Кто-то подсчитал, что в общей сложности Александр Дюма написал около шестисот томов — столько, сколько нормальному человеку не под силу прочесть за всю жизнь. Говорили, что обеспечив своему имени славу, затем Дюма обзавелся целой армией помощников, которые писали за него, используя лишь сюжеты своего патрона.
Точные комментарии по этому поводу дал писатель Дмитрий Григорович, сблизившийся с Дюма во время его пребывания в Петербурге и навещавший его в Париже: «…познакомился я также с довольно курьезным французом г. Ипполитом Оже… Г-н Оже принадлежал к группе сотрудников Дюма: гг. маркизу де Шервиль, Бенедикту Ревуаль, Маке и другим, доказывавшим только размер таланта их патрона, умевшего придать их рукописям огонь, живость, интерес; работая уже от себя собственно, сотрудники эти оказывались крайне бесцветными и не имели никакого успеха». (О том, как работал Дюма, Григорович рассказывает в книге «Корабль „Ретвизан"».)
Современник писателя, критик-интеллектуал, маленький рыжий Сент-Бев говорил об исполине Дюма: «Дюма? Да это так же легковесно, как завтрак вечного холостяка…» А «завтрак холостяка» вот уже более полутора столетий насыщает каждое новое поколение читателей.
Александра Дюма обвиняли в том, что он слишком забавен, плодовит и расточителен. «Неужели для писателя лучше быть скучным, бесплодным и скаредным?» — совершенно справедливо заметил Андре Моруа.
Однажды у Дюма спросили, как он себе представляет жизнь. Он ответил: победным шествием от юности к могиле. И это ему удалось как никому другому.
Александр Дюма родился 24 июля 1802 года в небольшом городке Вилле-Котре, расположенном к северу от Парижа. Его отец — Тома-Александр Дюма Дави де ля Пайетри — был сыном маркиза с древней дворянской родословной и чернокожей рабыни Сессеты с острова Сан-Доминго. Неизвестно, был ли этот брак узаконен. Внук маркиза — писатель Дюма-сын — уверял, что был. Через десять лет после рождения Тома-Александра Сессета умерла, а еще через восемь маркиз вернулся с островов в Париж вместе с восемнадцатилетним сыном — могучим красавцем-мулатом.
Несмотря на экзотическую внешность, Тома-Александр как отпрыск маркиза был принят в свете, пользовался необычайным успехом у женщин и поражал окружающих своей силой. На склоне лет маркиз сделался болезненно скуп, к тому же на восьмидесятом году женился, и Тома-Александр, доведенный безденежьем до крайности, решил завербоваться в гвардию простым солдатом. Старый маркиз взволновался, что его имя будут трепать среди «всякого армейского сброда». Оставив от пышной отцовской фамилии лишь начало — Дюма, Тома-Александр под этим именем поступил рядовым в драгунский полк королевы.
На постое в Вилле-Котре необычного солдата заприметила Мари-Луиза Лабуре, дочь хозяина гостиницы, в прошлом — дворецкого его королевского высочества герцога Орлеанского и по этой причине весьма уважаемого в городе господина. Через несколько лет, в 1792 году, молодые люди поженились. К тому времени Тома-Александр уже был произведен в подполковники. Стремительному служебному взлету помогла Французская революция (1789–1794), с которой Дюма связал свою судьбу, а также его беспримерная храбрость. Еще через год двадцатипятилетний Тома-Александр стал дивизионным генералом.
После революции, во времена Директории, бесстрашного генерала (его называли Черным дьяволом) приблизил к себе Наполеон Бонапарт, возглавивший французскую армию во время Итальянского похода, а в Египетском походе он поручил генералу Дюма командование кавалерией. В 1801 году генерал был пленен в Неаполе и заключен в тюрьму, где его пытались отравить; он выжил, но остался инвалидом. Вскоре, по случаю перемирия, Дюма обменяли на знаменитого австрийского генерала Мака.
1 мая 1801 года генерал Дюма, полупарализованный и ослепший на один глаз, вернулся к жене и дочери, а спустя год с небольшим у них родился сын Александр. Мальчик был белокож и голубоглаз, лишь мелко вьющиеся волосы напоминали, что он на четверть африканец. Когда ему было четыре года, отец ушел из жизни. После реставрации королевской власти Мари-Луиза предлагала сыну принять фамилию маркиза — Дави де ля Пайетри, на которую он имел право; это могло открыть ему многие двери. «Меня зовут Дюма, — гордо ответил молодой Александр. — …Да и что сказал бы мой отец, если б я отрекся от него и стал носить фамилию деда, которого я не знал?» Отец остался для него кумиром навсегда, его судьбе посвящено немало страниц в «Воспоминаниях» писателя.
