ноосферной теории ввели вопрос о происхождении
и сущности жизни, а затем и человека в общий космический процесс
усложнения материи (стремление ко все растущим соединениям элементов:
атомы, молекулы, клетки, многоклеточные…). Жизнь на Земле — отчетливое
проявление этой универсальной тенденции. Там, где материя кажется нам
«мертвой», она в действительности лишь «дожизненна», в ней брезжит
потенция стать живой. В этом смысле жизнь — космическое явление,
поскольку ее нить таится в самих недрах материи.
Очеловечивание (гоминизация) жизни следующий, такой
же великий скачок планетарного и космического развития, как
оживотворение (витализация) материи. Иначе говоря, появление человека,
дальнейшее, качественно новое развертывание задач самой биосферы, а за
ней и космического процесса. Преемственно связанный со всей эволюционной
цепью жизни, человек тем не менее является в мир как такое оригинальное
целое, что его можно считать даже не отдельным видом или даже царством
природы, а «новым порядком реальности», таким же широким и
самостоятельным, как сама жизнь перед лицом неодушевленной материи.
Человек — по отношению к природе, к биосфере, при
всей физической внедренности в них, — это равнозначащее им в «экономии
вещей» явление, новая «оболочка» планеты, «новая сфера». Развивается
трудовая, социальная, творческая активность человека, он расселяется по
земле, растут средства сообщения, умножаются способы хранения и передачи
информации (а ведь в основе основ всех этих достижений лежит всего одна
духовная сила — человеческий разум!), человеческая специфичность все
более выражается в этой особой «сфере разума». Через преемственное, из
поколения в поколение распространение знаний и умений (а это началось с
первых фундаментальных открытий и созиданий человека: орудий труда,
огня, приручения животных, земледелия), через философский, нравственный,
религиозный поиск, искусство, науку уже идет своего рода коллективная
цефализация, увеличивающая объем общеземного мозга.
Для истинного торжества ноосферы, по мнению
Вернадского, необходимы такие предусловия, каких мир еще не достиг: «Два
момента, следовательно, являются предпосылками замены антропосферы
ноосферой: господство человека над внешней природой и господство в самом
человеке сил разума над низшими инстинктами».
Как ученый-натуралист Вернадский много сделал для
объективного изучения складывающейся в геологическом и историческом
времени реальности ноосферы, как выдающийся мыслитель он провидел
сущность «ноосферы как цели», задачи и движущие силы ее. Колоссальное
изменение порядка вещей, какое происходит от вторжения человека в
природу, ученый поставил на точную научную основу, введя понятие
культурной биогеохимической энергии.
В XX веке, по мысли Вернадского, созревают
значительные материальные предпосылки для перехода к ноосфере, к
осуществлению идеала сознательно-активной эволюции это вселенскость
человечества, «полный захват человеком биосферы для жизни», когда вся
Земля до самых неблагоприятных мест преобразована и заселена, человек
проник во все ее стихии — землю, воду, воздух. Второй фактор — единство
человечества, когда создаются сходные формы научной, технической,
бытовой цивилизации, самые отдаленные уголки Земли объединяются
быстрейшими средствами передвижения, эффективными линиями связи и обмена
информацией. Третий фактор — омассовление общественной, исторической
жизни, когда «народные массы получают все растущую возможность
сознательно влиять на ход государственных и общественных дел». И,
наконец, — рост науки, превращение ее в мощную геологическую силу,
главную силу создания ноосферы, таящую в себе потенцию развития,
фактически безграничного.
В начале 1926 года Вернадский возвращается в
Ленинград. Действительность в России его неприятно поразила. Вернувшись в
академию, он сосредоточился на деятельности Радиевого института,
Комиссии по изучению естественных производительных сил России. Очень
быстро из печати выходит его работа «Биосфера», в которой он
обосновывает мысль о том, что «биосфера — это биокосное природное тело,
для которого характерна закономерная организованность движения материи и
энергии под влиянием живого вещества». Выйдя тиражом в 2000
экземпляров, книга имела огромный успех и не только в научных, но и в
широких культурных кругах.
Огромные силы уходят на организацию работы института,
получение для него необходимого оборудования, основание
биогеохимической лаборатории — прототипа Института живого вещества.
Владимир Иванович участвует в экспедициях, в течение десяти лет (до 1937
года) по нескольку месяцев проводит за границей ежегодно. Упрочилось
его международное признание. Сосредоточившись на научных проблемах,
Вернадский начинает разрабатывать несколько идей одновременно.
