У Йозефа Брейера (Breuer) была длинная опрятная борода, самая большая в Вене, видимо, таким образом он компенсировал преждевременное облысение. Его уши торчали под прямым углом к голове, словно ручки у кувшина. Никто не назвал бы Йозефа красивым, но в очертании его ушей было заключено редкое сочетание силы и нежности. Дед Йозефа был сельским хирургом в местечке около венского Нейш-тадта и умер в сравнительно молодом возрасте. Отцу Йозефа пришлось самому добиваться образования. В тринадцать лет он прошел пешком пятьдесят миль до Прессбурга, чтобы поступить в духовную семинарию, а в семнадцать прошагал почти двести миль до Праги, чтобы завершить курс обучения. Он стал выдающимся педагогом: в Праге, Будапеште и Вене он обучал еврейскому языку, истории и культуре. 15 января 1842 года в Вене у него родился сын Йозеф. Важно сказать, что отец воспитал Йозефа на учении Талмуда, и он не мог переступить принятых нравственных норм. Этому обстоятельству суждено будет сыграть свою особую роль, о чем разговор впереди. Семья Йозефа Брёйера проживала в центре города, на Брандштете, 8, в двух кварталах от площади Святого Стефана и фешенебельных лавок Кертнерштрассе и Ротентурмштрассе. Из окон дома Брёйеры могли любоваться благородными шпилями собора Святого Стефана, двумя романтическими башнями перед фронтоном и крутой мозаичной крышей, гигантским колоколом Пуммерин, гудевшим, когда жителей города призывали тушить пожар или звали на молебен. Заложенный в 1144 году за пределами первоначальной средневековой городской стены, собор, как и столица, которой он служил, воплотил в себе семь веков архитектуры. Его внутреннее устройство было величественным, внешнее - намного более прагматичным. Здесь на открытом воздухе высилась кафедра, с которой священники призывали венцев отогнать от осажденной Вены турок. Здесь было распятие Христа с таким выражением боли на лице, что верующие независимо от своей конфессии, проходя мимо, крестились и называли его "Христом с больными зубами". Квартира Брёйера была не такой фешенебельной, как район, в котором он жил. Он убрал стену, разделявшую две комнаты в мансарде. Под окнами, выходившими в сад позади дома, стоял рабочий стол, а на стенах висели клетки с голубями, кроликами и белыми мышами, над которыми он проводил эксперименты. Вдоль стен стояли аквариумы с рыбами, электрические батареи, машины для электротерапии, банки с химикалиями, ящики с диапозитивами, микроскопы, а стол был завален рукописями. Все говорило о том, что хозяин квартиры занимается научными исследованиями. Йозеф Брёйер был учеником профессора Иоганна Оппольцера (1808-1871), специалиста по болезням внутренних органов. Профессор Оппольцер взял Йозефа в свою клинику, когда ему было 21 год, и через пять лет назначил ассистентом, готовя его в качестве своего преемника. Но в 1871 году барон Оппольцер умер, и Бюро медицинского факультета занялось поисками более зрелого и известного человека, чем Брёйер, которому было только 29 лет. Брёйеру ничего не оставалось, как заняться частной практикой, одновременно продолжая в лаборатории профессора Брюкке исследования "полузамкнутых каналов среднего уха, которые, по его мнению, контролировали движения головы". Йозеф Брёйер, известный в Вене как "Брёйер - золотая рука", был одним из самых уважаемых домашних врачей в Вене. Он являлся личным врачом большей части персонала медицинского факультета университета и давал консультации членам императорского двора. Он состоял семейным врачом знаменитых врачей, достойно олицетворявших "новую Венскую школу", составивших эпоху в медицине, - Эрнста Брюкке, Зигмунта Экснера, Теодора Бильрота, Рудольфа Хробака и других высокопоставленных людей, и это создало ему репутацию самого популярного врача вАвстро-Венгерской империи. Его вызывали по срочным делам в разные столицы Европы.

