Джима Брауна можно назвать величайшим бегущим беком в истории профессионального футбола. Однако точно таким же образом можно было бы назвать Бейба Рата величайшим среди леворуких хиттеров в истории бейсбола. Оба они были великими. Нет, много больше. И Браун обладал таким количеством достоинств, что мог распродавать их со скидкой.

Нога этого современного сверхчеловека ступила на скудно населенный остров величия еще в средней школе городка Манхассет, что в Лонг-Айленде, где его спортивные достижения охватывали бейсбол, футбол, баскетбол, бег на дорожке стадиона и лакросс <Лакросс — командная канадская игра индейского происхождения. Игроки команды, состоящей из 10 человек, должны поймать тяжелый резиновый мяч с помощью палки с сеткой на конце и забросить его в ворота противника >. Завоевав пятнадцать школьных наград в пяти видах спорта, он предпочел ограничиться футболом, баскетболом и бегом. Браун не только набирал в среднем 14,9 ярда за пробежку в футболе и 38 очков за игру в баскетболе, но одна из тех историй, что «растут» прямо как нос у Пиноккио, утверждает, что Кейси Стенгель пытался уговорить Брауна играть в бейсбол в системе фармклубов «янки».

Однако невзирая на столь многочисленные таланты, единственным потребителем его услуг оставался Сиракузский университет — и то лишь в частичных занятиях лакроссом. Но прежде чем он оставил университет, достижения его сделались столь же внушительными, как и само учебное заведение.

Браун набирал в Сиракузах в среднем «всего» 13,1 очка за баскетбольную встречу; он стал одним из величайших игроков в истории лакросса. А если послушать стариков — то и самым лучшим, в среднем он имел 5,7 ярда за пробежку, в сумме набрав 2091 ярда и 187 очков, причем 37 из них были получены после заносов; кроме того, он преуспевал на беговой дорожке, а особенно в прыжках в высоту.

Те, кто помнит его по сиракузским дням, до сих пор могут представить себе это 100-килограммовое, отлично вылепленное греческое изваяние, наделенное превосходной, могучей мускулатурой, достойной самого пристального внимания, начиная от широких как дверь плеч до осиной тридцатидвухдюймовой талии, с которой едва не сваливались штаны. На игровом поле эти тяжелые мышцы и могучие плечи сливались воедино, пока он нес мяч или клюшку для лакросса в левой руке, покоя ее как новорожденного, а правая, как бы собственной волей, отталкивала и рассеивала всех, кто пытался встать на его пути, разбрасывая защитников словно кегли.

В Сиракузах до сих пор вспоминают одну игру, ярко продемонстрировавшую его величие на уровне колледжа: матч за обладание «Хлопковой Чашей» <Ежегодная встреча двух лучших университетских команд по американскому футболу, происходящая в канун Нового года. (Прим. перев.)>, состоявшийся в 1957-м. Пока отборочный комитет с кислым выражением размышлял над тем, приглашать ему Сиракузы или нет после нескольких постигших эту команду неудач, из которых самой последней был перенесенный разгром 61:6 от Алабамы в «Апельсиновой Чаше» <Ежегодная встреча двух приглашенных студенческих команд, проводящаяся в г. Майами. (Прим. перев.)> 1953 года, Браун взял дело в собственные руки, набрав 43 очка в финальном матче сезона против команды Колгейта при шести заносах и семи дополнительных очках, когда «Оранжевые» победили со счетом 67:6 и завоевали право встретиться в матче за «Хлопковый Кубок» с представителем Юго-западной конференции, Техасским христианским университетом (ТХУ).

Все ожидали, что игра превратится в дуэль между Брауном и знаменитым раннером ТХУ Джимом Свинком. Но на деле матч вылился в поединок между ТХУ и Брауном. Каков был сценарий игры? Его не было, просто Браун бегал, бросал, отвечал на удары, бил сам и забивал. Он принес команде Сиракуз 21 из всех набранных ею очков, хотя его сотоварищи и уступили победу со счетом 27:28. После игры тренер ТХУ Эйб Мартин выразил общее впечатление следующими словами: «Не назвать Джима Брауна великим игроком может только невежда или слепец».

В ту весну Пол Браун из команды Кливленда, название которой совпадало с его фамилией, искал на ежегодном рынке мускулатуры, иначе говоря на драфте Национальной футбольной лиги квартербека, способного сменить Отто Грэхэма и вернуть «Бурых» к прежним вершинам славы. Однако когда Стилерз выбрали Лена Доусона, шедшего первым номером в драфте 1957 года, и две другие команды также подыскали себе квартербеков, Брауну пришлось возвратиться к доске и взять Джима Брауна.

И когда в самой первой своей выставочной игре Дж. Браун прорвался сквозь оборонительные порядки и приземлил мяч в игровом поле, П. Браун отвел своего новобранца в сторонку и потрепал по защищенным щитками плечам: «Теперь ты мой фулбек». После чего возложил на массивные плечи его все нападение Кливленда. П. Браун использовал Дж. Брауна в середине и на краях поля, так сказать, сочетая в едином лице защиту и нападение. Кроме того, временами он даже пользовался услугами Дж. Брауна в качестве принимающего, совсем как если тебе прислали деньги из дома, когда ты не просил о них.

— Если уж у тебя есть чистокровный конь, — пояснял П. Браун свою идею, — на нем надо ездить.

Сия алхимия принесла немедленный результат, так как «Кливленд Браунз» вновь поднялись на вершины Восточной конференции — в полном соответствии с Провидением Господним и планами Пола Брауна. А Джим Браун, напрягая свое сердце чистокровного коня, занес мяч 202 раза, заработав тем самым звание чемпиона, а в одной из игр с «Лос-Анджелесскими Баранами» показал тогда являвшийся рекордным результат 237 ярдов.