От отца Александр унаследовал высокий рост, могучее телосложение, горячую кровь, а также великодушие, храбрость, честолюбие, богатое воображение, склонность к авантюре. В жизни Александра Дюма было не меньше приключений, чем в его романах. Андре Моруа, перу которого принадлежит замечательная книга «Три Дюма», так описал его в юности: «Он был подобен стихийной силе, потому что в нем бурлила африканская кровь… вдобавок он был наделен талантом сказителя, присущим африканцам. Стихийность его натуры проявлялась в отказе подчиняться какой-либо дисциплине, и так как в доме не было мужчины, которой мог бы его обуздать, он свободно бродяжничал по лесам. Школа не оказала никакого влияния на его характер, она не сформировала и не деформировала его. Любое притеснение было для него несносно. Женщины? Он их любил всех сразу; он с самого начала убедился, что завоевать их расположение нетрудно, но не мог понять, к чему клясться в верности одной из них. При этом он вовсе не был аморален… В юности он был страстным охотником, краснобаем, влюблялся во всех девушек, готовых слушать его россказни, и был жаден до удовольствий. В восемнадцать лет его привлекает все, и особенно недосягаемое: „Разве во мне нет, — думает Дюма, — того магнетизма, благодаря которому я выйду победителем там, где любой другой потерпит неудачу?" Он твердо верил в свою звезду».
В школе дальше таблицы умножения Александр не продвинулся, единственным приобретением оказался красивый почерк, который поможет ему на первых порах в Париже. После смерти генерала Дюма семья осталась без средств — все деньги съела его болезнь. Когда Александру было десять лет, один из родственников, аббат Консей, умирая, завещал ему стипендию в семинарии, если он примет духовный сан. Бедная мать ухватилась за эту возможность и упросила сына хотя бы попробовать там поучиться. Получив от нее деньги на учебные принадлежности, Александр купил хлеба, колбасы и на три дня сбежал в лес. С надеждой на духовный сан Мари-Луизе пришлось расстаться. Она пристроила сына младшим клерком в контору к нотариусу.
Впервые Александр услышал о том, что поэзия может стать путем к славе, от парижского гостя своих соседей некоего Лафаржа, и эта идея запала ему в душу, а первого живого стихотворца встретил в семье своего опекуна Коллара.
Им оказался Адольф де Левен, который наезжал в Вилле-Котре из Парижа. Он водил знакомство со столичными литераторами, драматургами и актрисами и разжигал воображение своего провинциального приятеля рассказами об этой необыкновенной жизни. Окончательно же Александр определился в своем призвании, когда в городок приехала театральная труппа с «Гамлетом», и семнадцатилетний юноша открыл для себя Шекспира. «Вообразите слепца, — писал он, — которому вернули зрение, вообразите Адама, пробуждающегося после сотворения». Александр решил стать драматургом и вместе со своими сверстниками обустроил на чердаке некое подобие театральной студии, где был и драматургом, и актером, и режиссером.
Набросав вместе с Левеном несколько пьес в стихах, Дюма решил, что пора брать Париж. Денег на эту кампанию не было. Захватив ружье, чтобы охотиться по дороге и таким образом подзаработать, он отправился навстречу славе. В Париж Александр Дюма явился с четырьмя зайцами, двенадцатью куропатками и двумя перепелками. В обмен на эти трофеи хозяин гостиницы «Великие августинцы» дал ему приют на несколько дней. Посетив театр и увидев на сцене знаменитую Тальма, а затем вместе с Левеном побывав у нее за кулисами, вдохновленный новыми знакомствами, Александр вернулся домой и объявил матери, что уезжает в Париж навсегда.
Переезд состоялся в 1823 году. Все, что он взял с собой, — это два луидора, которые наскребла ему мать, и грандиозные замыслы. Авантюрный характер позволил Александру разыскать в Париже знакомых отца — многие еще помнили храброго генерала — и с их помощью, а также благодаря красивому почерку устроиться писцом в секретариат герцога Орлеанского (будущего короля Луи-Филиппа).
