Российский академик А.Д. Миддендорф, путешествовавший по Таймыру в 1848 году, утверждал: «Челюскин — не только единственное лицо, которому сто лет назад удалось достичь этого мыса... и обогнуть его, но ему удался этот подвиг, не удавшийся другим, именно потому, что его личность была выше других. Челюскин, бесспорно, венец наших моряков, действовавших в этом крае... Челюскин из участников экспедиции всех точнее и отчетливее в своих показаниях».

    Крупнейший русский ученый Александр Федорович Миддендорф ровно через сто лет через Челюскина прошел по Таймыру. От Таймырского озера он спустился по реке Нижней Таймыре к ее устью. На обратном пути лодка разбилась о камни и пришлось идти пешком. И этот путь был столь же трудным, что и у Семена Челюскина. Начав свое путешествие в мае 1843 года, он только в середине января следующего года вернулся в Красноярск. Миддендорф был первым ученым на Таймыре, и результатом его исследований стала полная карта полуострова, карта рек Таймыра, изучение его растительности и геологического строения. Кроме того, Миддендорф реконструировал карту Харитона Лаптева, которая считалась потерянной. Недавно обнаруженная в одном из архивов, эта карта, несомненно, замечательная. На ней — весь полуостров, площадью почти в полмиллиона квадратных километров, одно из крупнейших заполярных озер, река, название которой дало имя полуострову. На эвенкийском языке оно означает «обильная» (имеется в виду изобилие рыбы в реке). И еще на этой карте — три с половиной тысячи километров заснятого побережья Северного Ледовитого океана.

    После Челюскина на мысе его имени побывал шведский полярный исследователь А.Э. Норденшельд. Во время его исторического плавания на шухне «Вега» вдоль берегов Сибири в 1878 году он впервые совершил сквозное прохождение Северного морского пути (правда, еще с вынужденной зимовкой на востоке трассы) и, приближаясь к мысу Челюскина, вспомнил о героическом подвиге русского штурмана, как и обо всех участниках Великой Северной экспедиции, впервые описавших и заснявших все необъятное сибирское побережье.

    Самый восточный отряд экспедиции возглавил датчанин на русской службе Питер Ласиниус. Отряду, численностью 45 человек, был предоставлен бот «Иркутск». Нужно было обследовать побережье на восток от Лены вплоть до Берингова пролива. Это самый длинный участок полярного берега.

    Как и у других отрядов, начало было неудачным. «Иркутск» встретил льды, сквозь которые не мог пробиться уже вскоре после прохождения Быковского мыса за дельтой Лены. На мысу Ласиниус воздвиг маяк. Но дальше пришлось искать удобное место для зимовки Остановились в устье Хараулах, где было много плавника. Из него построили дом в четыре комнаты, с кухней и баней.

    Тяжелой была зимовка. Цинга стала ковать зимовщиков одного за другим. И первым умер за два дня до Нового года Питер Ласиниус. А за ним последовало еще 35 человек. Весной оставшиеся в живых девять человек ушли в Якутск, оставив судно.

    Каким-то образом о бедственном состоянии отряда Ласиниуса узнал Беринг; он назначил нового руководителя отряда — двоюродного брат Харитона Лаптева — Дмитрия, который прибыл в устье Хараулах, а с ним -и новая команда. Но смена команд успеха не принесла: «великие непроходимые льды. . стеною преградили путь». «Иркутск» не пробился дальше мыса Буорхая и вернулся на Лену. Д. Лаптев пришел к выводу, что морской путь на восток невозможен и «к проходу до реки Колымы и до Камчатки по всем обстоятельствам ныне и впредь нет никакой надежды».

    Зимовка на Лене была снова трагичной: все переболели цингой и один человек умер Обо всех этих неудачах и несчастьях Лаптев отправился до-чожить в Петербург. Он заявил в Адмиралтейств-коллегий: «...проход тем Северным морем от Ленского устья на Камчатку видится невозможен... а тот стоячий лед, по чаянию, простирается до называемой Святого Носа Земли...» Этот мыс, до которого в самом деле трудно было добраться, долго рисовался на картах сильно преувеличенным. Так что выглядел серьезным препятствием на пути к Берингову проливу.

    Впрочем, петербургское морское начальство решило, что к такому выводу приходить еще рано, и предписало Лаптеву вернуться в Сибирь и «чинить еще один опыт, не можно ли будет пройти по Ледовитому морю».

    С началом лета 1739 года Лаптев посылает матроса Алексея Ложкина к Святому Носу для описи побережья до устья Лены, а сам вместе со штурманом Щербининым и командой в 33 человека выходит на шхуне «Иркутск» из устья Лены на восток. У мыса Буорхая мощные льды встретили судно, как и в прошлое плавание, но Лаптев попытался прорваться через них И это удалось, хотя шли они «с великим беспокойством и страхом».

