 Один из примеров такого
рода привёл писатель С.Н. Шубинский, подробно изложивший историю помещика XVIII
века Василия Васильевича Головина. Она показывает, в частности, некоторые нравы
патриархальной России, о которой в наше время имеются весьма искажённые
представления.
Василий Васильевич оставил
после себя «Записки бедной и суетной жизни человеческой». Следовательно, имел в
виду оставить назидание потомкам. Ему в молодые годы трудно давалось учение в
недавно учреждённой Морской академии. По болезни он получил годичный отпуск и
успел за это время жениться — в 21 год — на богатой вдове княгине Евдокии
Кольцовой-Масальской, урождённой Хитрово.
Жизнь его складывалась
непросто. Довелось ему пережить гнев царицы Екатерины Алексеевны, при которой
он был в должности камер-юнкера, арест и ссылку. Позже, при «бироновщине» его
по какой-то причине арестовали, жестоко пытали и посадили в темницу. Он был
освобождён благодаря огромной сумме, потраченной его супругой ради этой цели.
Несчастья, испытанные
Василием Васильевичем сделали его подозрительным, замкнутым, чудаковатым и
набожным до суеверия. Большую часть года он проводил в своём Новоспасском
имении. Вставал ещё до восхода солнца, прочитывал полунощницу и утреню вместе с
дьячком своим Яковом Дмитриевым. Затем являлись к нему с докладами и рапортами
дворецкий, ключник, выборный и староста — по команде горничной девушки
испытанной честности, Пелагеи Петровны Воробьёвой.
Она произносила: «Во имя
Отца и Сына и Святаго Духа». Предстоящие отзывались: «Аминь!» Потом она
напоминала: «Входите, смотрите, тихо, смирно, бережно и опасно, с чистотою и
молитвою, с докладами и за приказами к барину нашему, государю: кланяйтесь
низко его боярской милости и помните же, смотрите, накрепко!» Все разом
отвечали: «Слышим, матушка!»
Войдя в кабинет к барину,
они кланялись ему до земли со словами:
— Здравия желаем, государь
наш!
— Здравствуйте, — отвечал
он, — друзья мои, не пытанные и не мученные, не опытные и не наказанные (такова
была его поговорка). Ну что? Всё ли здорово, ребята, и благополучно у нас?
— В церкви святой и
ризнице честной, — произносил, кланяясь, дворецкий, — в доме вашем господском,
на конном и скотном, в павлятнике и журавлятнике, везде в садах, на птичьих
прудах и во всех местах, милостию Спасовою, всё обстоит, государь наш, Богом
хранимо, благополучно и здорово.
— В барских ваших
погребах, — начинал своё донесение ключник, — амбарах и кладовых, сараях и
овинах, улишниках и птичниках, на витчинницах и сушильницах, милостию
Господнею, находится, государь наш, всё в целости и сохранности; свежую воду
ключевую из святого Григоровского колодца, по приказанию вашему господскому, на
пегой лошади привезли, в стеклянную бутыль налили, в деревянную кадку
поставили, вокруг льдом обложили, изнутри кругом призакрыли и сверху камень
наложили.
Выборный доносил так:
— Во всю ночь, государь
наш, вокруг боярского вашего дома ходили, в колотушки стучали, в ясак звенели и
в доску гремели, в рожок, государь, по очереди трубили, и все четверо между
собою громогласно говорили; ношные птицы не летали, странным голосом не
кричали, молодых господ не пугали и барской замазки не клевали, на крыши не
садились и на чердаке не возились.
Заключительное слово
произносил староста:
— Во всех четырёх
деревнях, милостию Божию, всё обстоит благополучно и здорово: крестьяне ваши
господские богатеют, скотина их здоровеет, четвероногие животные их пасутся,
домашние птицы несутся; на земле трясения не слыхали и небесного явления не
видали. Кот Ванька и баба-зажигалка в Ртищеве проживают, и, по приказу вашему
боярскому, невейку ежемесячно получают, о преступлении своём ежедневно
воздыхают и вас, государь, слёзно умоляют, чтобы вы гнев боярский на милость
положили и их бы, виновных рабов своих, простили.
(Требуется пояснение.