В литературной жизни столицы в самом разгаре была война между уходящим классицизмом и наступающим романтизмом. Новые имена — Ламартин, Гюго, де Виньи — начинали приобретать громкую известность. Разумеется, молодой провинциал и слыхом не слыхивал ни о романтизме, ни об этих писателях, но счастливый случай (похоже, он всегда сопутствовал Дюма) сразу же указал ему ориентиры. В театре общительный Александр разговорился с сидящим рядом человеком весьма солидной наружности, и тот, забавляясь простодушием юноши, начал просвещать его по части современной литературы, которую следует читать. Познакомиться они не успели — к концу третьего акта сосед был выдворен из зала за свист и топанье во время действия (шла дешевенькая мелодрама «Вампир»). На следующий день из газет Дюма узнал, что этим «дебоширом» был знаменитый писатель Шарль Нодье.
Собственно, с этого времени Александр Дюма взял старт в своем «победном шествии». В судьбе великих людей предстартовые события всегда любопытнее финишных, потому мы на них и задержались. Разве не увлекательно следить за тем, что обеспечивает победу на финише! Подчинение судьбе или вызов ей, осмотрительность или безоглядность, усидчивость или темперамент, смирение или бунтарство, уважение к нормам или презрение к ним, следование чувствам или капитуляция в связи с обязательствами?.. Разумеется, каждая судьба индивидуальна, и все же, знакомясь с биографиями великих людей, можно обнаружить некоторые закономерности. Но это материал уже для другой книги — о психологии творчества, а мы завершим эти размышления словами Данте: «Нежась на мягкой перине, славы себе никогда не добудешь».
За первые шесть лет жизни в Париже Александр Дюма — без денег, без литературных связей, наконец без системного образования — обрел известность и был принят как равный в круг тех «громких» писателей нового романтического направления, о которых впервые услышал от случайного соседа в театре, — Виктора Гюго, Альфреда де Виньи, Беранже и того же Шарля Нодье, ставшего его покровителем.
Первые пьесы Дюма — «Охота и любовь», «Христиана» — не увидели сцены, зато отточили перо. Наконец пьеса «Генрих III и его двор» (1829), с дуэлями, заговорами, оргиями и политическими страстями, вызвала рукоплескания в «Комеди Франсез» и с тех пор считается одной из первых романтических драм во Франции. «История в обработке Дюма, — пишет Андре Моруа, — была такой, какой ее хотели видеть французы: веселой, красочной, построенной на контрастах… Публика 1829 года, наполнившая партер, состояла из тех самых людей, которые совершили великую революцию и сражались в войсках империи… Этим старым служакам пришлась по сердцу грубоватая отвага героев Дюма: ведь и им доводилось обнимать немало красавиц и угрожать шпагой не одному сопернику…» Впоследствии из этой пьесы вырастет роман Дюма «Графиня де Монсоро».
Однако началась парижская жизнь Дюма с другого, не менее важного события — в двадцать два года он обзавелся наследником, названным в честь отца Александром. Нам он известен как писатель Дюма-сын. Матерью его стала соседка по этажу, где Дюма снимал свое первое жилище, — белошвейка Катрина Лабе. Дюма не женился на ней, сохранив свободу для более волнующих встреч, которые не замедлили явиться, стремительно сменяя одна другую. Тем не менее Катрине и сыну он снял квартиру и содержал их. Собственно, содержал он всех.
Здесь мы поверим на слово тому же Андре Моруа: «Он требовал лишь одного — уважения к своему труду. Во всем остальном он был добр до слабости. С тех пор как у него завелись деньги, он стал кормить своих нынешних любовниц, бывших любовниц, их семьи, своих детей, друзей, соавторов, льстецов. Это составляло целую орду нахлебников, часто неблагодарных. Когда не знали, где пообедать, говорили: „Пойдем к Дюма"».
Одна из «волнующих встреч» дала материал для следующей пьесы. Дюма «Антони» (1831), сменившей известность писателя на славу. Прототипом центральной героини Адель д'Эрве стала Мелани Вальдор — дочь известного издателя и жена гарнизонного капитана, не докучавшего ей частыми наездами в Париж. Главное же, она была поэтессой, «алчущей бесконечного». Роман ее и Дюма развивался по всем канонам этого жанра в 30-х годах: взаимные стихотворные послания, письма из тысяч сладчайших слов, неистовство страстей, страшные клятвы в верности и финал — решение Мелани немедленно умереть. Срочно составленное завещание она передала своему доктору (не без тайной надежды, что оно попадет в руки неверному Дюма): «Я хочу, чтобы его часы и наш перстень положили мне на сердце… В ногах пусть положат его стихи и нашу переписку…» На своей могильной плите она предписывала высечь слова: «Либо — ты, либо — смерть». К счастью, завещание не пригодилось — Мелани суждено было пережить не только этот разрыв, но и своего возлюбленного. В пьесе автор поступил с героиней более жестоко — она умерла. Доктор же, посредник между влюбленными, отныне сделается традиционным персонажем романтической драмы.
