Те, кто развенчивает или
превосходит легенду, всегда вынуждены довольствоваться вторыми местами — после
тех, кого они сбросили с пьедестала. Примером здесь могут служить Джин Танни,
победивший Джека Демпси и навсегда растворившийся в тени; Хэнк Аарон, превысивший
рекорд Бейба Рата по пробежкам на базу, но тем не менее так и оставшийся на
второй роли; и если вернуться к нашему биографическому обзору, Джек Никлаус,
которому суждено вечно пребывать в тени Арнольда Палмера.
Чтобы доказать это,
обратимся к открытому первенству США 1962 года, которое было разыграно в
Оукмонте, Пенсильвания, можно сказать — на заднем дворе Арни. Находящийся на
самой вершине правления король, только что удостоенный третьего титула
«Мастерс», вернулся домой за победой, которая, по мнению многочисленных и
пылких сторонников Арни, должна была сама упасть в руки их героя. Но судьба
распорядилась, чтобы на сей раз Палмер получил достойного соперника в лице
Джека Никлауса.
На Никлауса, звезду
студенческого спорта из Огайо и двукратного чемпиона страны среди любителей,
стоило посмотреть. Пузатый, с чревом, переползающим через брючный ремень, с
багровой, похожей на переспелый помидор физиономией под коротко стриженными
песочными волосами, Никлаус в точности оправдывал свое прозвище «Пузан». Не стремившийся
следовать требованиям моды, Никлаус носил одежду, которая не соблазнила бы ни
одного респектабельного тряпичника, предпочитая, как заметил один из
обозревателей, «исключительно больничные цвета», брюки его пузырились на
коленях, рубашка выбивалась из-под пояса наружу. По всем понятиям, облик его
тянул разве что на любителя воскресного гольфа.
Но хотя судьба обделила
его фигурой, она не забыла подарить ему верную руку и точный глаз. Пользуясь
своей клюшкой скорее как гаубицей, Никлаус вкладывал в удар силу каждой унции
своего плотного 93-килограммового тела — если верить журналисту Джиму Мюррею,
он говаривал, что берет свою силу «из задницы», а откуда еще ее возьмешь? — и
посылал мяч с подставки на колоссальное расстояние: прямо, как летит стрела. Если
его мячи в среднем улетали на 280 ярдов, то какая разница, есть у него
изящество движений Сэма Снида или нет? И чтобы его не путали со Снидом, одним
из величайших гольферов всех времен, Никлаус умел пользоваться своей клюшкой
словно хирург своим скальпелем, что делало его идеальным гольфистом — почти что
учебным образцом великого игрока в гольф.
Однако присутствие этого
нового феномена ничем или почти ничем не вдохновляло почитателей Палмера. В
конце концов, рассуждали они, разве Никлаус, тогда еще двадцатилетний любитель,
не финишировал на открытом первенстве, отстав от Палмера на два удара два года
назад? И разве любимый ими Арни, как он сам сказал, не выступает теперь дома?
Тут все почитатели, собравшиеся у Святилища Св. Арни, принялись надрывать глотки,
подбодряя своего героя словами: «Сделай его, Арни!» и «Мы с тобой,
Арни-детка!», а потом бросались вперед по лужайке к следующей лунке, не
дожидаясь удара Никлауса.
И хотя вопли этого буйного
сборища звенели у него в ушах, Никлаус уделял им столько же внимания, сколько и
мимолетному ветерку, полностью отключившись от всего, что происходило вокруг,
фокусируясь лишь на том, что было истинно важно: на гольфе. Его отстраненность,
даже на этой стадии карьеры, была настолько велика и настолько удивительна, что
великий гольфист Джин Сарацен, видевший всех, кто выступал в первой половине
столетия, вынужден был заметить: «У этого парня от уху к уху протянута железная
трубка. Все, что говорится вокруг, входит в одно его ухо и вылетает из
другого».
После тридцати шести лунок
могло показаться, что надежды армии поклонников Арни оправдаются. Палмер был
впереди, несмотря на плохие попадания. Никлаус отставал на три удара.
В круге, разыгранном в
субботнее утро, Никлаус отыграл удар, сведя свое отставание от Палмера до двух.
Во время дневного розыгрыша финальных восемнадцати лунок Никлаус подбирался все
ближе и ближе и наконец сравнял счет. Но победа по-прежнему оставалась в руках
Палмера. Оставалось только положить мяч в лунку с расстояния в 12 футов, и
титул принадлежал бы ему.
Он этого не сделал.