Бабой-зажигалкой велено было называть женщину, учинившую по неосторожности
пожар. Кот Ванька был любимцем Василия Васильевича. Однажды он забрался в
сетку, где хранилась живая рыба для барского стола, наелся, но запутался в
сети, удавился. Слуги доложили хозяину о преступлении кота, умолчав о его
смерти, после чего было приказано отправить Ваньку в ссылку.)
Выслушав донесения,
Василий Васильевич отпускал докладчиков. Ему приносили чай. Впереди шёл один
служитель с большим медным чайником с кипятком, за ним другой нёс большую
железную жаровню с горячими угольями; шествие заключал выборный с веником,
насаженным на палку для обмахивания золы и пыли. Поставив на железный лист
жаровню, а на неё медный чайник и сотворив молитву Иисусову, слуги тихо
выходили. Барин посылал за своим старшим сыном, которого поднимали с постели.
После чаепития барин отправлялся к литургии и становился в церкви на своём
особенном месте.
Спать он ложился засветло
после сытного обеда. По приказу и после молитвы захлопывались со страшным
стуком ставни и закреплялись железными болтами. Дворецкий входил в кабинет
барина и получал наказ для передачи всем остальным (дворовых было около трёхсот
человек):
— Слушайте приказ
боярский. Смотрите, всю ночь не спите, кругом барского дома ходите, колотушками
громче стучите, в рожок трубите, в ясак ударяйте, по сторонам не зевайте, и
помните накрепко: чтобы птицы не летали, страшным голосом не кричали, малых
детей не пугали, барской замазки не клевали, на крыши бы не садились и по
чердакам не возились; смотрите ж, ребята, помните накрепко!
Подобный наказ давался
старосте, а девица Воробьёва перечисляла ключнику его обязанности. Не забыты
были и семь кошек, которые на ночь привязывались к семиножному столу в
гостиной. За каждой кошкой следила особая девка.
Прочитав вечернее правило,
Василий Васильевич ложился в постель и, крестясь, произносил: «Раб Божий
ложится спать, на нём печать Христова и утверждение, Богородицына нерушимая
стена и защищение, Крестителева благословенная десница, хранителя моего ангела
всесильный и всемошный животворящий крест, бесплотных сил лики и всех святых
молитвы; крестом ограждаюсь, демона прогоняю и всю силу его вражью искореняю,
всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь!»
С вечера и всю ночь в
Новоспасском раздавался гром, звон, стук, свист, гам и крик, трещанье и беганье
четырёх чередовых и стольких же караульных, призванных охранять барский дом от
нечистой силы, которая, как известно, присутствует едва ли не всюду,
закрадываясь даже в душу человеческую.
Зимовать Василий
Васильевич отправлялся в Москву, для чего снаряжали около двадцати различных
экипажей и до семидесяти лошадей. Впереди везли Владимирскую чудотворную икону
Божьей Матери в золочёной карете и в сопровождении священника. Сопровождали
процессию двадцать богато одетых верховых егерей.
К счастью для крепостных,
причуды барина были безобидными, а сам он, хотя и строг, но не зол. Внешность
Василия Васильевича была заурядной: невысок, сухощав, темноволос, с карими
глазами, широким носом. Даже в восемьдесят лет он не употреблял очков и не
потерял ни одного зуба; любил грызть орехи, которые для него мочили в кадках на
целый год. Он постоянно носил на голове стёганую зелёную шапочку, сшитую в виде
креста, так что одна полоса обходила вокруг головы, а две другие
перекрещивались вверху. Согласно его завещанию, он был положен в этой шапочке в
гроб, скончавшись весной 1781 года.
Его старший сын отслужил в
Семёновском полку, а затем судьёй в калужском надворном суде. Выйдя в отставку
и обосновавшись в Новоспасском, стал он причудником, но, в отличие от отца, не
религиозного толка, а самого, что ни на есть, светского. Ему нравилось удивлять
окружающих роскошью своего двора (усадебного) и разнаряженной дворни, среди
которой были шуты и шутихи, дуры и дураки — как созданные таковыми природой,
так и притворные.
Выезд барина происходил
торжественно, словно царской особы, с гайдуками и скороходами, а в свите его
состояли арабы, башкиры, татарки и калмычки. Гостям своим Головин задавал
великолепные обеды и ужины, устраивал балы и причудливые маскарады. Были у него
собственные оркестр, хор, цыганский ансамбль, который ему особенно нравился.
Сопровождались празднества стрельбой из пушек и блистательными фейерверками. |
