Борис
Тимофеевич Штоколов родился 19 марта 1930 года в Свердловске. О пути в
искусство вспоминает сам артист:
"Наша
семья жила в Свердловске. В сорок втором пришла похоронка с фронта: погиб отец.
А нас у матери осталось мал мала меньше… Прокормить всех ей было трудно. За год
до окончания войны у нас на Урале прошел очередной набор в Соловецкую школу.
Вот я и решил поехать на Север, думал, матери чуть полегче будет. А
добровольцев оказалось немало. Добирались долго, со всякими приключениями.
Пермь, Горький, Вологда… В Архангельске новобранцам выдали обмундирование —
шинели, бушлаты, бескозырки. Распределили по ротам. Я выбрал профессию
торпедного электрика.
Жили
мы сначала в землянках, которые юнги первого набора оборудовали под учебные
классы и кубрики. Сама же школа находилась в поселке Савватиево. Все мы были
тогда не по годам взрослыми. Ремесло изучали основательно, торопились: война‑то
ведь заканчивалась, и мы очень боялись, что залпы победы состоятся без нас.
Помню, с каким нетерпением мы ждали практику на боевых кораблях. В сражениях
нам, третьему набору школы юнг, участвовать уже не привелось. Но когда после
окончания меня направили на Балтику, у эсминцев «Строгий», «Стройный», крейсера
«Киров» была такая богатая боевая биография, что даже я, не воевавший юнга,
испытывал причастность к Великой Победе.
Я
был ротным запевалой. На строевой подготовке, в морских походах на парусниках
приходилось первым затягивать песню. Но тогда, признаюсь, и не думал, что стану
профессиональным певцом. Друг Володя Юркин советовал: «Тебе, Боря, петь надо,
поступай‑ка в консерваторию!» А я отмахивался: и время послевоенное было
нелегкое, да и нравилось мне на флоте.
Своим
появлением на большой театральной сцене я обязан Георгию Константиновичу
Жукову. Было это в 1949 году. С Балтики я вернулся домой, поступил в спецшколу
ВВС. Маршал Жуков командовал тогда Уральским военным округом. Он пришел к нам
на выпускной вечер курсантов. Среди номеров художественной самодеятельности
значилось и мое выступление. Пел «Дороги» А. Новикова и «Матросские ночи» В.
Соловьева‑Седого. Волновался: впервые при такой большой аудитории, о высоких
гостях и говорить нечего.
После
концерта Жуков сказал мне: «Авиация без тебя не пропадет. Петь тебе надо». Так
и приказал: направить Штоколова в консерваторию. Вот и попал я в Свердловскую
консерваторию. По знакомству, так сказать…"
Так
Штоколов стал студентом вокального факультета Уральской консерватории. Учебу в
консерватории Борису пришлось совмещать с вечерней работой электриком в
драмтеатре, а затем осветителем в Театре оперы и балета. Еще в студенческие
годы Штоколов был принят стажером в труппу Свердловского оперного театра. Здесь
он прошел хорошую практическую школу, перенимал опыт старших товарищей. Его имя
впервые появляется на афише театра: артисту поручают несколько эпизодических
ролей, с которыми он прекрасно справляется. И в 1954 году, сразу после
окончания консерватории, молодой певец становится одним из ведущих солистов
театра. Первая же его работа — Мельник в опере «Русалка» Даргомыжского — высоко
оценена рецензентами.
Летом
1959 года Штоколов впервые выступил за рубежом, завоевав звание лауреата
Международного конкурса на VII Всемирном фестивале молодежи и студентов в Вене.
А еще перед отъездом его приняли в оперную труппу Ленинградского академического
театра оперы и балета имени С.М. Кирова.
С
этим коллективом связана дальнейшая артистическая деятельность Штоколова. Он
завоевывает признание как отличный интерпретатор русского оперного репертуара:
царь Борис в «Борисе Годунове» и Досифей в «Хованщине» Мусоргского, Руслан и
Иван Сусанин в операх Глинки, Галицкий в «Князе Игоре» Бородина, Гремин в
«Евгении Онегине». Успешно выступает Штоколов и в таких партиях, как
Мефистофель в «Фаусте» Гуно и Дон Базилио в «Севильском цирюльнике» Россини.
Певец участвует и в постановках современных опер — «Судьба человека» И.
Дзержинского, «Октябрь» В. Мурадели и других.
Каждая
роль Штоколова, каждый сценический образ, созданный им, как правило, отмечены
психологической глубиной, цельностью замысла, вокальной и сценической
отточенностью. Его концертные программы включают десятки классических и
современных произведений. Где бы ни выступал артист — на оперной сцене или на
концертной эстраде, его искусство увлекает слушателей яркой темпераментностью,
эмоциональной свежестью, искренностью переживаний. Голос певца — высокий
подвижный бас — отличается ровной выразительностью звучания, мягкостью и
красотой тембра. Во всем этом могли убедиться слушатели многих стран, где с
успехом выступал талантливый певец.