    И вот, наконец, достигнут Святой Нос, так долго считавшийся «необходимым» (то есть который не обойти). Оказалось, что он оканчивается на 400 верст южнее, чем было показано на картах. Потому-то он и казался «необходимым», что корабли, подходя к нему, слишком далеко забирали к северу, попадая в тяжелые льды.

    За Святым Носом совсем недалеко устье Индигирки, к которому Лаптев подошел 2 сентября Здесь он встретился с Алексеем Ложкиным, выполнявшим съемку берега между Алазеей и Индигиркой, с Щербининым и Киндя-ковым, заснявшими участок побережья от Святого Носа до Индигирки. Весной геодезисты продолжили съемку, и на карту легли дельта Яны и берег от Алазеи до Колымы Бот крепко засел во льду, и чтобы его освободить, на целую версту прорубили канал в ледяном поле. Для этой титанической работы были привлечены в помощь команде несколько десятков местных жителей «Иркутск» вышел в море, и вскоре был в устье Колымы, последней большой реки перед Беринговым проливом. Однако пройти в него Дмитрий Лаптев не смог из-за тяжелых льдов у мыса Большой Баранов Камень.

    Зимовка в Нижнеколымском остроге прошла на сей раз без трагических последствий. Для тех, кто начинал работать еще с Лапиниусом, это была шестая зимовка. Летом Лаптев попытался пройти мимо Большого Баранова Камня. Но льды оказались сильнее, и Лаптев отступает, снова заявив о невозможности пройти к Камчатке. Он идет на Анадырь по суше. Летом 1742 года, когда Семен Челюскин подходил к самой северной точке побережья в Азии, Д. Лаптев завершает восточный участок грандиозного "олигона Великой Северной экспедиции — главной чукотской реки, впа-Дающей в Берингово море Тихого океана.

    В конце 1743 года Дмитрий Лаптев приехал в Петербург и сдал все свои материалы в Адмиралтейств-коллегию: карты, дневники, судовые журналы, данные астрономических определений координат — все, что было получено героическим трудом трех западных отрядов. Четвертый отряд, поначалу не имевший успеха, доставил едва ли не самые ценные материалы.

    Всем отрядам пришлось пройти через неимоверные трудности. Кораблекрушения, ледовый плен, голод, холод, болезни и даже смерть — все было на их пути. Но молодые лейтенанты, возглавлявшие отряды, геодезисты, штурманы, матросы — все исполняли свой долг, чего бы это ни стоило. В результате была доказана возможность сквозного плавания северным морским путем. Остался невыполненным только один пункт программы: не удалось пройти из Северного Ледовитого океана в Тихий через Берингов пролив.

    У отважных геодезистов Великой Северной экспедиции были продолжатели. Купец-устюжанин Никита Шалауров, обосновавшийся в Якутске, давно мечтал найти путь к Камчатке по Северному морю, заменив тяжелую дорогу до Охотска — по Алдану и Мае, а потом через суровые горы Джуг-джура. Осенью 1757 года он вышел из Якутска вниз по Лене на судне, названном им «Вера. Надежда Любовь». Первая зимовка — в устье Вилюя. Но пройти на восток смогли только до мыса Чекурдах. Вторая зимовка — на мысе Быковском, близ устья Лены. Здесь на судне вспыхнул пожар, и следующее лето корабль ремонтировался. Но тут в отряде произошел раскол. Сотоварищ Шалаурова, купец Иван Бахов, ушел в Якутск, а Шалауров остался на зимовку в Нижнеколымске, где получил в свое распоряжение бот «Иркутск». Колымские власти не разрешили ему плавание. Еще одна зимовка в Чекурдахе.

    Лишь в 1761 году Шалауров, наконец, идет на восток. 3 сентября в проливе Дмитрия Лаптева он видит на севере землю «о семнадцати верхах». Это остров Большой Ляховский. В середине сентября достигнуты Медвежьи острова. Был открыт остров Айон. А дальше не пустили льды. Пятая зимовка—в Нижнеколымске, где у него снова возник конфликт с властями, которые почему-то никак не хотели, чтобы якутский купец прошел на восток.

    Шалауров решил получить разрешение в Петербурге. Пешком, с одним спутником идет в Якутск, а затем — в Петербург. Настойчивого промышленника принимают в Сенате, и выносится специальное по его делу решение. Сибирский губернатор Ф.П. Соймонов поддержал Шалаурова. С его помощью летом 1765 года он, наконец, смог выйти из устья Колымы. С были ним 53 человека.