Немецкий четырехмачтовый барк, шедший из Буэнос‑Айреса в Гамбург, был застигнут ураганом в центральной части Атлантического океана, опрокинулся и затонул. Из 86 человек команды и практикантов спаслись только 6.

В 1950 году Антверпенский порт посетил немецкий судовладелец Шливен. Там его внимание привлекли стоявшие в самом дальнем доке пять крупных парусников. Когда‑то они принадлежали финну Густаву Эриксону, который содержал целую флотилию больших парусников. После смерти Эриксона его наследники пустили все с молотка.

Шливен остановил свой выбор на двух из них — четырехмачтовых барках «Пассат» и «Памир». Собрав необходимую сумму, он выкупил их, и 5 июня 1951 года оба парусника зашли на буксирах в порт Любека. А еще через год они были готовы поднять паруса.

«Памир» и «Пассат» были переданы немецкому торговому флоту для обучения курсантов морских училищ. Кроме того, их решили поставить на дальние и сверхдальние линии — для перевозки зерна из Аргентины в Австралию. Таким образом, им предстояло играть роль одновременно грузовых и учебных парусников. А доходы от коммерческих рейсов должны были идти на содержание барков и на их дальнейшее, более эффективное использование в качестве незаменимой «школы под парусами».

Вскоре «Памир» и «Пассат» бороздили просторы Атлантики. Грузовые и почтово‑пассажирские суда всегда уступали баркам дорогу, а завидев издали их высокие мачты с гигантскими парусами, они всякий раз салютовали им протяжными гудками.

В августе 1957 года «Памир» вышел из Буэнос‑Айреса с грузом ячменя. На борту барка находились 86 человек, в том числе 52 курсанта, которым было по шестнадцать—восемнадцать лет; для них это было первое дальнее плавание.

20 сентября «Памир» передал в эфир свои координаты: парусник шел намеченным курсом, норд‑ост, в сторону Азорских островов. В тот же день от метеослужб было получено штормовое предупреждение неподалеку от островов Зеленого Мыса зарождался ураган «Керри» — и всем судам, которые могли оказаться в зоне его распространения, рекомендовалось изменить курс и уходить из опасного района. Курс «Памира» как раз пересекал опасную зону.

Впрочем, судовладельцев и грузополучателей такое совпадение не беспокоило. Во‑первых, потому, что «Памир», несмотря на возраст, отличался высокой прочностью. Во‑вторых, капитаном барка был опытный Иоганн Дибиш, временно заменивший штатного командира, которого госпитализировали незадолго до выхода судна в рейс. Дибиш наверняка получил штормовое предупреждение и примет все необходимые меры, чтобы разойтись с ураганом.

Утром 22 сентября дежурный оператор на немецкой береговой радиостанции Норддейх, через которую проходили сообщения от судов, находившихся в море, принял сигнал SOS, повторившийся затем несколько раз подряд. Сигнал бедствия передавал «Памир» — парусник попал в полосу урагана. Дальше последовало уточнение шквалом сорвало часть парусов и серьезно повредило такелаж. Другими словами, барк просил помощи.

Сообщение незамедлительно передали всем судам в радиусе 500 миль от Азорских островов. Сигнал приняли и на американском сухогрузе «Президент Тейлор»; он изменил курс и уже следующей ночью прибыл на место, где терпел бедствие «Памир».

Последняя весть от барка действительно вызывала тревогу: «Потеряли все паруса. Дрейфуем с большим креном на один борт. На помощь!»

Но еще большее беспокойство вызвало последовавшее потом молчание, которое, впрочем, можно было объяснить тем, что шквалом на «Памире» сорвало радиоантенну. Само же судно держится на плаву, ибо даже в полуразрушенном состоянии оно вполне способно противостоять урагану. Тем более что без рангоута и такелажа «Памир» менее уязвим для шквалов.

Сухогруз «Президент Тейлор» лег в дрейф, и члены его команды с помощью прожекторов пытались найти парусник.

Сигнал SOS принял и либерийский сухогруз «Пеннтрейдер».