Оба спортсмена, и Палмер и
Никлаус, финишировали с 283 очками, и победителя должна была определить
воскресная переигровка — без дальнейших отлагательств и проволочек. И десять
тысяч верных сторонников Арни хлынули на лужайку, чтобы своими глазами увидеть,
как их идол сокрушит молодого выскочку, осмелившегося подумать о победе над
таким соперником. Однако в отличие от субботней драмы, воскресная переигровка
обошлась без бурных подробностей, так как промах, допущенный Палмером на первой
же лунке, сразу же решил исход борьбы. Никлаус, колени которого отнюдь не
дрожали от волнения, не глядя ни направо, ни налево, взял свое и стал
чемпионом, опередив Палмера на три удара. Это был его первый титул.
В 1963 году Никлаус,
теперь получивший прозвище «Золотой Медведь» — по заголовку в одной из
австралийских газет, предыдущей зимой объявившей своим читателям: «Сегодня из
США прибывает «Золотой Медведь», выиграл несколько турниров, забрав в свои руки
три высших титула менее чем за два года пребывания в туре. Никлаус ставил себе
высокие ориентиры. Говоря просто, он намеревался стать величайшим гольфистом в
истории этого спорта. Признавая в истории лишь крупные цели, он метил прямо в
них. Когда он выиграл «Мастерс» в 1965-м, бывший чемпион Арнольд Палмер помог
ему надеть зеленый пиджак, сопутствующий титулу. Но и получив от Палмера
зеленый пиджак, Никлаус не получил вместе с ним облегчения, трибуны продолжали
с обожанием аплодировать Палмеру, осмеивая каждое движение нелепого парня,
бросившего вызов их кумиру.
В следующем, 1966 году
Никлаус и Палмер на «Мастерс» шли ровно после тридцати шести лунок. В третьем
круге Никлаус вырвался вперед с рекордными 64 очками и финишировал с 271 очком,
на три удара превысив рекорд Бена Хогана, поставленный в 1953 году. Наблюдая за
тем, как зарождающаяся легенда успешно защитила свой титул, поставив при этом
рекорд турниров «Мастерс», Бобби Джонс, покачав головой, молвил: «Палмер играл
великолепно, но Никлаус продемонстрировал такую игру, с которой я еще не был знаком».
К 1967 году с игрой
Никлауса успели познакомиться все, и, выиграв открытое первенство, он закрепил
свои претензии на бессмертие. Но сперва Палмер наехал на него в одном из
знаменитых своей бескомпромиссностью кавалерийских наскоков. Встречаясь с Никлаусом
в финальном круге, Палмер был впереди на одно очко. Но недолго. После
драматического промаха Никлаус все-таки добился своей цели, набрав в круге 65
очков и рекордные 275 в турнире. Он превзошел достижение Бена Хогана и опередил
Палмера на четыре удара.
Но время может тянуться
словно ириска. И к 1970-му Джек Никлаус тоже вытянулся вверх, потеряв двадцать
фунтов, сделавшись стройным 86-килограммовым мужчиной, еще он превратил свою
короткую стрижку в золотые локоны и поменял гардероб. Жирный Джек действительно
превратился в «Золотого Медведя». Новый облик никак не повлиял на качество его
игры, а победа в 1970 году на открытом первенстве Британии довела число крупных
побед в его биографии до десяти — при рекорде всех времен Бобби Джонса в
тринадцать титулов.
Однако он еще не был в
тени Джонса — он оставался в тени Палмера — единственной, в которой мог
поместиться.
Но все изменилось в
1980-м. В тот год открытое первенство США проводилось в Балтустроле — там, где
Никлаус одержал победу в 1967-м. Первой сенсацией турнира стали рекордные 63
очка, добытые Томом Вейскопфом. Через какие-то минуты к ним на табло
присоединились еще 63, на сей раз принадлежавшие Никлаусу. «Медведь» бушевал в
Нью-Джерси. В итоге он превысил свой собственный результат на открытых первенствах
— поставленный в Балтустроле тринадцать лет назад, набрав в четырех кругах 272,
которые и принесли ему четвертую победу в этих соревнованиях.
Эта победа сделалась
пробкой, вылетевшей из бутылки шампанского. Вдруг толпа, которую словно
удерживали какие-то канаты, воспламенилась и ринулась выражать свое почитание
новому герою. Со времени существования Армии Арни такого ликования еще не
удостаивался ни один гольфер.
Так Джек Никлаус наконец
вышел из тени, в которой жил, прямо под лучи прожекторов — чтобы внезапно
оказаться признанным, как написал «Спортс Иллюстрэйтед» после его победы,
«величайшим гольфистом всех времен».