С давних пор, совершая географические открытия, люди искали драгоценные камни и металлы, лес и пушнину, пряности и благовония, — но только не ЧЕЛОВЕКА. Лишь после эпохи Великих географических открытий учёные стали обращать внимание на разнообразие не только природы, но также разновидностей людей и типов культуры.

Под влиянием известий о диких племенах философы и учёные XVII–XVIII веков разделились на два противоположных лагеря. Одни утверждали, что дикари имеют зверские наклонности и дикие нравы. Другие полагали, что вольный сын природы благороден и добр, имея ровно столько ума и умения, сколько необходимо для спокойной жизни. По этому вопросу даже взгляды просветителей-гуманистов порой расходились основательно.

Так, Клод Адриан Гельвеций писал о «нелюдимом дикаре», язык которого «ограничивается пятью или шестью звуками или криками». Если такое существо «освобождается от страха перед законами или наказаниями, то его несправедливость не знает никаких пределов».

А по мнению Жан-Жака Руссо, люди жили свободными и счастливыми, добрыми и здоровыми до тех пор, пока довольствовались немногим, самым необходимым. Потребность в избытке благ породила рабство, жестокость, алчность, зависть, лицемерие, а научно-технический прогресс лишь увеличивает неравенство между богатыми и бедными.

Подобные представления основывались отчасти на сведениях, доставляемых путешественниками. Одни писали о свирепых дикарях-людоедах (приводя соответствующие факты), другие — о наивных и добродушных туземцах. Оформились антропология, изучающая разновидности людей, расы, и этнография (народоведение), посвящённая культуре, быту и нравам народов.

Однако всё, что связано с познанием человека, зависит от политических, социальных, экономических факторов. Быстрое развитие капитализма сопровождалось активной эксплуатацией трудящихся и ограблением зависимых стран, из которых вывозили среди прочих товаров людей, превращённых либо в рабов, либо в бесправных наёмников. Великобритания к середине XIX века стала крупнейшей колониальной державой. В США южные штаты были рабовладельческими (здесь трудилось около четырёх миллионов рабов-негров).

Американские антропологи Нотт и Глиддон опубликовали в 1854 году монографию «Типы человечества», где утверждалось полное отсутствие родства между белыми и приближёнными к человекообразным обезьянам неграми. Французский аристократ Гобино издал свой «Трактат о неравенстве человеческих рас», утверждая существование высшего расового типа — арийского, призванного господствовать над всеми другими.

«Не есть ли такое воззрение, — писал великий русский учёный Карл Бэр, — столь мало соответствующее принципам естествознания, измышлением части англо-американцев, необходимое для успокоения их собственной совести? Они оттеснили первобытных обитателей Америки с бесчеловечной жестокостью, с эгоистической целью ввозили и порабощали африканское племя. По отношению к этим людям, говорили они, не может быть никаких обязательств, потому что они принадлежат к другому, худшему виду человечества. Я ссылаюсь на опыт всех стран и всех времён: как скоро одна народность считает себя правою и несправедливо поступает относительно другой, она в то же время старается изобразить эту последнюю дурною и неспособною…»

В противовес расизму во Франции была опубликована книга Катрфаржа «Единство рода человеческого». В 1865 году северные штаты победили южан и добились юридического равенства прав белых и чёрных. Но суть проблемы оставалась спорной, и всё меньше было шансов решить её на опыте: на Земле к этому времени почти не осталось племён, не испытавших на себе влияния агрессивной технической цивилизации.

Показательна судьба тасманийцев. Лишь в конце XVIII века был открыт пролив, отделяющий Тасманию от Австралии. И хотя планомерного физического истребления островитян не было, число их начато быстро сокращаться. От 3–5 тысяч в 1824 году осталось менее 500, в 1860 году — 60 и вскоре тасманийцы вымерли. Другим племенам, находившимся на первобытном уровне развития техники (каменный век!), оставалось либо перерождаться, либо вымирать, либо бороться за свободу и самобытность.

Каждая культура, каждое племя или народ, каждая человеческая личность имеет право на самостоятельность. Взаимодействуя, общаясь, они должны исходить из обоюдного уважения, не стремясь силой насаждать свои порядки, свой образ жизни и не навязывая свои мысли.

Эти принципы были близки Николаю Николаевичу Миклухо-Маклаю, который воспитывайся в интеллигентной российской семье во время расцвета русской культуры, прежде всего литературы, пронизанной идеями свободы, гуманизма, добра и поисков правды. Изучив биологию и медицину в Германии, совершив несколько научных экспедиций (он был ассистентом известного биолога и эколога Э. Геккеля), он вернулся в Россию и затем решил отправиться на Новую Гвинею. К.М. Бэр рекомендовал ему наблюдать людей «без предвзятого мнения относительно количества и распространения человеческих племён и рас».

