 Николай Рубцов (1936–1971) — выдающийся лирический
русский поэт, за свою недолгую жизнь успел издать лишь четыре сборника стихов.
Он родился 3 января 1936 года в Архангельской области. Когда началась война,
его семья переехала в Вологду, а отца вскоре забрали на фронт. Однако спустя
несколько месяцев жена Рубцова-старшего неожиданно умерла, и дети остались
одни. Так маленький Николай и его брат Борис были отправлены в детский дом в
маленький северный городок Тотьму. Когда же война наконец закончилась, мальчики
надеялись, что их отец вернётся и заберёт их домой. Но тот так и не приехал. Он
предпочёл жениться, завести новую семью, а о детях от первой супруги навсегда
забыть. Ранимый, обидчивый и слишком мягкий, Николай Рубцов не мог простить
такого предательства отцу. Он ещё больше замкнулся в себе и стал записывать в
маленькую тетрадку свои первые стихи. С тех пор он не переставал сочинять,
всерьёз увлёкшись поэзией.
Летом 1950 года, когда семь лет школы были закончены,
Николай поступил в лесной техникум, а спустя два года отправился в Архангельск,
где больше года работал на судне помощником кочегара. Затем будущий поэт
отслужил в армии и переехал в Ленинград. К 1962 году у него вышел первый
сборник стихов, он женился, поступил в московский Литературный институт.
Казалось, в жизни появилась определённость, в семье росла маленькая дочка, как
поэт Рубцов стал известен среди московских литераторов и считался довольно
талантливым молодым человеком. Однако из-за пристрастия к алкоголю и пьяных
дебошей его выгоняли из института и восстанавливали несколько раз опять. Тем не
менее пить он не прекратил.
Семейная жизнь дала трещину. Поэт ушёл от жены, уехал
в Вологду, а Союз писателей выделил ему крохотную квартиру в небольшом доме на
улице Александра Яшина. С маленьким чемоданом в руке, в старом пальто и берете
Николай Рубцов приехал в другой город, чтобы начать новую жизнь. Спустя два
года у него появилась женщина, которая стала его самой большой любовью и
сыграла в судьбе поэта роковую роль.
Её звали Людмила Дербина. Она была начинающей
поэтессой и знала Рубцова ещё с начала 60-х годов, когда впервые увидела его в
Москве в общежитии Литературного института. Однако тогда молодой женщине поэт
не понравился. «Он неприятно поразил меня своим внешним видом, — вспоминала она
намного позднее. — Один его глаз был почти не виден, огромный фиолетовый
„фингал" затянул его, несколько ссадин красовалось на щеке. На голове — пыльный
берет, старенькое, вытертое пальтишко неопределённого цвета болталось на нём. Я
еле пересилила себя, чтобы не повернуться и тут же уйти. Но что-то меня
остановило». Встреча начинающих поэтов была мимолётна, и в тот год они больше
не встречались. Дербина вышла замуж и родила дочь.
Она вспомнила о поэте лишь спустя несколько лет, когда
прочла второй его сборник «Звезда полей», принёсший Николаю Рубцову широкую
известность:
Я забыл, что такое любовь,
И под лунным над городом светом
Сколько выполнил клятвенных слов,
Что мрачнею, как вспомню об этом.
Н. РУБЦОВ
Людмила Дербина решила во что бы то ни стало разыскать
бывшего знакомого. Уставшая от неудачной семейной жизни, оставшаяся с маленькой
дочерью на руках, она вдруг почувствовала, насколько близок ей этот простой,
скромный и ранимый человек. В конце июня 1969 года Дербина выезжала в Вологду.
«Я хотела сделать его жизнь более-менее человеческой, — вспоминала она много
лет спустя, — хотела упорядочить его быт, внести хоть какой-то уют. Он был
поэт, а спал как последний босяк. У него не было ни одной подушки, была одна
прожжённая простыня, прожжённое рваное одеяло».
Они встретились 23 июня, когда Людмила, найдя адрес
поэта, пришла к нему на квартиру. Вечером того же дня они уплывали в Тотьму.
«Почему так тянуло меня к этому человеку и почему так сопротивлялось этому всё
моё существо? — спрашивала себя поэтесса. — Рубцов был для меня существом чисто
духовным, но никаких свойств, присущих мужчине, настоящему мужчине, мне
казалось, в нём не было».
К тому же поездка, начавшаяся так романтично, стала
неприятной для них обоих. На теплоходе поэт сильно выпил и поругался в буфете.
Дело чуть не дошло до драки. Людмиле удалось успокоить разозлённого друга и
отвести того в каюту. В Тотьме Рубцов опять напился. Когда он выпивал, то
становился совершенно другим человеком: злым, агрессивным, непредсказуемым. Ему
был нужен лишь повод, чтобы выплеснуть всё накопившееся, а он всегда находился.
Тогда, неожиданно встретив в городе друзей, компания решила отметить встречу и
направилась в маленькое кафе на берегу реки. Там Дербина над чем-то неосторожно
пошутила. И тут, вне себя от ярости, поэт вскочил, швырнул на стол вилку и
выбежал на террасу. «Я почувствовала себя весьма скверно, — рассказывала
Людмила, — было неудобно перед ленинградскими супругами, я не знала, как быть
дальше. Однако пошла к Рубцову и молча села напротив него».
Он с ненавистью смотрел ей в глаза и вдруг сказал, что
у них разные дороги. Это означало, что он прогоняет её. Женщина, сгорая от
обиды и стыда, схватила сумочку и, не оглядываясь, побежала на пристань. Она
стояла в очереди за билетами, не находя объяснения грубому и жестокому
поведению поэта. «Я уже подходила к окошечку билетёрши, — вспоминала Дербина. —
Вдруг кто-то потянул меня за рукав. Я обернулась. Передо мной стоял Рубцов —
само смирение, сама кротость, с мольбой в тревожных глазах: „Люда, не уезжай!