Штоколов
пел на многих оперных сценах и концертных эстрадах мира, в оперных театрах США
и Испании, Швеции и Италии, Франции, Швейцарии, ГДР, ФРГ; его восторженно
принимали в концертных залах Венгрии, Австралии, Кубы, Англии, Канады и многих
других стран мира. Зарубежная пресса высоко оценивает певца и в опере, и в
концертных программах, причисляя его к выдающимся мастерам мирового искусства.
В
1969 году, когда в Чикаго Н. Бенуа ставил оперу «Хованщина» с участием Н.
Гяурова (Иван Хованский), для исполнения партии Досифея был приглашен Штоколов.
После премьеры критики писали: «Штоколов — великолепный художник. Его голос
обладает редкой красотой и ровностью. Эти вокальные качества служат
исполнительскому искусству наивысшей формы. Вот великий бас, имеющий в своем
распоряжении безупречную технику. Борис Штоколов входит во внушительный по
своим размерам список великих русских басов недавнего прошлого…», «Штоколов
первым выступлением в Америке подтвердил свою репутацию истинного баса‑кантанте…»
Продолжатель великих традиций русской оперной школы, развивающий в своем
творчестве достижения русской музыкально‑сценической культуры, — так
единодушно оценивают Штоколова советские и зарубежные критики.
Плодотворно
работая в театре, Борис Штоколов уделяет большое внимание концертным выступлениям.
Концертная деятельность стала органичным продолжением творчества на оперной
сцене, но в ней раскрылись иные стороны его самобытного дарования.
«На
концертной эстраде певцу труднее, чем в опере, — говорит Штоколов. —
Здесь нет костюма, декораций, актерской игры, и артист должен раскрыть суть и
характер образов произведения только вокальными средствами, один, без помощи
партнеров».
На
концертной эстраде Штоколова ждало, пожалуй, еще большее признание. Ведь в
отличие Кировского театра гастрольные маршруты Бориса Тимофеевича пролегли по
всей стране. В одном из газетных откликов можно было прочесть: «Гори, гори, моя
звезда…» — если бы певец исполнил в концерте только один этот романс,
воспоминаний хватило бы на всю жизнь. Вы прикованы к этому голосу — и мужественному,
и нежному, к этим словам — «гори», «заветная», «волшебная»… Как он их
выговаривает — будто дарит, как драгоценности. И так шедевр за шедевром. «О,
если б мог выразить в звуке», «Утро туманное, утро седое», «Я вас любил»,
«Выхожу один я на дорогу», «Ямщик, не гони лошадей», «Очи черные». Никакой
фальши — ни в звуке, ни в слове. Как в сказках о чародеях, в чьих руках простой
камень становится алмазом, каждое прикосновение голоса Штоколова к музыке, к
слову рождает то же чудо. В горниле какого вдохновения он творит свою правду
русской музыкальной речи? А неисчерпаемая в нем русская равнинная распевность —
какими верстами измерить ее даль и ширь?"
«Я
заметил, — признается Штоколов, — что мои чувства и внутреннее
видение, то, что я сам себе представляю и вижу в воображении, передается в зал.
Это усиливает чувство творческой, художнической и человеческой ответственности:
ведь народ, слушающий меня в зале, обмануть нельзя».
В
день своего пятидесятилетия на сцене Кировского театра Штоколов исполнил свою
любимую роль — Бориса Годунова. «В исполнении певца Годунов, — пишет А.П.
Коннов, — умный, сильный правитель, искренне стремящийся к процветанию
своего государства, но силою обстоятельств самой историей поставленный в
трагическую ситуацию. Слушатели и критики оценили созданный им образ, отнеся
его к высоким достижениям советского оперного искусства. Но Штоколов продолжает
работу над „своим Борисом", пытаясь передать все самые сокровенные и тончайшие
движения его души».
«Образ
Бориса, — говорит сам певец, — таит в себе множество психологических
оттенков. Его глубина мне кажется неисчерпаемой. Он так многогранен, так сложен
в своей противоречивости, что все больше меня захватывает, открывая новые
возможности, новые грани своего воплощения».
В
год юбилея певца газета «Советская культура» писала. «Ленинградский певец —
счастливый обладатель голоса уникальной красоты. Глубокий, проникающий в
сокровенные тайники человеческого сердца, богатый тончайшими переходами
тембров, он пленяет своей могучей силой, певучей пластикой фразы, удивительно
трепетной интонацией. Поет народный артист СССР Борис Штоколов, и вы не
спутаете его ни с кем. Неповторим его дар, неповторимо его искусство,
умножающее успехи отечественной вокальной школы. Правда звука, правда слова,
завещанные ее учителями, нашли в творчестве певца свое наивысшее выражение».
Сам
артист говорит: «Русское искусство требует русской души, великодушия, что ли…
Этому нельзя выучиться, это надо чувствовать».
P.S.
Борис Тимофеевич Штоколов ушел из жизни 6 января 2005 года.