Здесь мы и расстанемся с темой страстей в жизни Дюма — она бесконечна. Подведем итог словами его биографа: «Когда автор превращает женщину в героиню своего произведения, она для него умирает». Добавим в качестве эпилога, что место Мелани в сердце Дюма заняла актриса, играющая ее роль в пьесе, а саму Мелани Вальдор автор любезно пригласил на премьеру. «Публика неистовствовала: в зале аплодировали, плакали, рыдали, кричали, — писал Теофиль Готье. — Жгучая страсть пьесы воспламенила все сердца. Молодые женщины поголовно влюбились в Антони, юноши готовы были всадить себе пулю в лоб ради Адель д'Эрве. Эта пара великолепно воплотила современную любовь… Бокаж играл фатального мужчину, а госпожа Дорваль — женщину прежде всего слабую…» Таковыми были идеал мужчины и идеал женщины в XIX веке.
Первую половину жизни Александр Дюма посвятил театру. Его пьесы (наряду с названными) — «Наполеон Бонапарт, или Тридцать лет истории Франции» (1831), «Нельская башня» (1832), «Кин» (1936) и другие — заставили говорить о нем как о выдающемся драматурге, обладающем врожденным качеством для работы в этом жанре — умением строить напряженное действие. Никому не приходило в голову, что он может стать историческим романистом, для чего требовалась большая эрудиция. Библиотеки же, как известно, не его стихия.
Тем не менее новый грандиозный замысел, который должен был приумножить его славу, уже захватил Дюма. Он решил воскресить историю Франции в серии романов и начал самым прилежным образом изучать приемы Вальтера Скотта. Тут подоспел и «социальный заказ»: у нескольких популярных газет стал падать тираж, и потребовались романы-фельетоны с захватывающим действием, которые можно было бы печатать из номера в номер, удерживая внимание подписчиков.
Скорый на перо Дюма увидел в этом золотую жилу. Первый такой роман «Шевалье д'Арманталь» он написал в соавторстве с Огюстом Маке (сын богатого фабриканта, он не обладал писательским талантом, но был страстно влюблен в литературу и «графоманил»). Вскоре кто-то из них наткнулся на «Мемуары господина д'Артаньяна, капитан-лейтенанта первой роты королевских мушкетеров». Эти поддельные мемуары были написаны, и довольно бездарно, неким Гасьеном де Куртилем и изданы в 1700 году в Кельне. «Мемуары» были переписаны Дюма и Маке, дополнены множеством новых эпизодов, а главное — мушкетеры, которых Гасьен де Куртиль изобразил пошловатыми авантюристами, превратились в легендарных героев.
Вот как описывает Андре Моруа работу Дюма с соавтором: «…Маке выступал лишь в роли мраморщика, а скульптором был Дюма… Соавтор писал сценарий. Дюма прочитывал его „в один присест" и затем использовал как черновик. Он переписывал текст, добавлял тысячи деталей, придававших ему живость, переделывал диалог, в котором не имел себе равных, тщательно отшлифовывал концы глав и увеличивал общий объем, чтобы удовлетворить требованиям, предъявляемым к роману-фельетону, который должен был тянуться долгие месяцы и держать читателей в постоянном напряжении».
Роман «Три мушкетера» (1844) стал бестселлером и долгое время был у всех на устах. Ходил даже анекдот: если существует на каком-нибудь необитаемом острове Робинзон Крузо, он наверняка сейчас читает «Трех мушкетеров». В нем видели и политическую заглушку: «Будь я Луи-Филиппом, — говорил Мери, — я пожаловал бы ренту Дюма, Эжену Сю и Сулье с условием, что они вечно будут продолжать „Мушкетеров", „Парижские тайны" и „Записки дьявола" (кстати, книга, которой зачитывался молодой Достоевский. — Л.К.). И тогда бы мы навсегда покончили с революциями».