Прости меня!" Моему изумлению не было предела. Сначала я была глуха и
непримирима. Рубцов не отходил. Я осталась».
В августе 1969 года Людмила Дербина поселилась
недалеко от Вологды и устроилась работать в библиотеке в небольшой деревне.
Оттуда по выходным она могла выезжать в город и часто видеться с тем, в кого
уже давно была влюблена. Поэт так же часто приезжал к ней и иногда оставался на
несколько дней. «Рубцов стал мне самым дорогим, самым родным и близким
человеком. Но… Мне открылась страшная глубь души, мрачное величие скорби,
нечеловеческая мука непрерывного, непреходящего страдания. Рубцов страдал. Он
был уже смертельно надломлен… В его глазах часто сверкали слёзы, какая-то
невыплаканная боль томила его».
Их отношения то обрывались, то опять возобновлялись.
Поэт ревновал всё сильнее, часто устраивал пьяные скандалы, а Людмила, собирая
вещи, в который раз уходила прочь. «Создалась ситуация: невозможно жить вместе
и невозможно расстаться, — писала в своих воспоминаниях Дербина, — я ощущала
себя в западне». К тому же что-то трагическое, необъяснимое было в их романе.
Николай однажды пророчески написал: «Я умру в крещенские морозы». Так и
случилось.
В начале января 1971 года, несмотря на трудности в их
взаимоотношениях, Дербина и Рубцов решили пожениться. Регистрация брака была
назначена на 19 февраля. Спустя несколько дней после подачи заявления, 18
января, молодые отправились с друзьями отмечать какое-то событие в клуб. Рубцов
в очередной раз приревновал Людмилу к какому-то журналисту. Когда его успокоили
и инцидент, казалось, был исчерпан, весёлая компания отправилась догуливать на
квартиру к Николаю. Там он изрядно выпил и стал опять приставать к возлюбленной
с упрёками и оскорблениями. Тогда друзья, посчитав, что лучше им уйти, а
молодым выяснить отношения наедине, поспешили удалиться. В квартире остались
только Рубцов и Дербина.
«Я отчуждённо, с нарастающим раздражением смотрела на
мечущегося Рубцова, — вспоминала о той страшной ночи Людмила Дербина, — слушала
его крик, грохот, исходящий от него, и впервые ощущала в себе пустоту. Это была
пустота рухнувших надежд. Какой брак?! С этим пьянчужкой?! Его не может быть!
Рубцов допил из стакана остатки вина и швырнул стакан в стену над моей головой…
Он влепил мне несколько оплеух… Я стояла и с ненавистью смотрела на него».
К утру Людмила попыталась уложить спать
разбушевавшегося любовника, однако тот толкался, кричал и махал руками. А
потом, вдруг резко схватив женщину за руки, стал тянуть её в постель. Людмила
вырвалась и испуганно отскочила. «…Рубцов кинулся на меня, с силой толкнул
обратно в комнату, — рассказывала Дербина, — теряя равновесие, я схватилась за
него, и мы упали… Рубцов тянулся ко мне рукой, я перехватила её своей и сильно
укусила. Другой своей рукой, вернее, двумя пальцами правой руки, большим и
указательным, стала теребить его за горло. Он крикнул мне: „Люда, прости! Люда,
я люблю тебя!"… Сильным толчком Рубцов откинул меня от себя и перевернулся на
живот. Отброшенная, я увидела его посиневшее лицо».
Испуганная женщина выбежала из дома и в первом же
отделении милиции сообщила, что убила своего мужа. Милиционеры не поверили и
посоветовали выпившей дамочке отправляться обратно домой. Когда же та сказала,
что её муж — поэт Николай Рубцов, сотрудники милиции насторожились и всё-таки
пошли посмотреть, что произошло.
Судебный процесс был долгим и мучительным. Сначала
Дербину поместили в клинику для душевнобольных, но она всячески отказывалась
оставаться там, предпочитая тюремную камеру соседству с тяжелобольными людьми.
Она вспоминала, что все были заинтересованы, чтобы суд проходил за закрытыми
дверями и всячески принуждали убийцу дать на это согласие. Людмила согласилась,
однако долго потом жалела об этом. Её приговорили к восьми годами лишения
свободы. Однако ей пришлось отсидеть пять с половиной лет, после чего она была
выпущена на свободу и отправилась в Ленинград.
Её книга о жизни с Николаем Рубцовым «Воспоминания»
вышла в 1994 году. Дербина отрицала свою вину, доказывала, что убийство было
непредумышленным, как многие считали в то время. «Убивать его? — восклицала
Дербина. — Такой чудовищной мысли у меня не было… Я ведь его не хотела убивать,
бросать своего малолетнего ребёнка и идти на долгие годы в тюрьму». Она также
вспоминала, что перед смертью поэт несколько раз жаловался на боли в сердце и
обращался к врачу. Это, а также некоторые другие обстоятельства смерти,
заставили судебно-медицинских экспертов вынести много лет спустя совершенно
иное суждение о том, что, возможно, поэт умер в результате острой сердечной
недостаточности. Так это или нет, теперь установить уже невозможно.
«Мой путь — это путь покаяния, — писала Людмила
Дербина. — Как я оплакала Николая, знает одно небо. И мне оплакивать его до
конца моих дней. Ничтожен суд людской, но благодатен, животворящ и бесконечно
облегчающий душу суд Божий! Я исполнила наложенную на меня священником
епитимью: три года простояла на коленях, кладя земные поклоны. И вдруг
почувствовала: я не оставлена, не забыта, спасена!»
|
