Гойя вошел в историю
искусства как живописец, отрицающий классические правила композиции, сумевший
показать человеческие существа вне окружающей среды. Художественное мировосприятие
художника предвещает живопись сюрреализма.
Франсиско Хосе де
Гойя-и-Лусьентес родился 30 марта 1746 года в городе Фуэндетодос, что в
провинции Сарагоса. Он происходил из семьи ремесленника-позолотчика. Матерью
его была дочь разорившегося идальго. До наших дней сохранился официальный акт о
смерти его отца с лаконичной припиской: «не завещал ничего, ибо нечего было
завещать».
Рассказы о молодости Гойи
очень похожи на легенды. Однажды в Сарагосе за ним охотилась инквизиция, потому
что дракой в день церковного праздника он оскорбил святыню. Он бежит в Мадрид.
В столице Франсиско как-то нашли на улице истекающим кровью, с ножом соперника
в спине. Позднее он скитался по Испании вместе с бродячими тореадорами.
При том рано обнаружились
необычайные художественные способности Франсиско, поэтому юноша был определен в
1760 году учеником сарагосского живописца и «ревизора благочестия» Святой
инквизиции Хосе Лусано Мартинеса.
В 1764 и 1766 годах
Франсиско безуспешно пытался поступить в Академию Сан-Фернандо в Мадриде. С
1766 года он занимается в Мадриде у Франсиско Байэу, учившегося вместе с ним у
Мартинеса. В 1773 году Гойя женится на его сестре Хосефе.
В 1771 году Гойя побывал в
Италии, где в Пармской академии удостоился второй премии за картину «Ганнибал,
взирающий с высот Альп на итальянские земли».
И вдали от родины
Франсиско ищет острых ощущений: он взбирается на купол собора св. Петра, обходя
по карнизу гробницу Цецилии Метеллы.
Вернувшись на родину, он
выполнил первые значительные работы — расписал фресками капеллу дворца графа
Каэтано де Собрадиель, церкви Ремолинос и Аула Дей, а затем — один из куполов
сарагосского собора Санта-Мария дель Пилар (1771–1772).
К середине семидесятых
годов он обосновался в Мадриде и здесь в 1776 году по рекомендации шурина Байэу
получил место художника королевской мануфактуры гобеленов.
Гойя создает множество
исторических и жанровых картин, рисунков и картонов для Королевской мануфактуры
Санта-Барбара в Мадриде. Его картоны отличались необычайным разнообразием,
богатством фантазии, оригинальностью замыслов и мастерством исполнения. Гойя
одним из первых продемонстрировал технику сочетания различных тонов.
Эту декоративную в своей
основе живопись, изображавшую уличные сценки, празднества, прогулки, игры
городской молодежи, художник обогатил новыми композициями, укрупнением фигур,
красочностью колористических находок, непосредственным ощущением национальной
жизни, воспринятой им как бы изнутри: «Завтрак на берегу Мансанареса» (1776),
«Маха и ее поклонники» (1777), «Слепой гитарист» (1778), «Продавец посуды»
(1779), «Игра в пелоту» (1779), «Раненый каменщик» (1786), «Деревенская
свадьба», (1787), «Майский праздник в долине Сан-Исидоро», 1788), «Игра в
жмурки» (1791).
В 1777 году была написана
картина «Зонтик». «В ней очень сильна чудесная поэзия рождающегося стиля Гойи.
В гибкой грации женщины, в ярких и смелых рефлексах цвета, переливах розового,
желтого, зеленого, сочетающихся с черным, в сложном фантастическом освещении и
какой-то почти музыкальной стройности композиции ощущается магия кисти, которая
только что осознала свое могущество и откровенно наслаждается им. Мастерство
этой вещи безупречно, атмосфера ее еще безоблачна. Это — одна из вершин
"раннего Гойи"» (В. Алексеев).
Одновременно с работой для
королевской мануфактуры Гойя пишет многочисленные портреты. Среди них
официальные заказные: «Карл III на охоте» (около 1782), «Премьер-министр граф
Флоридабланка» (1783), и такие, в которых проявляется живой интерес живописца к
портретируемому, проникновенное отношение к нему, позволяющие заострить образ,
увидеть его самые характерные черты: «Маркиза Анна Понтехос» (около 1787),
«Семья герцога Осуна» (1787).
