Киноповесть «Калина красная» Василий Шукшин написал в
больнице. Об этом рассказала Лидия Николаевна Федосеева, жена Василия
Макаровича:
«После „Печек‑лавочек"
Шукшин опять слёг в больницу. Но и там он продолжал работать. Я догадывалась,
что он пишет какую‑то новую большую вещь, но что это будет, тогда ещё не знала.
Только замечала, когда приходила к нему, что он день ото дня становится все
печальнее и печальнее. А однажды вышел, в глазах — прямо слезы стоят. И
осунулся весь, побледнел, смотреть страшно. Я испугалась — подумала сразу, что
это болезнь обострилась. А оказывается, он только что, перед самым моим
приходом, закончил новую повесть. И когда писал конец, сам вот так страшно, до
слёз разволновался.
Отдал мне рукопись.
Сказал: «Это для кино. Если разрешат снимать, то тут и для тебя кое‑что
найдётся…»
Пришла домой.
Кажется, даже и не разделась, и сразу села читать. Прочитала. И тоже не
удержалась — заревела… Это была «Калина красная»».
В апреле 1973 года
«Калину красную» опубликовал журнал «Наш современник», членом редколлегии
которого был генеральный директор «Мосфильма» Николай Трофимович Сизов. Он
предложил Шукшину снять картину на «Мосфильме», поскольку на киностудии
Горького, где Василий числился в штате, сценарием не заинтересовались.
В мае Шукшин спешно
отбыл из Москвы в экспедицию Киноповесть запустили в производство на очень
жёстком условии: в декабре сдать полностью готовый фильм. Съёмочный коллектив
был сколочен наспех. Из всех своих прежних помощников Шукшин смог взять на
«Калину красную» только оператора Заболоцкого.
Василий Макарович
очень собранно входил в съёмочный период «Калины красной». Например,
документальные кадры, где заключённый поёт песню «Ты жива ещё, моя старушка»
(этого в сценарии не было), он нашёл среди тысяч километров киноплёнки
спецкинохроники МВД. «Калина красная» так и начинается концертом зэков, который
снимался в настоящей колонии под Москвой.
Герои фильма Шукшина
— вор‑рецидивист («Семь судимостей у меня. Семь!») Егор Прокудин по кличке Горе
отмотал срок и поехал к Любе Байкаловой (Лидия Федосеева), с которой был знаком
по переписке.
Киноповесть
открывалась словами: «История эта началась в исправительно‑трудовом лагере,
севернее города Н., в местах прекрасных и строгих». Такие места нашли в
Вологодской области, в окрестностях Белозерска. Этот старинный русский город
Шукшин присмотрел в 1969 году, когда готовился к съёмкам фильма о Степане
Разине. Запомнились ему и местные деревни — Садовая, Орлово…
Василий Макарович
обладал просто феноменальной работоспособностью. На «Калине красной» он был
сценаристом, исполнителем главной роли и режиссёром. Роль Егора Прокудина была
не просто главной, на ней держался, в сущности, весь фильм. К тому же Шукшину
приходилось решать не только творческие, но и производственные вопросы.
Госкино выделило на
картину всего 3 тысячи 600 метров дефицитной тогда плёнки «Кодак». А для работы
нужно было в шесть раз больше. Поэтому первый «разгонный» дубль снимали на
отечественной «Свеме», потом заряжали «Кодак», и тут уже все работали в полную
силу.
Одной из ключевых в
фильме является сцена встречи Егора со своей матерью после двадцатилетней
разлуки.
Василий Шукшин
понимал, как необходимо здесь добиться, чтобы потрясение, испытываемое Егором
Прокудиным, передалось бы и зрителю. Решили уговорить сняться в крошечной
сценке кого‑нибудь из очень больших актрис и позвонили Марецкой. Вера Петровна
дала согласие, но, к сожалению, вскоре заболела. А производство, как обычно,
диктовало свои сроки. Вот тогда и дерзнули попробовать отыскать реальную
судьбу, сходную с той, которая была нужна.
В итоге засняли
документальную беседу именно с такой матерью, у которой война отняла всех
сыновей. Разумеется, кое‑что было дополнено поздними досъемками, монтажом, но в
принципе это — хроникальные кадры.
Неграмотная
крестьянка Ефимья (в титрах Офимья) Ефимовна Быстрова из вологодской деревни
рассказывала про свою жизнь, про своих детей. Камеру установили на улице,
снимали через выставленное окошко, звук писали синхронно. Бабушка наговаривала
рассказ о себе, отвечая на вопросы Лидии Федосеевой, которые были заранее
продуманы и направляли рассказ в нужное для фильма русло. Всё получилось.
Когда снимался этот
эпизод, Ефимья Ефимовна получала 17 рублей с копейками в месяц, что запечатлено
на плёнке. Госкино при приёмке фильма в своём заключении потребовало убрать
упоминание о размере пенсии. Шукшин разволновался. «Ну как я могу? Они думают,
что я хочу только критиковать их колхозный строй? А мне нужно, чтобы прожжённый
рецидивист рыдал и катался по земле: „Тварь я последняя, тварь подколодная". Он
только что выпил коньяк за двадцать рублей, а мать в месяц и того меньше
получает».
В процессе съёмок
менялись некоторые обстоятельства действия, отдельные реплики и даже целые
сцены, вводились одни персонажи и, наоборот, исчезали другие. Шукшин постоянно
импровизировал (линию женщины‑следователя, например, он придумал уже в
Белозерске).
