Вся русская поэзия — сплошной гимн женщине. Но вряд ли кто еще воспел женщину — мать и жену — столь трепетно и благоговейно, как Некрасов Его стихи, обращенные к рано умершей матери («Рыцарь на час»), быть может, самые проникновенные во всей мировой поэзии:

Повидайся со мною, родимая!

Появись легкой тенью на миг!

Всю ты жизнь прожила нелюбимая,

Всю ты жизнь прожила для других <...>

О прости! то не песнь утешения,

Я заставлю страдать тебя вновь,

Но я гибну — и ради спасения

Я твою призываю любовь!

Я пою тебе песнь покаяния,

Чтобы краткие очи твои

Смыли жаркой слезою страдания

Все позорные пятна мои! < ..>

Мне не страшны друзей сожаления,

Не обидно врагов торжество,

Изреки только слово прощения,

Ты, чистейшей любви божество! <...>

От ликующих, праздно болтающих,

Обагряющих руки в крови,

Уведи меня в стан погибающих

За великое дело любви!

    Некрасов с одинаковой теплотой и почитанием раскрывал бездонные глубины женской души и характера безотносительно к сословной принадлежности: простые крестьянки в его поэзии ничем не отличаются по богатству чувств от великосветских красавиц. Лучшие качества русской женщины — самоотверженность, всепрощение, беззаветная верность, готовность на все ради высших идеалов — с неповторимым мастерством художника-реалиста увековечены в поэме, посвященной женам декабристов.

    Поэма состоит из двух самостоятельных частей — «Княгиня Трубецкая» и «Княгиня М.Н. Волконская» — по именам двух первых героических жен, добровольно последовавших на каторгу вслед за своими мужьями, осужденными за участие в восстании на Сенатской площади. Поэма — особенно ее 1-я часть — построена на контрастах: с одной стороны, блистательное и безмятежное прошлое, с другой — бесприютное и неизвестное будущее.

Вперед

Душа полна тоски,

Дорога все трудней,

Но грезы мирны и легки —

Приснилась юность ей.

    Это — Екатерина Трубецкая. Всю дорогу, мчась в кибитке навстречу неизвестному будущему, она вспоминает прошедшую жизнь, промелькнувшую как один миг. Точно живые, встают картины событий на Сенатской площади:

Побольше тысячи солдат

Сошлось.

Они «ура» кричат,

Они чего-то ждут...

Народ галдел, народ зевал,

Едва ли сотый понимал,

Что делается тут <...>

Тогда-то пушки навели.

Сам царь скомандовал: «Па-ли!..»

...О милый! Жив ли ты?

    Для любящей женщины и жены в этой трагической неразберихе морозного декабрьского дня с непонятной пассивностью мятежников, визгом картечи, сотнями убитыми и ранеными — важен только один-единственный вопрос: жив ли ее муж. А ее любовь жива несмотря ни на что, и во имя этой великой любви она готова на любое самопожертвование. Именно она — ее любовь — помогла княгине, преодолевая неимоверные трудности и чинимые препятствия добраться до места, где отбывал наказание ее супруг и разделить его тяжелую участь.

    Та же трагическая судьба ждет и другую некрасовскую героиню — Марию Волконскую (урожденную Раевскую). Посвященная ей часть поэмы основана на подлинных мемуарах и построена в виде живого рассказа внукам. История светской красавицы, воспетой Пушкиным, к которой он был неравнодушен. Раннее замужество и короткая счастливая жизнь до ареста и осуждения Сергея Волконского вместе с другими заговорщиками. Далее — уже знакомые мытарства, расставание с близкими и родными, последнее свидание с Пушкиным в Москве, где он передал ей свое «Послание декабристам» («Во глубине сибирских руд...»), зимний сибирский тракт, долгий путь, полный невзгод и унижений. Но всюду и до самого конца опорой ей служил несгибаемый дух и вера в русский народ:

Помедлим немного. Хочу я сказать

Спасибо вам, русские люди!

В дороге, в изгнанье, где я ни была

Все трудное каторги время,

Народ! я бодрее с тобою несла

Мое непосильное бремя.

Пусть много скорбей тебе пало на часть,

Ты делишь чужие печали,

И где мои слезы готовы упасть,

Твои там давно уж упали!..

Ты любишь несчастного, русский народ!

Страдания нас породнили...

    И вот наконец она у цели. Самовольный спуск в шахту, встреча с узниками, закованными в кандалы. Последним, кого она увидела, был муж — Сергей:

И вот он увидел, увидел меня!

И руки простер ко мне: «Маша!» <...>

И я подбежала... И душу мою

Наполнило чувство святое.

Я только теперь, в руднике роковом,

Услышав ужасные звуки,

Увидев оковы на муже моем,

Вполне поняла его муки.

Он много страдал, и умел он страдать!..

Невольно пред ним я склонила

Колени — и, прежде чем мужа обнять,

Оковы к губам приложила...

    Эта сцена неоднократно воспроизводилась в многочисленных иллюстрациях, постановках и экранизациях. Она превратилась в своеобразный символ самоотверженности и чистоты Русской женщины. Такой же символ — вся поэма Некрасова.