Прежде всего это идея времени. Ему кажется
несерьезным, что она исследовалась до сих пор лишь в рамках физики и
механики. Время — характеристика универсальная и проявляется абсолютно
во всех сферах, но по-разному.
Другая идея касается проблемы космической жизни и
«приобретает значение не только для ученого, но и для философа и для
всякого образованного человека».
Третья — формирование основ радиогеологии, науки о геологическом возрасте.
С 1935 года Вернадский живет в Москве. Он работает
над книгой «Химическое строение биосферы Земли и ее окружения» с
оригинальным обширным предисловием «Философские мысли натуралиста».
Через четыре года этот прекрасный труд стал логичным продолжением его
работ «Мысли об истории знаний», — «Научная мысль как планетарное
явление». И это несмотря на сложную обстановку и трагические события в
стране.
Сам Владимир Иванович сохраняет удивительную
трезвость и глубину в понимании того, что происходит в эти годы. Об этом
свидетельствуют его дневники и переписка. Его изначальное неприятие
«социалистической схоластики», «насилия над человеческой личностью»,
«исключительного морального и умственного гнета» остается тем же, перед
глазами зрелище все большей «варваризации» жизни и культуры, разлада и
упадка научной работы, принудительного закабаления массы народа
(«Мильоны заключенных — даровой труд, играющий заметную роль и большую
роль в государственном хозяйстве» — дневник от 5 января 1938 года).
До 1938 года Вернадский часто ездил в зарубежные
командировки, а дети его жили в эмиграции сын Георгий был профессором
кафедры истории Йельского университета в США, дочь, врач-психиатр,
вышедшая замуж за археолога Н. П. Толля, обосновалась в Праге — каждый
из них настойчиво звал отца и мать к себе. Но Владимир Иванович
неизменно возвращался домой. Самого его не постигла трагическая судьба
Николая Ивановича Вавилова (которая потрясла Вернадского), но многие из
его учеников были репрессированы и сосланы. Вернадский проявил большую
личную смелость, протестуя и ходатайствуя по их поводу перед власть
имущими, сколько можно материально и морально помогая арестованным и
ссыльным.
И тем не менее он видит и положительные результаты
государственного и экономического строительства в эти годы, понимает,
что большевистская власть — как это ни парадоксально — спасла саму
российскую государственность, что авторитарная, деспотическая власть
стала тем мучительным, но необходимым лечением, которое стянуло
распавшиеся в результате революции и братоубийственной войны части
страны, чтобы оживить их и привести, пусть насильственным путем, к
новому единству и новой оформленности. «Сейчас исторически ясно, что,
несмотря на многие грехи и ненужные — их разлагающие — жестокости, в
среднем они вывели Россию на новый путь» (5 августа 1941 года).
Вернадский — один из самых крупных ученых в области,
считающейся государством стратегической. В июне 1940 года, получив из
США от сына сведения о работах по «новой ядерной энергии», именно
Вернадский стал инициатором специальной академической комиссии,
разработавшей национальную ядерную программу и представившей ее в
правительство.
В годы войны Вернадского вместе со старейшими
академиками эвакуируют в Боровое в Казахстане. Все происходящее он
рассматривает с точки зрения дорогой ему идеи ноосферы. «Все страхи и
рассуждения обывателей, а также представителей гуманитарных и
философских дисциплин о возможной гибели цивилизации связаны, — считает с
полной уверенностью ученый, — с недооценкой силы и глубины
геологических процессов, каким является ныне нами переживаемый переход
биосферы в ноосферу».
В Боровом Вернадский занимается уже делами финальными
составляет «Хронику» своей жизни, историю зарождения и развития своих
идей и практических дел. Он сознательно готовится к последнему переходу и
так же последовательно и методично, как делал все в жизни, подводит под
ней черту.
«В общем, я все время неуклонно работаю. Готовлюсь к
уходу из жизни. Никакого страха. Распадение на атомы и молекулы. Если
что может оставаться — то переходит в другое живое, какие-нибудь не
единичные формы «переселения душ», но в распадении на атомы (и даже
протоны). Вера Вивекананды неопровержима в современном состоянии науки.
Атомно живой индивид — и я в том числе — о с о б о е я» (дневник от 27
декабря 1942 года).