С 1845 по 1855 год Дюма обрушивает на газеты и журналы свои романы, по восемь—десять томов каждый, в которых отразилась почти вся история Франции. За «Тремя мушкетерами» последовали «Двадцать лет спустя» (1845) и «Виконт де Бражелон» (1848–1850) — трилогия, объединенная главными героями: Атосом, Портосом, Арамисом и д'Артаньяном. Другая трилогия — «Королева Марго» (1845), «Графиня де Монсоро» (1846) и «Сорок пять» (1847–1848) — выводит на сцену французскую королевскую династию Валуа.
Одновременно с этим Дюма создает еще одну серию романов: «Ожерелье королевы», «Шевалье де Мэзон-Руж», «Жозеф Бальзамо», «Анж Питу», «Графиня де Шарни», в которых описывает закат и падение французской монархии.
Приключенческий роман из современной жизни — «Граф Монте-Кристо» (1845–1846) принес Дюма небывалую славу и, разумеется, деньги. В ознаменование этого события он построил под Парижем замок Монте-Кристо. Бесчисленных гостей встречала надпись над парадным входом: «Я люблю тех, кто любит меня».
Романы Дюма захватили подвалы во всех газетах, а успех, как известно, редко укрепляет дружбу, чаще плодит врагов. О Дюма стали говорить, что он покупает на 250 франков рукописей, чтобы перепродать их за десять тысяч, что он создал предприятие по производству романов, «душой и телом отдался культу золотого тельца» и т. д, и т. п. Некто Эжен де Мирекур, которому Дюма отказал в сотрудничестве, выпустил брошюру «Фабрика романов „Торговый дом Александр Дюма и K°"», ставшую сенсацией. Он не только обнародовал список «подлинных авторов», но перетряс и личную жизнь писателя… Дюма подал на него в суд, и Мирекура приговорили за клевету к двухнедельному тюремному заключению.
Надо сказать, что во времена Дюма помощь литературных сотрудников не считалась чем-то компрометирующим. Известно, что ею пользовались и Жорж Санд, и Виктор Гюго, и Сент-Бев, и многие другие, однако такая плодовитость, которой отличался Александр Дюма, превосходила всякое воображение.
«Мечты мои не имеют границ, — говорил сам Дюма, — я всегда желаю невозможного. Как я осуществляю свои стремления? Работая, как никто никогда не работал, отказывая себе во всем, часто даже во сне…»
В России произведения Александра Дюма начали переводиться сразу же после их появления во Франции. Одним из первых переводчиков стал Виссарион Белинский. Дюма, зная о том, что его пьесы с успехом идут на петербургских сценах, мечтал получить от русского императора орден Святого Станислава (это был один из его «пунктиков» — страсть ко всякого рода знакам отличия). Писатель преподнес Николаю I свою драму «Алхимик» с посвящением, в котором называл царя «блистательным монархом-просветителем». Коронованный просветитель ордена, однако, не дал, решив, что «довольно будет перстня с вензелем».
Дюма в долгу не остался и в 1840 году выпустил свой роман «Учитель фехтования, или Восемнадцать месяцев в Санкт-Петербурге» — о конце царствования Александра I, восшествии на престол Николая, декабрьском восстании и сибирских рудниках, куда были сосланы мятежники; одна из сюжетных линий романа — история любви декабриста Ивана Анненкова и француженки Полины Гебль (в романе их имена изменены). Таким образом Европа узнала о том, что Николай I предпочитал держать от нее в тайне, — о дворянском заговоре и восстании 14 декабря 1825 года, а попутно и о дворцовых интригах, и об убийстве Павла I…
В то время Дюма еще не бывал в России, обо всех этих событиях он узнал от француза Огюста Гризье, служившего когда-то, по рекомендации великого князя Константина, преподавателем фехтования в Высшем военно-инженерном училище и дававшего частные уроки будущим декабристам — Ивану Анненкову, Александру Муравьеву и Сергею Трубецкому. Рассказы Гризье писатель дополнил сведениями из книг по русской истории. «Я работаю, — писал он Беранже, — держа в одной руке книгу, а в другой — перо». «Учитель фехтования» был запрещен в дореволюционной России и впервые вышел у нас в 1925 году.