Решение Миклухо-Маклая избрать местом пребывания и исследований остров, где обитали племена людоедов, о которых рассказывали ужасные истории, выглядело безумной авантюрой, чудачеством. Кто-то предположил, что русское правительство желает обзавестись заморскими колониями. Но эта версия не получила подтверждения.

Новая Гвинея оставалась в стороне от экономических интересов европейских держав. На ней не было найдено месторождений драгоценных металлов. Впрочем, серьёзных изысканий не проводили. Причиной тому — слухи о тамошних дикарях-людоедах. К тому же тропическая растительность препятствовала освоению этих территорий. Изучение Новой Гвинеи началось в 1871–1872 годах: итальянские учёные Луиджи Альбертис и Одоардо Беккари исследовали северо-западную часть острова.

Миклухо-Маклаю надо было застать папуасов в их естественном состоянии. Поэтому он избрал практически неизученный юго-восточный берег Новой Гвинеи, высадился там в сентябре 1871 года и более года жил среди «дикарей», общаясь с ними, завоевав их уважение и доверие.

«Меня приятно поразили, — писал он, — хорошие и вежливые отношения, которые существуют между туземцами, их дружелюбное отношение с жёнами и детьми. Во всё моё пребывание на „Берегу Маклая" мне не случалось видеть ни одной грубой ссоры или драки между туземцами; я также не слышал ни об одной краже или убийстве между жителями одной и той же деревни. В этой общине не было начальников, не было ни богатых, ни бедных, почему не было ни зависти, ни воровства, ни насилия. Лёгкость добывания средств к существованию не заставляла их много трудиться, почему выражения злобы, ожесточения, досады не имели места».

Оказалось, что представители совершенно разных культур могут жить вместе в дружбе и согласии на основе универсального морального принципа: не делай другому того, чего не желаешь, чтобы делали тебе. Миклухо-Маклай поставил уникальный эксперимент — с немалым риском для жизни, доказав на опыте не только единство человеческих рас, но и глубокое родство людей, относящихся к разным культурам.

Это стало замечательным открытием. Ведь познание земной природы для нас имеет смысл не столько абстрактно-теоретический, сколько реально-практический в связи с познанием человеческой природы и нашего места и значения в окружающей среде. Для того чтобы достойно существовать на планете, нам необходимо прежде всего научиться жить в согласии между собой, а всем вместе — с окружающей природной средой.

Л.Н. Толстой писал Миклухо-Маклаю: «Мне хочется сказать вам следующее: если ваши коллекции очень важны, важнее всего, что собрано до сих пор во всём мире, то и в этом случае все коллекции ваши и все наблюдения научные ничто в сравнении с тем наблюдением о свойствах человека, которые вы сделали, поселившись среди диких и войдя в общение с ними и воздействуя на них одним разумом… Ваш опыт общения с дикими составит эпоху в той науке, которой я служу, — в науке о том, как жить людям друг с другом».

Мореплавателям и путешественникам приходилось оставаться среди племён, находящихся на стадии неолитической культуры. При этом приходилось приспосабливаться к нравам, принятым среди «дикарей». Другая крайность — миссионеры, внедряющие свои религиозные принципы и правила поведения (не говоря уж о колонизаторах, разрушающих весь уклад жизни этих племён).

У Миклухо-Маклая был опыт сосуществования на основе взаимного уважения и равенства. Кстати, в те же годы в России пользовалась огромной популярностью книга Н.Я. Данилевского «Россия и Европа», в которой утверждался принцип разнообразия культур, их взаимного дополнения. В то же время в Западной Европе, а потом и в нашей стране получила широкую популярность идея единообразия «общечеловеческой» культуры, можно сказать, единого индустриального общества.

К сожалению, именно последняя идея восторжествовала в конце XX века. А в конце XIX века осуществлялась экспансия западноевропейской «индустриальной культуры», перемалывающей в своих экономических жерновах другие народы и племена. В частности, на Новой Гвинее уже при Миклухо-Маклае появились колонизаторы, порой уничтожавшие посёлки аборигенов.

В XX веке две кровопролитнейшие мировые войны и крах СССР из-за поражения в идеологической борьбе (после третьей всемирной холодной войны) показали, что техническая цивилизация обрела глобальные масштабы и подчиняет своей железной поступи все страны и народы. Столь же закономерно углубляется мировой экологический кризис, ведущий к деградации биосферы и тех, кто в ней обитает. Единая массовая техногенная культура оборачивается торжеством примитивного «техногенного человека», создаваемого по образу и подобию машины, о чём ещё семь десятилетий назад проницательно писал русский философ Н.А. Бердяев.

Миклухо-Маклай сумел открыть человека в человеке иного рода-племени, иной культуры. Хотелось бы надеяться, что его достижение будет заново осмыслено, усвоено и принято во внимание человеческим сообществом. Ибо теперь — уже в XXI веке — приходится заботиться о том, чтобы сохранить многообразие культур и человеческое — в человеке.