Но его еще ждет одно тяжкое личное испытание 3
февраля 1943 года от внезапной болезни умирает его самый близкий друг и
помощник, жена Наталья Егоровна, с которой они прожили душа в душу 57
лет. 12 марта этого же года Владимиру Ивановичу исполняется 80 лет. Его
награждают орденом Трудового Красного Знамени и присуждают Сталинскую
премию 1 степени — двести тысяч рублей.
Последняя статья мыслителя — «Несколько слов о
ноосфере» — представляет собой не только конденсат его сокровенных
верований, но и чрезвычайно емкий и ясный конспект научных идей и
открытий, приведших к ноосферному видению в их логической и исторической
последовательности. В «Правде» эта статья, носившая название «Что и
зачем нам нужно знать о ноосфере», так и не появилась, зато в несколько
расширенном виде вышла в научном издании «Успехи современной биологии»
(1944) и на английском языке в журнале «Америкен сайентист» (1945) под
заглавием «Биосфера и ноосфера». В Москву Вернадский вернулся в конце
августа 1943 года. 25 декабря 1944 года его сразило, как когда-то отца,
кровоизлияние в мозг. Через десять дней он скончался.
8 января 1945 года его похоронили на Новодевичьем
кладбище. Этот мир Владимир Иванович покинул последним из членов былого
«Братства». Первые книги из его богатейшего рукописного наследия начали
появляться через десять лет. Вместе с ними, наконец, стал выплывать из
забвения и непонимания огромный духовный материк Вернадского,
величайшего русского натуралиста-мыслителя не только XX столетия, но и
всех веков научного знания». Нельзя отложить заботу о великом и вечном
на то время, когда будет достигнута для всех возможность удовлетворения
своих элементарных нужд. Иначе будет поздно. Мы дадим материальные блага
в руки людей, идеалом которых будет «хлеба и зрелищ». Есть, пить,
ничего не делать, наслаждаться любовью. Хорошо жить во имя чего? и для
чего? Надо искать более высоких идеалов. «Любовь к человечеству» —
маленький идеал, когда живешь в космосе», — писал Владимир Иванович в
дневнике 1918 года, писал, по существу, на все времена.
Вернадскому принадлежит замечательная мысль о будущем автотрофном человечестве.
Это была не просто одна из самых любимых, но и
поистине оригинальных его идей. Прежде чем быть впервые обнародованной
на французском языке в парижском научном журнале в 1925 году, она
занимала Владимира Ивановича несколько лет, возникнув почти одновременно
с учением о живом веществе. Уже в дневнике 1919 года есть такая запись:
«С одной стороны, идея автотрофности человечества… Здесь мы не только
переживаем новую геологическую эпоху, мы переживаем эпоху изменения
неподвижной в течение геологического времени структуры живого вещества».
Первая и важнейшая связь человека с целым жизни, по
Вернадскому, это его включенность в последовательно разворачивающийся
ряд живых форм и, наконец, в ту цепь человеческих поколений (а их ученый
насчитывает более десяти тысяч) «от отца к сыну, вида Homo sapiens,
которые, по существу своему, не отличаются от нас ни своим характером,
ни своей внешностью, ни полетом мысли, ни силой чувств, ни
интенсивностью душевной жизни». Человеческий разум, «устремленная и
организованная воля его», как существа общественного, активно
перестраивающие мир вокруг, могут и должны регулировать и собственную
природу, направляя ее развитие так, как то диктует глубокое нравственное
чувство. Человечество, убежден ученый, «становится все более
независимым от других форм жизни и эволюционирует к новому жизненному
проявлению».
Дальнейшее его развитие, по Вернадскому, будет
состоять в изменении форм питания и источников энергии, доступных
человеку Ученый имеет в виду овладение новыми источниками энергии, в том
числе энергией Солнца, а также «непосредственным синтезом пищи, без
посредничества организованных существ». Он представляет в общем виде
этот колоссальный эволюционный поворот человечества через достигнутое
умение поддерживать и воссоздавать свой организм, как это делает
растение, из самых элементарных, природных веществ: «пользуясь
непосредственной энергией Солнца, человек овладеет источником энергии
зеленых растений».
Одной из предпосылок перехода от биосферы к ноосфере
Вернадский называет прежде всего проблему «продления жизни, ослабления
болезней для всего человечества», считая при этом, что это только начало
и «остановлено это движение быть не может».
|