Вскоре к двум участникам поисков присоединился еще один — канадский эсминец «Крусейдер»: он включил мощные прожекторы.

В Германии за поиском судна следили по радио. Феликс фон Люкнер, старый морской волк, снискавший себе славу в годы Первой мировой войны, заявлял во всеуслышание, что он, как и все, решительно отказывается верить в гибель парусника. «Я лично осматривал барк, перед тем как он вышел в рейс на Буэнос‑Айрес, — сказал он. — И могу подтвердить с полной ответственностью: „Памир" — судно исключительно прочное и надежное. И команда на нем первоклассная».

Такое же мнение выразил и другой, не менее известный знаток морского дела, англичанин Алан Вильерс.

Подобные оптимистические высказывания, конечно же, утешали родных и близких тех, кто был на «Памире», но не больше. Уверенности в том, что парусник и его команда в безопасности, ни у кого не было.

На рассвете море успокоилось. В поисках «Памира» теперь уже участвовало с десяток кораблей. А когда совсем рассвело, к поисковым судам присоединились спасательные самолеты американских и португальских ВМС с грузами первой необходимости на борту — надувными лодками, герметическими мешками с продовольствием и лекарствами; они кружили на бреющем полете над волнами в надежде обнаружить шлюпки или обломки кораблекрушения.

Однако через четыре часа после вылета с баз самолеты были вынуждены вернуться обратно — для дозаправки.

«Мы ничего не заметили, хотя видимость была неплохая», — рассказывали потом летчики. Между тем, пока в море шли безуспешные поиски, в соборах и церквах Германии служили молебны во спасение душ моряков, находившихся на «Памире». Немцы жадно ловили каждое радиосообщение, поступавшее из района Атлантики, где велись поиски. Люди пытались убедить себя в том, что, раз обломки парусника до сих пор не найдены, значит, еще есть надежда: ведь огромный барк не мог исчезнуть без следа. Тот же фон Люкнер, к примеру, утверждал, что, если бы парусник затонул, в этом месте на поверхности моря обнаружили бы множество разных предметов, а также ячменное зерно, составлявшее основной груз судна.

В воскресенье, около четырех часов пополудни, от английского танкера «Сан‑Сильвестр» поступила радиограмма: «Заметили шлюпку с „Памира"». Шлюпка, однако, оказалась пустой, но и это не послужило прямым доказательством того, что парусник пошел ко дну. Тем более никто не мог утверждать наверняка, что это была шлюпка именно с «Памира». Ее могло смыть в шторм с любого другого судна, поскольку, как удалось разглядеть, на ней даже не были откреплены весла — они так и лежали, привязанные ремнями, по обоим бортам.

В течение последующих нескольких часов в открытом море обнаружили еще четыре шлюпки — снова пустые. Ясно было одно: их сорвало с талей неизвестного судна во время шторма.

23 сентября немецкий консул на Азорских островах публично объявил, что «Памир», вероятнее всего, затонул.

Снова наступила ночь. А поиски между тем продолжались — спасатели все еще надеялись, что потерпевшие кораблекрушение, если они, конечно, живы, дадут о себе знать: даже если в кромешной тьме невозможно разглядеть шлюпки, яркие вспышки ракет не заметить трудно.

Около трех часов утра ветер опять усилился.

На «Памире» были крепкие, надежные шлюпки, к тому же они полностью были укомплектованы продовольствием, водой и сигнальными средствами — всего этого вполне бы хватило, чтобы продержаться в открытом море несколько дней. Во всяком случае, так заверял Шливен.

Поиски продолжались и в понедельник, несмотря на проливной дождь. Теперь в них участвовали пятьдесят восемь кораблей и одиннадцать самолетов. Наступил вечер, но ни моряки, ни летчики так ничего и не обнаружили.

За двое суток моряки американского сухогруза «Саксон» обследовали большой район океана: судно крейсировало то зигзагами, то по спирали, пересекая в разных точках предполагаемую траекторию дрейфа «Памира». И все это время никто из американских моряков ни разу не оставил свой наблюдательный пост, невзирая на пронизывающий холод.