В России Дюма побывал только в 1858 году и оставил семь томов описания своего путешествия — «От Парижа до Астрахани» (1859) и «Кавказ» (1860). Будучи в Нижнем Новгороде, писатель посетил губернатора Александра Муравьева, которым оказался бывший декабрист и прототип одного из героев его романа. У него же в доме он встретился и с другими своими героями — Иваном Анненковым и его женой Полиной, в замужестве ставшей Прасковьей Егоровной. «У меня вырвался крик удивления, — вспоминал Дюма, — и я очутился в объятиях супругов».
Русская история в интерпретации французского мастера приключенческого жанра, а также его путевые впечатления — необычайно интересное чтение для русских. Здесь можно встретить и примеры его удивительной проницательности, и курьезы. Вот, к примеру, что такое крестьянские лапти по Дюма: «род сандалий, которые держатся при помощи длинных ремешков, обвивающих ногу до самых колен» (чем не обувь римских патрициев).
В 1860 году неуемный Александр Дюма, на пятьдесят девятом году жизни, отправился в Италию, чтобы принять участие в борьбе за ее независимость под знаменами Гарибальди, которому, кстати, подарил шхуну и пятьдесят тысяч франков на вооружение. Вместе с собой на войну он захватил подружку — двадцатилетнюю актрису Эмилию Кордье, переодетую в костюм матроса. Дюма выдавал ее за своего племянника. Вскоре «племянник» вынужден был вернуться во Францию, чтобы через несколько месяцев родить ему дочь, а «Великий Александр», как называли его итальянцы, 7 сентября 1860 года вместе с гарибальдийцами вступил в Неаполь, изгнав оттуда королевское семейство, которое некогда заключило в тюрьму и пыталось отравить его отца. Запоздалая, но, согласитесь, красивая месть.
Из Италии Дюма возвратился с увязавшейся за ним «черной, как слива» певицей Фанни Гордозой и замыслом нового романа. Вскоре он бежал от бурных сцен ревности, которые устраивала итальянская фурия, и поселился вместе со своей взрослой дочерью Мари-Александриной (от актрисы Белль Крельсамер, некогда игравшей в его пьесах), чтобы написать один из лучших своих романов — «Сан-Феличе». Место действия: Неаполь времен Марии-Каролины, леди Гамильтон и Нельсона, молодых генералов французской революционной армии, которые создавали и упраздняли королевства, — то есть героическая эпоха генерала Дюма.
И на седьмом десятке Александр Дюма был полон энергии, фонтанировал идеями и замыслами. «Я видела Вашего отца в Одене, — писала Жорж Санд в 1865 году его сыну. — Боже мой, какой удивительный человек!» Однако «победное шествие» уже неуклонно приближалось к финалу.
Миллионы, заработанные Дюма, протекли у него сквозь пальцы. Когда он умирал, у него оставалось два луидора — ровно столько, сколько он имел, когда явился завоевывать Париж. Незадолго до смерти, полупарализованный после инсульта, Дюма поселился в доме сына, который всегда говорил о нем: «Мой отец — это большое дитя, которым я обзавелся, когда был еще совсем маленьким». И это действительно так. Письма сына к отцу изобилуют призывами вести более умеренный, соразмерный возрасту образ жизни — по поводу его волнующих приключений. Отец побаивался его и предпринимал всевозможные меры предосторожности, чтобы сын во время посещений не натыкался у него на полуобнаженных нимф. Когда Дюма-сын стал приобретать успех как писатель, отец забеспокоился: «…тебе следует подписываться Дюма-Дави. Мое имя, как ты понимаешь, слишком хорошо известно — и на этот счет двух мнений быть не может, а прибавлять к своей фамилии „отец" я не могу: для этого я еще слишком молод…»
Последней книгой несравненного Александра Дюма-отца стала «Большая кулинарная энциклопедия», изданная после его смерти Анатолем Франсом.
По свидетельству сына, расставался с жизнью Дюма легко, до последнего часа не теряя чувства юмора. «Аннушка находит тебя очень красивым», — передали ему слова русской горничной. — «Поддерживайте ее в этом мнении!» — встрепенулся он.
Александр Дюма ушел из жизни 5 декабря 1870 года. В некрологе Жорж Санд писала: «Он был гением жизни, он не почувствовал смерти».
Кто-то подсчитал, что в общей сложности Александр Дюма написал около шестисот томов — столько, сколько нормальному человеку не под силу прочесть за всю жизнь. Говорили, что обеспечив своему имени славу, затем Дюма обзавелся целой армией помощников, которые писали за него, используя лишь сюжеты своего патрона.