Доктор Йозеф Брёйер славился своим диагностическим искусством и часто добивался успеха там, где другие терпели неудачу. В клинической школе утверждали, будто он "предсказывает" причины скрытых заболеваний. Горожане понимали это буквально и считали, что знания Брёйеру даны Богом. Венцев поражало, почему их католический Бог открывает причины их недомоганий еврею, но они не позволяли своей религии мешать лечиться у доктора Брёйера. Важно сказать, что Брёйер, чье имя часто связывают с ранним периодом жизни Фрейда, был не просто известным венским врачом (как о нем часто и справедливо пишут), но также и знаменитым ученым. Фрейд описал его как "человека богатых и универсальных дарований, чьи интересы простирались далеко за пределы его профессиональной деятельности". Являясь учеником австрийского физиолога и психолога Эваль-да Геринга (1834-1918), который описал рефлекторные изменения дыхания при раздражении блуждающего нерва, автора одной из теорий цветового зрения, Брёйер провел большую работу, посвященную изучению физиологии дыхания, описав рефлекс регуляции дыхания с участием блуждающего нерва. Последующее обнаружение Брёйером полукружных каналов и установление их роли стало прочным вкладом в научное здание. Он также известен своими работами о физиологии чувства равновесия. Брёйер сделал важные открытия, касающиеся внутреннего уха как органа, чувствительного к гравитации. Заслуживает интерес тот факт, что его учитель Геринг выступил 30 мая 1870 года перед Венской Академией наук с докладом, озаглавленным: "Память как всеобщая функция организованной материи". Под памятью он подразумевал сохранение всяких изменений, полученных от внешних воздействий, после того как эти воздействия уже прекратились. В качестве примера он приводил мышечную ткань и железо, которые способны намагничиваться, то есть приобретать новые свойства, сохранять их и воспроизводить. Намагничивание железа заставило его прийти к заключению, что даже законы природы являются неизменными привычками, которым, воздействуя друг на друга, следуют основные виды материи. Прошло почти сто лет, как Венская Академия наук отказала магниту в "разуме" (случай Месмера), и вот Геринг заговорил о памяти магнита. Доктор Брейер стал приват-доцентом в 1868 году, но в 1871 году занялся частной практикой и отказался от предложения одного из основоположников современной хирургии Бильрота выставить свою кандидатуру на соискание звания профессора. В мае 1894 года он был избран членом-корреспондентом Венской Академии наук; его кандидатуру предложили Зигмунт Экснер, Эвальд Геринг и Эрнст Мах - люди с

международной научной репутацией. В лаборатории Физиологического института Брёйер познакомился с Фрейдом, который был моложе его на 14 лет и еще не имел диплома врача. Их интересы и взгляды на жизнь во многом совпадали, поэтому они сблизились и вскоре подружились. "Он стал, - пишет Фрейд, - мне другом и помощником в трудных условиях моего существования. Мы привыкли разделять друг с другом все наши научные интересы. Из этих отношений, естественно, основную пользу извлекал я". Брёйер приглашал Фрейда к себе домой. Его жена Матильда и пятеро детей приняли Зигмунда в семью взамен младшего брата Йозефа - Адольфа, преждевременно умершего несколько лет назад. Йозеф Брёйер рассказал своему другу Зигмунду, как он, устраняя симптомы паралича Берты Паппенгейм', добился с помощью гипноза фантастических результатов. Услышав этот рассказ, Фрейд замыслил лечить неврозы психоаналитическим методом. Берта оказалась школьной подругой жены Фрейда Марты. Ее родители приехали из Франкфурта. Случившееся с ней за истекшие два года было необычным и поразительным. Берта была щупленькой 23-летний. В научных публикациях Брейер называл ее Анна Окрасоткой, блиставшей своим интеллектом. Процветающая, но истинно пуританская семья не позволила ей продолжить образование после окончания лицея: ей запрещалось читать книги и посещать театры, чтобы не дай Бог она не лишилась невинности. Берта восстала против запретов, создав свой "личный театр", и увлеклась фантазированием. "Ее фантазирование - это сумеречный сон, расположенный между мечтой и ночным сновидением", - говорил Брёйер. В июле 1880 года серьёзно заболел ее отец. Сутками напролет она ухаживала за ним, пока сама не свалилась без сил. Брёйер обнаружил у нее болезненные симптомы: сильный нервный кашель, косоглазие, зрительные расстройства и паралич правой руки и шеи. И что-то странное происходило с речью. Хотя она понимала,