В понедельник, около семи вечера, дождевой шквал ушел на запад, и небо на востоке чуть прояснилось.

И вдруг наблюдатель с «Саксона» заметил прямо по курсу, в полутора милях, шлюпку: она появилась среди волн совершенно неожиданно, точно подводная лодка. В шлюпке были люди — они отчаянно размахивали руками.

Капитан сухогруза, приставив к глазам мощный бинокль, с полминуты наблюдал за крохотной точкой, едва различимой в волнах, которую впередсмотрящий принял за шлюпку.

«В самом деле шлюпка, — проговорил он. — Только пустая».

То же самое отметили и все, кто были на мостике. Впередсмотрящий, к сожалению, ввел своих товарищей в заблуждение: в шлюпке действительно не было ни души. Тем не менее «Саксон» прибавил ход и двинулся к ней.

Но наблюдатель не ошибся. Люди там действительно были, правда, не в шлюпке, а в воде. Моряки на «Саксоне» теперь уже четко видели, как пятеро плавают около шлюпки.

«Саксон» был уже близко. Американцы спустили вельбот и вытащили пострадавших из воды. Это были курсанты с «Памира».

…Капитан «Памира» Иоганн Дибиш получил штормовое предупреждение вечером 21 сентября. Ураган надвигался быстро. Дибиш видел это, наблюдая за показаниями барометра: с каждым часом стрелка прибора опускалась на четыре деления — все ниже. Капитан окинул взглядом огромные паруса — площадью 4200 квадратных метров — громоздящихся ярусами на мачтах 56‑метровой высоты. Часть парусов предстояло убрать — по‑штормовому. «Памир» не боялся штормов: он раз двадцать огибал мыс Горн, ходил «ревущими сороковыми» и «грозными семидесятыми». Но как опытный моряк Дибиш опасался непредсказуемости, какую таит в себе всякий ураган. Капитан нагнулся к штурманской карте и одним движением карандаша обозначил предполагаемую траекторию движения. За последние двое суток траектория эта менялась неоднократно. Ураган, зародившийся неподалеку от островов Зеленого Мыса, сначала устремился на запад, а потом вдруг повернул обратно — на восток. И теперь он уже представлял собой не просто гипотетическую, а неминуемую, реальную угрозу.

Вскоре «Памир» уже шел со значительным креном на один борт, что не могло не настораживать. Капитан приказал играть парусный аврал, с тем чтобы убрать все верхние и нижние брамсели и перебросить реи на фордевинд.

На другой день, поднявшись рано утром на мостик, Дибиш заметил на лицах вахтенных помощников нескрываемую тревогу. Между тем ветер крепчал. «Памир» испытывал столь сильную бортовую качку, что ноки его фок‑рея и обоих грот‑реев всякий раз зарывались в пенные валы.

Тогда Дибиш распорядился убрать фок. Теперь он и сам встревожился не на шутку. От такой жестокой качки груз ячменя, засыпанного в трюмы, начал перемещаться от одного борта к другому. «Памир» мог опрокинуться.

Очередной мощный накат волны — и с верхней палубы снесло принайтовленные к борту трапы, а со шлюпбалки сорвало одну из шлюпок.

«Убрать верхние марселя, — приказал Дибиш и тут же добавил. — Это касается только палубной команды. Курсантам собраться на спардеке». Капитан опасался посылать курсантов на ходившие ходуном реи убирать паруса.

И матросы один за другим полезли вверх по вантам. Потом перебрались на реи. Теперь они передвигались медленно и осторожно: ванты были скользкие и к тому же сильно раскачивались. Так что у матросов больше сил уходило не на уборку парусов, а на то, чтобы удержаться на реях. Работать было очень тяжело и крайне опасно: один или два паруса уже порвались и оглушительно захлопали на ветру, угрожая снести с реев людей, тщетно пытавшихся не то что их убрать — просто удержать.

Капитан вынужден был вернуть матросов на палубу.

