В конце XVIII века среди россиян был популярен стишок:

Появились в России фармазоны,

И творят они всяческие резоны.

Под именем «фармазонов» имелись в виду вольнодумцы и безбожники (так поясняется в толковом словаре В.И. Даля). Слово это — искажённое франкмасоны, что в переводе с французского означает «вольные каменщики». Короче говоря — масоны.

Кто были эти люди? Какие же резоны они творили в нашей стране?

Знак масонов.

Среди них были личности от ничтожных до выдающихся, от чудаков до героев. Их влияние на российское общество было неоднозначным. В этой среде зародилось революционное движение декабристов.

В книге зарубежной исследовательницы масонства Т.А. Бакуниной «Знаменитые русские масоны» упомянуто много славных имён: Суворов, Кутузов, Карамзин, Александр I, Грибоедов, Пушкин. По её мнению, высказанному в другой работе: «Масонство, занесённое в Россию, по преданию, Петром Великим, почти одновременно с его возникновением на Западе, чрезвычайно быстро привилось и распространилось. Объясняется это тем, что появление масонства в России совпало с пробуждением общества, с первыми исканиями освобождавшейся мысли».

Она призналась, что «хотела обратить внимание на огромную массу русских вольных каменщиков, для которой масонство было настоящим светлым лучом, направлявшим их мысль на пути к достижению тайн бытия и развитию человеческого духа».

Впрочем, первые свободные искания истины на Руси относятся к значительно более ранним временам. А у масонов проявилось явное влияние западной мистики и философии, а также мистификации. Не случайно международный авантюрист Калиостро торжественно вошёл в среду российских масонов (о нём — особый разговор).

В тайные ложи часто вступали из карьерных соображений. Один из масонов объяснял: «Желание иметь связи, как тогда уверяли, что без связей ничего не добьёмся по службе и что большею частью либо масонством, либо другим каким мистическим обществом; люди, помогая друг другу на пути каждого пособиями, рекомендацией и прочее, взаимно поддерживали себя и достигали известных степеней в государстве преимущественно перед прочими». То есть, складывались коррупционные связи.

Были среди масонов экзальтированные мистики. Их завораживала, приводила в экстаз и умиление обстановка тайной ложи с её загадочными торжественными ритуалами. Примерно то же происходит с истово верующими. Некоторые масоны, склонные к размышлениям на возвышенные темы, стремились посредством символов и сочинений мистиков постичь сокровенные тайны мироздания.

Но были и те, кто был ориентирован на Запад, состоял в английских или французских ложах. Для них Россия представлялась варварской страной с дремучим населением, которую следует перекроить на западный манер.

Среди масонов России было много иностранцев; в некоторых ложах они составляли большинство. Логично предположить, что часть этих людей шпионила в пользу западных государств или скрытно отстаивала их интересы (как теперь говорят, были агентами влияния). Но даже те из масонов, которые искренне верили в идеалы Просвещения, вызывали подозрение как вольнодумцы, подобные смутьянам, учинившим революцию во Франции.

Дворян среди масонов было абсолютное большинство. Военных насчитывалось более тысячи, чиновников — около 350-ти. В процентном отношении наибольшее количество масонов приходилось на верхние слои социальной пирамиды. Членов царствовавших домов было 6, придворных сановников 34, высших должностных лиц 110. Литераторов, деятелей искусств насчитывалось около 280-ти.

Представители масонских лож могли воздействовать на решения, принимаемые на самом высоком уровне и влиять на духовную жизнь общества. Но было бы несправедливо полагать, будто такое влияние было сугубо отрицательным. Те, кто стремятся представить масонов как страшную таинственную силу, как местное или глобальное пугало, не только делают им рекламу, но и отвлекают публику от более опасных для общества социальных групп, организаций.

Итак, среди российских масонов, по-видимому, были иностранные агенты. Но вряд ли кто-либо из них стремился разжечь в стране революционный пожар. Самое большее, на что они могли рассчитывать, это — устроить дворцовый переворот. Революция была бы не в их интересах.

