 Герой Советского Союза Николай Кузнецов вошел в историю тайных операций как удачливый разведчик и хладнокровный террорист. Сын уральских крестьян с прусской внешностью - ему так шли офицерские роли! - немецкий он знал со школы, но лучшими его учителями оказались немцы, оставшиеся на Урале после плена, в который их забросила Первая мировая война. "Свой парень" среди немцев не мог быть не замечен чекистами. Ему предложили сотрудничать с НКВД. И он принял это предложение. Первое поручение - информировать о "настроениях" немецких колонистов. Первая оперативная кличка - Колонист. Потом на Уралмаше среди заводских немцев он тоже стал своим. У немецких инженеров, налаживавших технологию и технику, он учился говорить на баварском, прусском, саксонском диалектах, болтал с ними обо всем. Они привязались к нему. А он и здесь действовал "по линии НКВД".
Пожелтевшие страницы архивных документов говорят об этом так. "с 1938 года выполняет особые задания по обеспечению государственной безопасности". Москве требовались новые люди. Управление контрразведки НКВД озадачило местные органы ищите молодых, знающих немецкий и способных к чекистской работе. Из Свердловска ответили: есть такой человек. В Москве Кузнецов оказался под началом майора Рясного из отдела контрразведки центрального аппарата НКВД. Отдел тот занимался слежкой за зарубежными посольствами. Конечно, в первую очередь искали подходы к немецким дипломатам. Чем увлекались иностранные дипломаты в Москве в конце 1930-х годов? Бизнесом на антиквариате, золоте, часах, фотоаппаратах. А еще театром и женщинами. Вот в этих сферах и должен был работать Кузнецов: искать встреч, завязывать знакомства.
- Давай-ка я тебя сделаю летчиком, - решил Рясной. Форма лейтенанта ВВС Красной армии преобразила Кузнецова. Привлекательный от природы, он приобрел рекламный шик. Блестящие сапоги, крылья на фуражке и гимнастерке, отливавшие золотом, притягивали взгляды. Он быстро освоился в Москве и скоро стал завсегдатаем театров и торговых точек. Чаще всего появлялся в ювелирном магазине в Столешниковом переулке. Там, на ниве бизнеса, он и сошелся с секретарем словацкого посольства. Тот таскал на продажу часы. Кузнецов их реализовывал - для НКВД, правда. Бизнес закончился согласием дипломата помочь информацией и шифрами. Кузнецов преуспел и во второй части плана Рясного.
Прима-балерина Большого театра учила его понимать балет, давала уроки обхождения с женским полом, вводила в мир театральных страстей, тайн и интересов. Из московских театров, из ювелирных и комиссионных магазинов он нес адреса и приглашения дам. Ну как можно отказать обаятельному "лейтенанту", да еще столь щедрому на подарки! Приятно поражали милые женскому сердцу красные гвоздики, духи "Красная Москва", легкомысленные шляпки, дорогие чулки. А потом - ужин в ресторане (благо позволяла коммерческая предприимчивость), где за столом оказывались рядом московские актрисы и иностранные дипломаты. Сияющий Кузнецов провозглашал тосты, пенилось шампанское, текли деньги, текла информация...
Однажды агентурные донесения Кузнецова прочел комиссар госбезопасности Ильин - начальник 3-го отдела политического управления НКВД, занимавшегося слежкой за творческой интеллигенцией. Этот генерал с вкрадчивыми профессорскими манерами был вхож в писательские круги, дружил с Алексеем Толстым, известными музыкантами и композиторами. В политическом сыске, считал Ильин, важно определить ту социально-профессиональную группу, которая концентрирует информацию и ускоряет ее, через которую наиболее интенсивно бегут информационные волны.
В 1930-е годы наиболее информационно насыщенной группой, в контакте с которой находились партийные вожди, наркомы, военные, советские и иностранные дипломаты, была богема: писатели, поэты, музыканты, актеры и прежде всего актрисы. В этом хмельном брожении чувств и страстей вертелась информация и обнажались "настроения". Нужен был определенный талант, чтобы улавливать и впитывать эти информационные потоки. Таким талантом обладал Кузнецов, и Ильин это понял. Но кроме таланта стукача тут требовался и талант человека, которому можно довериться. И здесь Кузнецов не имел себе равных. Ильин с первой встречи ощутил эти кузнецовские способности. Москва конца 1930-х годов - хозяйственная, партийная, рабочая, а еще театральная, музыкальная, пьющая, гулящая В этой Москве Кузнецов был своим человеком.