И все же рангоут надо было во что бы то ни стало облегчить. Дибиш посовещался со своими помощниками, и тут же несколько добровольцев из палубной команды снова взобрались на ванты. Им предстояло перерезать снасти, с помощью которых паруса крепились к реям. Дибиш понимал, что он рискует жизнью людей, но это было необходимо для спасения судна.

К полудню ураган только усилился. Яростный ветер терзал парусник со всех сторон — под его натиском реи неистово скрипели и поворачивались сами по себе, а тяжелые от влаги, паруса оглушительно хлопали.

Матросы, посланные на марса‑реи, смогли освободить от шкотов, гитовых и горденей только один верхний марсель, и то с большим трудом. Громадное, разбухшее полотнище паруса поползло вниз вдоль мачты и со страшным грохотом обрушилось на нижние реи, цепляясь за них обрывками металлических снастей и высекая снопы искр.

Тем временем двое рулевых безуспешно силились удержать огромное двойное колесо штурвала. «Памир» сделался неуправляемым, и вскоре его развернуло лагом.

Дибиш решил все же попытаться выровнять судно, поставив его если не по ветру, то хотя бы против ветра — носом к волне. Однако скоро понял, что сделать это будет очень непросто.

Единственная надежда оставалась на нижние и косые паруса — от маломощного вспомогательного двигателя пользы было мало. Но управлять парусами в такой ураган практически невозможно. Словом, «Памир» оказался во власти разбушевавшейся не на шутку стихии.

Дибиш велел радисту передать в эфир SOS, на случай если поблизости находится какое‑нибудь судно: теперь нужно было думать о спасении не барка, а находящихся на нем людей, которые отныне полагались только на своего капитана. Курсанты были насмерть перепуганы. Дибиш как мог успокаивал их.

Дальше события развивались настолько быстро, что на барке никто даже не успел опомниться. Дибиш, державшийся, как всегда, спокойно и уверенно, приказал выдать всем спиртное и сигареты.

Но в этот момент парусник на мгновение замер на месте, после чего резко завалился на левый борт, зарывшись нижними реями в воду. Затем он так же резко выпрямился. Его подхватило очередной волной — и тут же снова завалило. Но барк и на этот раз устоял. Люди увидели, как на него надвигается другая огромная волна, готовая обрушиться на верхнюю палубу. Однако в последнюю секунду, оказавшуюся роковой, «Памир» взлетел на ее гребень и словно застыл. Но вот мачты начали крениться все сильнее… И страшной силы удар опрокинул «Памир».

Лишь десяти курсантам удалось взобраться на шлюпку. На третьи сутки их осталось пятеро. И тут показался корабль. Тяжелый, с резкими, прямыми обводами и крупными надстройками. И он шел прямо к ним — чтобы их спасти…

Курсанты, не сговариваясь, все разом, словно по команде, кинулись за борт, даже не подумав о том, смогут ли продержаться на плаву: ведь у них почти не осталось сил. Но на «Саксоне» их заметили…

В темно‑зеленых волнах повсюду колыхались обломки кораблекрушения. И среди них — полузатопленная шлюпка. В ней обнаружили еще одного курсанта, шестого, — последнего из оставшихся в живых с «Памира».

Дальнейшие поиски ни к чему не привели. И некоторое время спустя спасатели покинули район бедствия, оставив тайну гибели «Памира» морю.

А тайна действительно существовала, хотя бы потому, что далеко не все в этой трагической истории было ясно. Например, почему парусник опрокинулся так быстро, что люди даже не успели спустить на воду ни одной шлюпки? Что же касается тех двух шлюпок, которые обнаружили через трое суток, с шестью курсантами, — их попросту сорвало со шлюпбалок ураганом.

Позже, однако, установили, что главной причиной кораблекрушения было смещение груза. Ячмень засыпали в трюмы барка навалом, вопреки правилам перевозки сыпучих грузов, которые необходимо размещать в трюмах, предварительно упаковав в мешки. Кроме того, некоторые капитаны упрекали Дибиша в том, что он неточно рассчитал курс судна относительно траектории урагана.