Отчасти в этом
«виновата» натура. Оператор Заболоцкий часто водил Шукшина по Белозерску,
показывая наиболее «соблазнительные» детали натуры и уговаривая снять «скрытой
камерой» колоритные эпизоды из обыденной жизни обитателей Белозерска. Иногда
Заболоцкий делал эти документальные зарисовки самостоятельно.
Шукшина очень
беспокоила сцена смерти Егора. «Поверит ли зритель? По своему зрительскому
опыту заранее знаю, что такие сцены в кино плохо проскакивают. Я поэтому саму
драку и момент убийства даже решил не показывать. Егор уходит с Губошлёпом в
лес. И все. Потом сразу — смерть…»
В ролях «блатных»
Шукшин снимал своих приятелей: главаря Губошлёпа играл Георгий Бурков, мрачного
типа в кожаной куртке — Артур Макаров (приёмный сын режиссёра Герасимова и
Тамары Макаровой). На роль Люсьен Шукшин хотел пригласить Людмилу Гурченко, но
оператор фильма Анатолий Заболоцкий уговорил его взять актрису Татьяну
Гаврилову.
Когда снимали смерть
Егора Прокудина и Шукшин, шатаясь, выходил из берёзовой рощи, зажимая
смертельную рану в животе и оставляя кровавые пятна на белых стволах берёз,
женская половина съёмочной группы, даже женщины‑гримёры, сами готовившие эту
«кровь», не могли сдержать слёз. Настолько все происходящее перед ними было
далеко от «игры» и казалось реальным.
Шукшин обязательно
хотел сохранить сцену справедливого возмездия, которое вершит брат Любы Петро
(артист А. Ванин). Интересно, что к такому решению — торжество финального
возмездия — Шукшина подтолкнула редакция журнала «Наш современник», куда он
принёс рукопись киноповести. Викулов, главный редактор журнала, рассказывал,
что киноповесть завершалась гибелью Егора, а его убийцы безнаказанно исчезали.
Возникала мысль об обречённости тех, кто решил или решит порвать со своим
блатным прошлым, ибо бывшие дружки всегда найдут и уничтожат таких раскаявшихся
людей. Шукшин вскоре доработал финал — так появилась сцена справедливой гибели
Губошлёпа и его банды.
«Калина красная,
калина вызрела» — часто поётся в киноповести. В фильме этой песни нет. Зато
есть статичный кадр: мальчик кидает в воду зрелые ягоды калины. По одному из
народных поверий калина — это символ первой, обязательно несчастной любви. Её‑то
и испытал Егор Прокудин. По словам оператора картины Анатолия Заболоцкого, в
фильме Шукшин хотел спеть «Калину красную», но в музыкальной редакции студии
заявили, что песня эта обработана Фельцманом и нужно ему платить большие
авторские как композитору. Пришлось Шукшину от пения отказаться, а в картине
его Егор говорит: «Эх, не выпелась песня…»
Финальные кадры. Люба
разжигает баньку, вспоминая про себя письма Егора из колонии. «Надо бы только
умно жить, надо жить, Любушка…» И женщина чуть покачивает головой, словно бы
соглашаясь со словами Егора.
В августе 1973 года
съёмки «Калины красной» были в основном завершены. Шукшин приступил к монтажу.
В руках режиссёра был
огромный по своему объёму материал. Одно время Василий Макарович даже склонялся
к мысли, что надо «пробивать» две серии. Но затем от этой мысли отказался.
Пришлось идти на значительные сокращения материала.
В ноябре, в самый
разгар монтажных работ, приступ язвенной болезни свалил Шукшина. Пришлось лечь
в больницу. Но, пролежав всего три‑четыре дня, он сбежал оттуда. Историю этого
побега он изложил потом в рассказе «Кляуза».
Однако как ни
торопился Шукшин, сдать картину в положенный срок не успел. В январе 1974 года,
будучи уже совершенно больным, он перетонировал фильм, вносил в него последние
поправки.
Василий Макарович
опасался, что «Калина красная» попадёт на полку, так как переделывать фильм не
собирался. Шукшин говорил: «Столько вложено в эту картину, что своими руками её
уничтожать не буду». А родным, чтобы не волновались, писал, что все хорошо.
Премьера «Калины
красной» состоялась в московском Доме кино, и каждый новый её просмотр убеждал
в том, что картину ожидает настоящий успех. По официальным данным за один год
фильм посмотрели 62, 5 миллиона зрителей, что обеспечило ему первое место в
прокате. Оператор А. Заболоцкий считает, что это цифра занижена: в
действительности за год было продано около ста миллионов билетов. «Излишки»
приписывали непопулярным у зрителей картинам официозных режиссёров. Обычная
практика тех лет…
На Всесоюзном
кинофестивале в Баку в апреле 1974 года «Калина красная» была награждена
главным призом.
На фестивале
фестивалей в Белграде в 1975 году 31 страна представила 90 картин. И в число
лучших пяти фильмов Феста‑75 была включена «Калина красная». На кинофоруме в
Авиньоне Франция открыла для себя фильмы Шукшина. Затем, в дни Недели
советского кино, французы восхитились «Калиной красной», для этого фильма были
сделаны субтитры, он выходил в массовый прокат.
Фильм в дальнейшем
соберёт целый букет других наград: приз польских критиков «Варшавская сирена‑75»,
приз фестиваля в Западном Берлине и многие другие.