когда к ней обращались по-немецки, но отвечала чаще всего по-английски. В довершение всего ее мучили галлюцинации: она видела черепа и скелеты в своей комнате, ленты на голове казались ей змеями. Она находилась то в состоянии возбуждения, то глубокой тревоги, жаловалась на полное затмение в голове, боялась оглохнуть и ослепнуть. После продолжительного лечения Брёйеру показалось, что она идет на поправку. Но, как только в 1881 году умер ее отец, галлюцинации усилились и стали происходить даже днём. А по вечерам она впадала в тихий транс и что-то про себя бормотала. Берта не узнавала близких, впала в глубокую меланхолию, бессознательно обрывала пуговицы, отказывалась принимать пищу. Доктор Брёйер был в отчаянии, его конёк - диагностика - ему не помогал, он не находил никакого физического порока у Берты, и тем не менее эта умная, поэтичная и приятная девушка буквально чахла на его глазах. Так продолжалось до тех пор, пока он не обнаружил ключ к разгадке: она жила не текущими событиями, а прошлым, когда ухаживала за отцом. Брёйер предположил, что ее болезненное состояние возникло в результате самогипноза. "Берта страдает истерией, - решил Брёйер, - если поддалась самогипнозу". Но тогда и он может прибегнуть к гипнозу, чтобы заставить ее рассказать, как начиналась болезнь. Переход от одной личности к другой сопровождался у нее стадией автогипноза. На этой стадии раскрывались многочисленные подробности ее повседневной жизни. На одной из встреч с Брейером она неожиданно вспомнила, как появился один из ее симптомов, водобоязнь; когда гипнотическое состояние прошло, симптом исчез. Так же после припоминания причин появления косоглазия и паралича руки симптомы "самоустранились". Короче говоря, симптом исчезал, когда "докапывались" до причины его появления. Таким образом, воскрешение забытых неприятных событий устраняло симптомы. В тот исторический момент, когда у Берты во время сеанса гипноза один за другим исчезали симптомы, у Брёйера зародилась идея ка-тартического метода. (Катарсис - форма психотерапии, переносящая подавленный травматический материал из подсознания в сознание.) Весной 1896 года отношение Брёйера к Фрейду изменилось, он больше не искал с ним встреч. О причине такого поведения близкого друга Фрейд догадался не сразу. Брёйер говорил ему, что в деле Берты Паппенгейм нет никакой сексуальности. Йозеф Брёйер верил в это с самого начала, он верил до последнего момента. Тем не менее Берта Паппенгейм фантазировала о сексуальной связи с доктором Брёйером: она считала себя беременной от него. В тот самый вечер, когда он сообщил ей, что она достаточно здорова, чтобы обратиться к другому врачу, а он с женой уезжает в Венецию, Берта Паппенгейм почувствовала схватки роженицы. Увидев входящего Йозефа, она воскликнула: "Выходит ребенок доктора Брёйера". Зигмунд Фрейд был уверен, что в деле Берты Паппенгейм есть значительный элемент сексуальности, в этом убеждал его опыт. Он давно подозревал, что она влюбилась в своего врача и все еще любит его, что из-за невозможности выйти за него замуж намерена хранить эту любовь всю жизнь. Фрейд ясно увидел, что ранее знала только жена Брёйера, а именно - доктор Йозеф Брёйер также влюбился в свою пациентку!

Однако в этом скрывалась угроза благополучию семьи. Йозеф Брёйер был сам напуган своими эмоциями по отношению к пациентке. Воспитанный отцом в нравственной чистоте, он всячески избегал чувств к каким-либо женщинам, помимо своей жены. У него явно недоставало силы отгородиться от любви к умной и крайне привлекательной Берте; но и с любовью он смириться не мог. Он подавил осознание этого, загнал в тайники ума. Зигмунду Фрейду открылась причина, по которой Йозеф прекратил заниматься пациентами с неврозом, перестал пользоваться гипнозом: отторжение работы Фрейда по истерии и сексуальной этиологии неврозов. Внезапное прекращение почти двадцатилетней большой дружбы оставило в душе Фрейда чувство глубокой горечи, нашедшей отражение в редких выпадах против старого друга. Причина охлаждения была в том, как когда-то сказал Фрейду его учитель Мейнерт, что "борющийся против тебя более всех убежден в твоей правоте". 20 июня 1925 года умирает 83-летний Йозеф Брёйер, благородный и преданный друг, защитник и полный скромности коллега по первым психологическим работам с Фрейдом. Зигмунд пишет некролог для журнала, с проникновенными словами обращается к семье... Дочь Брёйера Дора кончает жизнь самоубийством, чтобы не попасть в руки нацистов, а одна из внучек погибает от их рук.