…В начале 1831 года на имя Николая I поступил секретный доклад от генерал-майора князя Андрея Борисовича Голицына. Там, в частности, говорилось: «…Совесть моя и долг священной присяги не позволили мне удалиться, не открывши перед Вашим Императорским Величеством весь ужасный, тайный, злоумышленный 25-летний заговор против Престола, Самодержавия и Славы России, заговор тем опаснее, что он имеет свои корни и отрасли не в России… и, к несчастью, много русских из первых сановников находится в сём обществе…»

Голицын признавался, что ещё в 1812 году был принят в масонские ложи и узнал «все ужасы» наиболее тайного ордена иллюминатов. Именно из этого опаснейшего гнезда и следует ожидать действий, направленных против самодержавия и России:

«Я всего испытал — сначала был в жестоком неверии, кощунствовал над святынею; обращён был чудом к вере в 1820 году. Наука древнего масонства подвела меня к истине, устроила в моей голове все отношения человека к Богу, к человеку и природе; если я две мысли умею вместе соединить, если я верю Христу воплощённому и постигнул глубину семи таинств нашей церкви с таинственным их значением, я обязан сему учению; люди только в моих глазах не соответствовали оному, я сделал то же самое признание покойному Государю, которое и найдётся в моих письмах, где также усмотрится, что я настаивал в 1823 году, чтобы ложи были закрыты, потому что иллюминатство везде пролезло».

О сверхтайном ордене иллюминатов ходили в Европе самые зловещие слухи. Он был основан 50 лет назад в Баварии для борьбы с влиянием иезуитов с помощью их же принципа — цель оправдывает средства. Он был вскоре разгромлен и запрещён властями. Но, как считалось, с тех пор он ушёл в глубокое подполье, затаился и сеял смуту, стремясь сокрушить мировой общественный порядок. Например, он якобы осуществил Великую французскую революцию. (Как позже писал русский историк В.И. Семевский: «Орден иллюминатов… одною из своих задач ставил противодействие всякого рода деспотизму».)

Здравомыслящий Николай I в другое время мог бы и не обратить внимания на донос Голицына, известного своими неординарными поступками, граничащими с умопомрачением, пусть даже и временным. Но время было слишком тревожным. Не прошло и шести лет после восстания декабристов, а в России вновь складывалась критическая ситуация.

В отчёте за 1830 год о положении дел в империи шеф жандармов и главный начальник Третьего отделения граф Александр Христофорович Бенкендорф сообщал: «Стечение печальных обстоятельств: эпидемия, плохой урожай, застой в торговле, бедность, революция — все эти бедствия создали всеобщее тяжёлое настроение, которым пользуются злонамеренные люди и интриганы для того, чтобы посеять сомнения относительно будущего и предсказывать репрессии».

Речь идёт об эпидемии холеры, подступавшей к Петербургу. Но главное, конечно, другое. 27 июля 1830 года в Париже произошло вооружённое восстание в ответ на ущемление правительством гражданских свобод. Вечером того же дня глава кабинета де Полиньяк успокоил короля: «В сущности, всё сводится лишь к простому волнению». Но уже на следующий день командующий войсками в Париже доложил иначе: «Это уже не волнение, это — революция». Была свергнута царствующая династия Бурбонов. Монархия сохранилась (корона перешла к герцогу Орлеанскому, ставшему Луи-Филиппом I), но при обновлённой буржуазно-демократической конституции.

Возможно, точнее было бы назвать это вооружённым переворотом. Власть потомственной аристократии сменилась господством олигархов, банковской и торгово-промышленной буржуазии. В августе грянула революция в Нидерландах, завершившаяся созданием независимого королевства Бельгии. В ноябре — восстание в Польше. Оно началось с покушения (неудавшегося) на великого князя Константина Павловича, наместника Царства Польского. В декабре было организовано национальное правительство, а 25 января 1831 года сейм объявил о свержении императора Николая I с польского престола.