В восьмидесятые годы в
жизни Гойи начинается полоса официальных успехов. В 1780 году его единогласно
избирают членом Королевской академии искусств. В 1785 году он становится ее
вице-директором, а еще через десять лет — директором живописного отделения
Академии.
Ему покровительствовали
самые родовитые аристократы Испании — герцог и герцогиня Осуна, герцог и
герцогиня Альба. В 1789 году он становится придворным художником — венец его
честолюбивых стремлений. Однако вскоре художник понял, что оказался в золотой
клетке. Долгий и мучительный роман с герцогиней Каэтаной Альба позволил ему
остро ощутить двусмысленность своего социального положения.
К тому же в 1792 году его
поразила страшная болезнь — он оглох. И надолго искусство стало для него
единственным прибежищем, единственным спасением Гойя стал сторониться людей,
ушел в себя. Только в начале 1794 года он берется за кисть, но слух потерян
навсегда. В середине девяностых годов в творчестве художника происходит
перелом. Мрачные стороны испанской действительности встают перед ним во всей их
неприкрытой наготе.
Новое видение художником
действительности, его критический подход к ней находят также выражение в
небольших композициях — «Суд инквизиции», «Дом умалишенных», «Процессия
флагеллантов» (1790-е годы). В 1800 году Гойя создал «Портрет королевской
семьи». Вступивший на престол Карл IV с женой, детьми и близкими изображен с
большой реалистической достоверностью. Гойя воспроизвел их отталкивающую
внешность, их духовную бедность и ничтожество.
На последние годы
восемнадцатого столетия приходится его поразительная серия офортов «Капричос»
(1793–1797), состоящая из восьмидесяти трех произведений. Общий дух их сам Гойя
прекрасно выразил в комментарии к одному из листов: «Мир — это маскарад… Все
хотят казаться не тем, что они есть, все обманывают, и никто себя не знает».
«Серия открывается
автопортретом Гойи, в котором нет следа ухарства и горячности, свойственных
художнику в молодости, — пишет К.В. Мытарева. — Большая тяжелая голова, мрачное
немолодое, полное сарказма лицо, настороженный взгляд глаз, смотрящих из-под
нависающих век, — это уставший, много передумавший и многое понявший человек.
Трезво и внимательно посмотрев на мир, он увидел царящие в нем ложь, ханжество,
тупость, суеверие и, воспылав негодованием, запечатлел их. Не давая сюжетной
связи между отдельными листами, прибегая к иносказанию, органически сплетая
воедино фантастическое и реальное, мастер создал сатиру на общество, зло
посмеялся над церковью и высшим светом, человеческими слабостями и пороками».
Валериан фон Лога писал:
«Мы видим в этих листах не узкополитический памфлет, не персональную сатиру, но
проявление свободного благородного духа, святой гнев человека, умевшего видеть
глубже повседневности, несущего нам свою человечность и отвергающего роль
моралиста. Гойя, как никто другой в Испании, заслышал шум крыльев Нового
времени, и это была его судьба в борьбе против всяческой лжи искать ту основу,
на которой должно быть построено лучшее будущее — предмет его мечтаний».
Параллельно с «Капричос»
Гойя создает и ряд портретов людей прекрасных и достойных. Характерно, что один
из таких положительных образов воплощен в портрете французского посла Гиймарде
(1798). Спокойно и уверенно сидит Гиймарде — его фигура полна мужества и
внутренней силы.
«В начале нового столетия
Гойя пишет одетую и обнаженную "Маху". Молодая женщина изображена
лежащей в одной и той же позе дважды. Обе картины отличаются блеском живописи,
почти лихорадочной, стремительной точностью мазка и тонкой передачей красоты
женского тела. Вместе с тем нельзя не отметить известной напряженности в чуть
вызывающей позе, настороженности почти враждебного взора, особенно у обнаженной
махи, что лишает ее образ той естественной и радостной свободы жизнеощущения,
которая так характерна для женских образов эпохи Возрождения.
К 1805–1808 годам в
портретном творчестве Гойи наступает этап большей цельности и ясности в его
отношении к миру и человеку.
С наибольшей глубиной
красота человека и богатство его жизненных сил переданы в портрете Исабельи
Кобос де Порсель (1806). В ней воплощен национальный тип женской красоты.
