Впервые
я увидел «Царя Эдипа» с Серго Закариадзе в заглавной роли в постановке
Грузинского театра имени Шота Руставели Ослепленный, залитый кровью актер
метался по сцене, электризуя зал токами неподдельных эмоций. Апока-липсичность
происходящего усиливалась еще и тем, что сценическое действие развертывалось в
Московском Кремле: некоторое время назад здесь функционировал Кремлевский театр
(не путать с Дворцом съездов), где и гастролировал тбилисский театр. Так что
душераздирающие монологи несчастного царя произносились среди кремлевских
башен. Я слушал древнегреческий текст на грузинском языке и размышлял по-русски
о беспредельной силе Слова, способного через века и тысячелетия передавать
людям таящийся в нем заряд Настоящее искусство не меркнет во времени, не ведая
ни пространственных преград, ни языковых барьеров Но что же заставляет
современного человека переживать хрестоматийную историю несчастного царя?
Испытываемая ли им физическая боль и душевные муки? Подсознательный ли трепет
перед неотвратимостью Рока и неизбежностью наказания за отцеубийство и инцест
(в данном случае — сожительство с матерью)? Проклятие ли, ложащееся несмываемым
пятном не только на самого преступника, но и на его потомство? Или же все
вместе взятое?
Афинским
зрителям, которые приходили на представление трагедии Софокла, не требовалось
объяснять, кто такой Эдип, чем он знаменит и каковы перипетии его судьбы.
Фиван-скому царю Лаю за причиненное оскорбление Боги предрекли смерть от
собственного сына. Поэтому, как только царица Иокаста произвела на свет
наследника, царь приказал его умертвить. Младенцу прокололи сухожилия и отнесли
в безлюдные горы на верную смерть. Но там его случайно нашел пастух, отнес
бездетному коринфскому царю Полибу, и тот, назвав ребенка Эдипом (дословно — «с
опухшими ногами») вырастил его как собственного сына. Спустя много лет, когда
Эдип возмужал, до него стали доходить намеки по поводу его происхождения. Желая
знать истину, он стал досаждать приемным родителям, но те упорно скрывали
правду.
Тогда
Эдип отправился к Дельфийскому оракулу, чтобы узнать все о своей судьбе. О
прошлом оракул умолчал, но зато предрек ужасное будущее: юноше суждено убить
собственного отца и жениться на матери. Продолжая считать своими настоящими
родителями коринфских царя и царицу, Эдип решает обмануть судьбу и больше никогда
не возвращаться в город, ставшей ему родным. Странствуя по Элладе, он случайно
сталкивается с незнакомыми путниками и в завязавшейся стычке убивает их всех,
кроме одного свидетеля. Среди убитых Эдипом оказался неузнанный и незнаемый
отец — царь Лай (о чем отцеубийца узнает много-много лет спустя; раскрытию этой
и всей остальной страшной правды как раз и посвящена трагедия Софокла).
Странствия Эдипа продолжались. Однажды судьба привела его к стенам
древних Фив. Город находился во власти кровожадной Сфинкс — чудовища с головой
и грудями женщины, телом льва и крыльями птицы (получается существо женского
рода и поэтому имя его не склоняется). Всем Сфинкс задавала одну и ту же
загадку: «Кто из живых существ утром ходит на четырех ногах, днем — на двух, а
вечером — на трех?» Ответить не мог никто. Жители Фив и чужестранцы гибли один
за другим, пока не появился Эдип и не разгадал Сфинксову загадку:
«Человек! В младенчестве он ползает на
четвереньках, всю жизнь ходит на двух ногах и лишь в старости — опираясь на
палку».
Сфинкс
сгинула (бросилась в пропасть со скалы). В благодарность за освобождение
фиванцы делают Эдипа царем и отдают ему в жены вдовствующую Иоакасту. Проходит
20 лет, и наступает время, о котором и рассказывается в трагедии Софокла. Фивы
снова постигла беда — пострашнее чем Сфинкс:
на город обрушилась чума. Чтобы узнать, чем город
прогневил Богов, Эдип отправляет посланца к Дельфийскому оракулу и получает
удручающий ответ: виновник всех бедствий находится в самих Фивах.
Далее
действие трагедии развертывается по законам детективного жанра. Желая во что бы
то ни стало установить виновника всех бед и докопаться до правды, Эдип
самолично начинает проводить расследование, постепенно, шаг за шагом разматывая
страшный клубок событий. Сначала нет ничего, кроме намеков и полунамеков. Потом
появляются свидетели. Напряжение трагедии возрастает с каждым новым фактом.
Наконец цепь умозаключений приводит к ужасному озарению: виновник всех
несчастий, постигших город, — он сам, Эдип! Кара же Богов последовала за
отцеубийство и кровосмесительную связь с собственной матерью. Одновременно
кошмарная правда открывается и перед Иокастой. Не перенеся позора, она
повесилась, а обезумевший от горя Эдип выкалывает себе глаза иглой от материнской
застежки. В древнегреческом театре подобные акты не совершались на глазах у
зрителей. О них рассказывали персонажи-очевидцы:
И видим мы: повесилась царица —
Качается в крученой петле.
Он,
Ее увидя вдруг, завыл от горя.
Веревку раскрутил он—и упала
Злосчастная.
Потом — ужасно молвить! —
С ее одежды царственной сорвав
Наплечную застежку золотую,
Он стал иглу во впадины глазные
Вонзать, крича, что зреть очам не должно
Ни мук его, ни им свершенных зол, —
Очам, привыкшим видеть лик запретный
И не узнавшим милого лица.
Так мучаясь, не раз, а много раз,
Он поражал глазницы, и из глаз
Не каплями на бороду его
Стекала кровь — багрово-черный ливень
Ее сплошным потоком орошал...
(Перевод С. В. Шервинского)
Такова
цена истины! Эдип жаждал дойти до самой сути, переступить запретный рубеж. За
ним оказался Хаос и Ужас. Так стоит ли тогда вообще искать? Такой вопрос
напрашивается сам собой. Стоит! Непременно стоит! И в этом состоит одна из
главных мыслей трагедии и ее пафос.
Софокл —
один из отцов античного гуманизма. Человек, его неисчерпаемый внутренний мир и
ни одному Богу не доступное кипение страстей — вот главный герой великого
древнегреческого драматурга. Ни у кого другого мы не найдем больше столь
вдохновенного гимна Человеку и его разуму: «...Но лишь мудростью велик //
Человек перед людьми». Эта мысль продолжена и развита в «Антигоне» — трагедии,
заключающей историю несчастного рода царя Эдипа (Антигона — его дочь от
преступного брака с матерью Иокастой):