Эпидемия революций в Европе должна была серьёзно озадачить русского царя. Письмо-донос князя Андрея Голицына о масонском заговоре упал на благодатную почву. Однако Николай I, зная странности автора данного сочинения — с обилием слов при минимуме доказательств, — не стал торопиться с выводами.

Масонские тайны и оккультная литература серьёзно потрясли психику князя и отчасти помутили его рассудок. Он штудировал шведского мистика Сведенборга, всерьёз воспринимая его откровения о беседах с духами умерших (некромантия), о телепатии. Без тени сомнения Сведенборг утверждал: «Что человек по внутренним началам своим дух, ясно доказывается тем, что по отрешении своём от тела, или после смерти, он продолжает жить как человек. Мне дано было убедиться в этом беседою с иными в продолжение нескольких часов, с другими — в течение недели или месяцев и даже многих лет».

На примере А.Б. Голицына можно видеть, как воздействовали сначала эпоха Просвещения, затем мистика и масонские идеи на некоторых экзальтированных членов тайных обществ. Вот его признание:

«Моё воспитание, — пишет князь, — делалось невидимою рукою в разные времена; Криднерша (баронесса Крюденер) разбудила мой дух и обратила моё знание в деятельную веру, — научила меня практической молитве, везде позволялось мне по неслыханной благодати Божией заимствовать хорошее и не допускать до меня вредное. Я кинулся в герметическую работу, она научила меня некоторым правилам и силам в природе: я всё стремился выше и выше, в 1824 году я готов был вступить в магию и Бог меня от этого спас; я видел чудеса неимоверные и от нечистой силы и устрашился их; они мне были нужны для суждения. Я видел и самую высочайшую степень магнитного просветления у девицы Ушаковой, и сам занимался магнетизмом и отстал! В то же самое время в Курске делались другие чудеса иного рода над ямскою бабою Матрёною; Палладия о том можно спросить, он был личным свидетелем; стремление моё ко всем тайным наукам ежедневно делалось сильнее, я начал учить некромантию, влияние планет, составление пантоклов и талисманов, имена духов от Архангелов до последних гномов подземельных: я углубился в науку числ халдейских и познание имён Божиих, определяющих сигнатуру вещей; какие были плоды моей учёности? Я приобрёл большую кичливость ума, надутость, и вселилась во мне гордость самая титаническая; я погибал без ведома моего; Всемилосердный Бог приставил мне видимого Ангела-хранителя в лице моей Нины; чем более я углублялся в премудрости Соломона, которые помрачали мой ум, тем более её сердце и разум проникались благостью и светом евангелической простоты; ей открывались вещи высочайшие, и я чувствовал превосходство её веры против моей. Перед отъездом моим в армию на Дунай в 1828 году она мне сказала: „Друг мой! Ты едешь в армию, Бог один знает, где и когда мы опять увидимся, не откажи твоему другу в одной милости — дай мне все твои драгоценные книги, все твои рукописи, все твои таблицы, исчисления, призывания духов, все твои старинные вещи, которые меня так приводят в смущение, отдай мне все твои пантаксы, кружки на пергаменте и позволь нам с отцом Палладием всё это сжечь". Я согласился с чистым сердцем, и собравши книги мои, сжигаху пред всеми. Вся моя книжная наука, вся моя премудрость обратилась в пять минут в пепел и развеялась по ветру. Палладий надел на меня образ Богородицы, а друг мой дала мне в руки Евангелие и сказала: „Вот тебе премудрость! Ищи её здесь…" Нина моя перешла в жизнь вечную, но дух её продолжает охранять меня; дух отца её Николая Исаевича также имеет великое значение».

Приобщение к тайным масонским знаниям не прошло для него бесследно, хотя он и раскаялся, вернувшись к православию. «Но одно несомненно, — пишет Я.А. Гордин в книге «Мистики и охранители», — князь Андрей Борисович был натурой искренне мятущейся, взыскующей смысла вещей, не довольствующейся обыденным течением жизни. Ему мало было придворной и военной карьеры, которые шли вовсе недурно, ему хотелось — и хотелось сильно — деятельности необычайной и высшей».