В течение следующих четырех сезонов Джим Браун сделался величайшим носителем после бациллоносительницы Тифозной Мэри <Мэри Маллон (1870–1938) — работавшая во многих американских семьях кухарка-ирландка, заразившая брюшным тифом более 50 человек, из которых трое умерли. (Прим. перев.)> и завоевал постоянное право на звание чемпиона по переносу, имея в среднем 5,1 ярда за перенос и 1380 ярдов в сумме за сезон. Стиль его на практике представлял собой не стиль, а, как говорил он сам, «использование самых различных способностей». Не располагая «установившейся репутацией бегуна», он умел повернуться, проскользнуть, отрезать соперника, отступить, крутнуться, переступить, выставить плечо, толкнуть, отмахнуться предплечьем и так далее. Нетрудно представить себе Брауна, поворачивающегося, уклоняющегося, расталкивающего разочарованных неудачей защитников, выставляющего вперед руку и с громким треском раздирающего в клочки переднюю линию обороны, а потом, словно узревшего дневной свет, молнией проскакивающего вперед. Непринужденно ускоряясь, он мог оторваться от преследователей, оставив их далеко за спиной.

Однако особенно памятна присущая Брауну манера неторопливо и уверенно возвращаться к схватке после каждого переноса. Медленно оторвав свое тело от земли, он как бы с опаской возвращался к схватке, так, словно ноги его болели, всеми движениями изображая, что ему потребуется по меньшей мере две недели, чтобы вернуться в строй к очередной игре, в то время как на самом деле его инертность была отчасти вызвана желанием рассмотреть оборонительные порядки противника или скрыть полученные ушибы, а также, когда он отталкивался от земли костяшками пальцев, нежеланием касаться холодного грунта ладонями, что, по его мнению, могло бы спровоцировать схватку. А потом вдруг, внезапно и незаметно, словно бы услыхав где-то вдали отзвуки трубы Архангела Гавриила, Браун впивался руками в мяч, словно механическая игрушка, и бросался на противостоящих линейных.

Но главное в том, каким другие игроки запомнили 32-й номер. Спрашивать некоторых — все равно что интересоваться у фонарного столба его отношением к мародерам из собачьего племени. Чак Беднарик, вездесущий игрок «Филадельфийских Орлов», назвал его сверхчеловеком. Алекс Каррас, великий полузащитник оборонительного плана, выступавший за «Детройтских Львов», сказал: «Чтобы его остановить, нужно было давать каждому игроку защитных линий по топору». Дик Модзелевски, один из самых широкоплечих защитников в широкой обороне «Нью-Йоркских Гигантов», утверждал, что «лучшего фулбека просто не сотворил Господь. Если НФЛ просуществует еще две тысячи лет, второго столь же хорошего фулбека уже не будет. Чтобы повалить Брауна, мне была нужна помощь всей нашей обороны и Сэма Хаффа». Ну а сам Хафф, сделавший карьеру на борьбе с Брауном, как-то раз устало молвил: «Джима Брауна можно остановить, только пристрелив его на выходе из раздевалки».

Однако в 1962 году его победам пришел конец. В самом буквальном смысле слова. Повредив в начале сезона левое запястье, он был вынужден носить мяч в своей разрушительной деснице. И теперь Браун сделался, по крайней мере в собственных глазах, обыкновенным смертным, забегание его составило «всего» 996 ярдов, пронос за пробежку снизился до 4,3, а чемпионство в заносах перешло к Джиму Тейлору — «Упаковщику» из Грин-Бея.

Весь сезон 1962-го превратился в сплошное разочарование, и не только для Дж. Брауна, но и для П. Брауна и «Кливленд Браунз». Пол Браун обменял Бобби Митчелла за драфтовые права на Эрни Дэвиса, который должен был усилить нападение «Бурых». Однако обладателя «Приза Хисмана» <Ежегодный приз, вручаемый лучшему игроку университетского футбола> сразила лейкемия, прежде чем он успел стать профессиональным игроком, и Джим Браун остался без поддержки, без собрата, способного отвлечь на себя противника. После лишенной блеска компании, в которой Пол Браун постепенно стал удаляться от команды все дальше и дальше — настолько, что можно было уже испытывать уверенность в том, что команда и тренер не займутся пересдачей карт на Рождество, — Пол Браун был выведен из команды ее владельцем Артом Моделлом после непродолжительного бунта самого игрока.

Освободившись от ограничений Пола Брауна, выражавшихся в постоянной смене опекунов и сигналов, Дж. Браун вернул форму в 1963-м, промчавшись по зеленому полю 1863 ярда и заслужив этим еще один чемпионский титул. На следующий год он вновь стал чемпионом, а «Кливленд Браунз» победили в чемпионате НФЛ, опередив «Балтиморских Жеребят», причем Дж. Браун участвовал в тридцати играх при суммарном проносе в 151 ярд. А потом, завоевав свой восьмой чемпионский титул за девять лет, в 1965 году Джим Браун оставил футбол в возрасте двадцати девяти лет, покинув футбольное поле задолго до того, как роль его могла оказаться сыгранной.

Объясняя причины столь раннего завершения карьеры, Браун сказал: «Я оставил игру еще до того, как сделался похожим на многих моих знакомых — сидящих на скамье в шрамах и синяках и подозрительно поглядывающих на всех молодых парней, полагая, что очередной пришелец может занять их место».

Но хотя ему предстояло сменить футбольный стадион на сцену Голливуда, никто еще не сумел занять место Джима Брауна, атлета, так точно определяющего собой слово «великий».