Движения молодой женщины естественны и непринужденны, лицо ее полно жизни,
широко раскрытые темные глаза с радостной мечтательностью обращены к миру…»
(Ю.Д. Колпинский).
Пережив страшные годы
оккупации страны наполеоновскими войсками, оказавшись свидетелем зверских
расправ интервентов с мирным населением, мастер создал подлинно трагические
произведения — «Восстание 2 мая на Пуэрта дель Соль» и «Расстрел в ночь со 2 на
3 мая 1808 года» (1808–1814).
В «Восстании» Гойя с
большой и суровой силой показывает ожесточенность и тяжесть борьбы и
беззаветное мужество простых людей.
«…вся сила и глубина
реализма Гойи раскрываются в его "Расстреле", — пишет Ю.Д.
Колпинский. — В этом произведении художник изобразил момент, когда жестокий,
непримиримый конфликт между восставшим народом и захватчиками выражается с
особым трагизмом и глубиной. Огромная сила художественного обобщения и
типизации достигается Гойей через сопоставление ярких характеров во всем их
жизненном своеобразии, со всеми их оригинально-неповторимыми чертами.
Действие в картине
происходит глубокой ночью на пустыре городской окраины. У подножия невысокого
холма при мерцающем свете поставленного на землю фонаря солдаты расстреливают
схваченных повстанцев. Вдали из ночной мглы выступает силуэт города, как бы
притаившегося во тьме и настороженно затихшего. Пейзаж здесь не только конкретно,
даже портретно, изображает характерные черты того места, где происходило
событие; мрачный и суровый, он передает саму атмосферу трагедии.
Однако в картине
"Расстрел" Гойя стремится не только передать жестокость события, не
только вызвать ужас и негодование зрителя. Он со всей силой и страстностью
утверждает нравственное превосходство народа над палачами, показывая
непокорность его духа, неистребимость его беспощадной ненависти и презрения к
врагу».
В 1810 году Гойя создает
графический цикл, посвященный тореадорам под названием «Тореадорство со времен
Сида», состоящий из 30 листов. Следующий цикл, «Пословицы», состоящий из 18
листов, являлся своеобразным продолжением «Капричос».
Война с Наполеоном
оканчивается позорным поражением. И страстный патриот, Гойя откликается на это
еще одной серией офортов — «Бедствия войны», созданной в 1810–1815 годах на 80
листах. Боль поруганной и униженной родины он сплавляет с проклятием
бесчеловечности войн вообще.
Глубокий подтекст, острая
выразительность линии, соединение пятен и штрихов, контрастов света и тени,
гротеска и реальности, аллегории и фантастики с трезвым анализом
действительности открыли совершенно новые пути развития европейской гравюры.
Вместе с тем в картинах,
написанных в это время: «Похороны сардинки», серия офортов «Тавромахия», — Гойя
сохранил присущий ему динамизм, четкое композиционное решение, любовь к жизни.
Вскоре Гойя остается в
полном одиночестве. Умирают его жена и дети, в живых остается только сын
Хавиер. Художник покупает себе загородный дом на реке Мансанарес, где живет
очень замкнуто вместе с ведущей его хозяйство дальней родственницей Леокадией
Вейс и ее дочерью Розарио.
Здесь, в так называемом
«Доме глухого», Гойя расписывает маслом по штукатурке стены, изображая то, о
чем он не может не говорить. Он создает пятнадцать композиций фантастического и
аллегорического характера. Восприятие их требует углубленного сопереживания.
Образы возникают как некие видения городов, женщин, мужчин. Цвет, вспыхивая,
выхватывает то одну фигуру, то другую. Живопись в целом темная, в ней
преобладают белые, желтые, розовато-красные пятна, всполохами тревожащие
чувства.
После восшествия на
испанский престол Фердинанда VII изменилось отношение Гойи к правительству. Он
уезжает в 1823 году во Францию, в Бордо. Вот отрывок из переписки испанских
эмигрантов: «Гойя приехал, старый, глухой, слабый, не зная французского языка,
без слуги…»
В Бордо он писал в
основном портреты друзей, осваивал технику литографии. Гойя работал почти до
последнего дня: «Мне не хватает здоровья и зрения и только воля поддерживает
меня». Он нарисовал старика на костылях и подписал рисунок: «Я все еще учусь».