Прервём цитату. Здесь высказана мысль, помогающая понять психологию немалого числа членов тайных и, в частности, революционных обществ. Эти люди стремились преодолеть тяжкое тяготение обыденной жизни, обрести высшую цель бытия, несравненно превосходящую любые личные низменные устремления.

«Почему же он, — продолжает Гордин, — так далеко ушёл от преддекабристских увлечений своей молодости? От идеалов Ордена русских рыцарей?

Во-первых, кто знает, отчего меняется политическая позиция человека? Тут может быть великое множество причин — иногда самого неожиданного личного свойства. Неукротимый и безжалостный Пестель в 1825 году стал религиозен, толковал об уходе в монастырь, о том, что надо открыться императору, чтобы убедить его начать реформы. А незадолго перед тем Пестель готов был полностью уничтожить августейшее семейство — с женщинами и детьми…

Во-вторых, скорее всего, в князе Андрее Борисовиче масонство, которое для декабристов и близких к ним людей было лишь формой организации, победило политический либерализм. Мистическое мировосприятие заполнило его душу…

В-третьих, вполне возможно, он искренне уверовал в гибельность радикального реформаторства в конкретных российских условиях и считал, что оно может вызвать лавину народного мятежа. В подобных опасениях он был отнюдь не одинок».

Этот частный пример демонстрирует важную особенность тайных обществ. Идеи и ритуалы, характерные для них, могут завораживающе воздействовать на людей определённого склада ума и характера. В психологии это называется внушением установки, укореняющейся в подсознании. В дальнейшем она может руководить поведением человека вне его рассудка, управляя его эмоциями.

В тайных революционных обществах ситуация усугубляется дополнительным духовным напряжением, вызванным постоянной опасностью. Для некоторых людей это служит источником своеобразного вдохновения, энтузиазма. Как провозгласил герой трагедии Пушкина:

Есть упоение в бою,

У бездны страшной на краю…

Итак, по донесению А.Б. Голицына о заговоре ужасных иллюминатов, соответствующее расследование провели военный министр граф А. Чернышёв и генерал-адъютант граф А. Орлов. Ознакомились с имевшимися материалами, побеседовали с Андреем Борисовичем и доложили Николаю I: «Окончательное объяснение князя Голицына, от которого, по словам его, мы ожидали больших открытий и доказательства, не соответствовали нашему ожиданию, и нимало не сомневаясь в добрых его намерениях, должны признаться, что способы его собственных понятий со всем его рвением не могут без помощи других обнять и раскрыть столь обширное по существу своему, столь великое дело, каково существование и продолжение в России зловредных действий иллюминатской секты».

Подозрения Голицына оказались голословными, внушёнными его неуёмной фантазией. Но в его путанных и пространных рассуждениях порой проскальзывала верная мысль: «Россия стоит, как великан, на которого натянули насильственно с трудом немецкую столь узкую куртку, что он не может владеть руками, скрутили его по всем суставам, перетянули жилы, остановили в них кровообращение, дразнят, колют, терзают, изнуряют, полагая повалить его на землю и дать на съедение разнородным налётным псам!» (Удивительно актуально звучит.)

Андрей Борисович, побывавший в тайных обществах и знавший, как много в них состоит влиятельных людей, решил, что корень зла — в коварных происках иллюминатов. Но ведь иноземное влияние на Россию началось наиболее активно ещё при Петре I. Оно не было во всём отрицательным. Трудности экономического роста России определялись комплексом причин вне связи с «немецкой узкой курткой». Другое дело — духовное подавление и унижение русского народа и его самобытной культуры. Но в этом повинны были не только иностранцы.

Победа в Отечественной войне 1812 года не улучшила положение русских крестьян. Дворянство цепко держалось за свои привилегии. Бюрократия и коррупция пронизали всю государственную систему. Справиться с такой напастью было чрезвычайно трудно. Легко свалить всю вину на самодержавие или мифических иллюминатов. На состоянии страны сказывается весь предыдущий путь её развития в материальных и духовных связях с другими странами и культурами.