Галантный, остроумный "лейтенант" производил впечатление крепкого и надежного мужчины, готового быть другом и любовником, готового провернуть дело и вывернуться из любой непредвиденной ситуации. Он познавал московский бомонд на спектаклях, пирушках, вечеринках. Он восторгался ансамблем Эдди Рознера и танцами Славы и Юры Ней в саду "Эрмитаж", пением Утесова, Козина, Юрьевой в Театре эстрады. Слушая знаменитое танго "Осень, прозрачное утро" в исполнении Козина (вскоре посаженного), Кузнецов почти физически ощущал, как накатывалась щемящая грусть. Он уходил в себя и в такие минуты был недоступен. Но спустя мгновение он вновь становился улыбчивым, раскованным парнем. Его видели с артистами в "Метрополе" и "Национале", он собирал компании в московских квартирах, талантливо закручивая атмосферу флирта и интриги. А потом, очутившись в постели с утонченной блондинкой-певицей или темпераментной балериной, "лейтенант" затевал "невинные" разговоры об их друзьях и знакомых, выслушивал забавные истории из жизни писателей и актеров, политиков и вождей - ведь партийные деятели, наркомы, дипломаты и военные "западали" на тех же самых певиц и балерин...
...Лето 1942 года. Украинский город Ровно. Пехотный обер-лейтенант Пауль Зиберт, фронтовик, два железных креста на груди и медаль "За зимний поход на восток", - залечивает здесь раны и поэтому временно состоит в хозяйственной команде. Он знает толк в Деньгах, товарах, вечеринках, вине и женщинах. Ровно - столица оккупированной Украины, город сделок, торговли, разврата. Хозяин здесь тот, кто имеет деньги и товар. Зиберт имел и то и другое - ведь на него работали диверсанты из спецотряда полковника Медведева Они выскребали вагоны и грузовики, чемоданы и бумажники немецких офицеров и чиновников. Оккупационные деньги и рейхсмарки, драгоценности, французские коньяки и вина, сигареты, галантерея и косметика - все для Зиберта. На очередной пирушке он столкнулся с человеком Скорцени, майором фон Ортелем. Скорцени - легенда, супермен Третьего рейха, человек особого назначения, диверсант и террорист.
Его люди - его отражение. Ортель и Зиберт глянулись друг другу, симпатия с первой рюмки. Лихой "пехотинец" и непростой майор. - Что делаешь в этой дыре, обер-лейтенант? - Служу по хозяйственной части, после ранения. Новая встреча. Рюмка к рюмке и вопрос: - Деньги есть, обер-лейтенант? - Для вас, майор... Сколько? Вновь застолье - привычный звон бокалов, обжигающий коньяк "Вье" из Франции, шепот горячих губ и шорох юбок в соседних комнатах. И опять этот парень здесь - Пауль Зиберт. Приятен, черт! - Пойдешь ко мне? - Зачем? Я же пехотный офицер. - Э, лейтенант, брось! Ты не для окопов. За персидскими коврами поедем!
...В Москве, на Лубянке, так потом поняли слова майора фон р теля: это Тегеран, это нападение на "большую тройку", угроза для Сталина, Рузвельта, Черчилля на Тегеранской конференции. И скорее всего, это дело поручено Скорцени... Делом особой важности для Кузнецова в Ровно была стратегическая разведка. Кузнецов помнил Ильина и его теорию о социально-профессиональных группах, ускоряющих потоки информации. В Ровно такой группой были актрисы местного театра, варьете, официантки и метрдотели Женщины притягивают военных. Любовь скоротечна, разговоры спонтанны, информация непредсказуема...
В этой среде Кузнецов и заводил знакомства. Кроме того, в Ровно останавливаться ему было негде. Не мог он снять номер в отеле или комнату в городе без направления комендатуры. Первая же проверка показала бы, что Зиберт ни в какой хозяйственной команде не состоит Поэтому "лейтенант" кочевал по постелям женщин - и тех, которых знал, и тех, с которыми специально знакомился. Для этого у Зиберта в багажнике всегда лежали изысканное женское белье и пачки модных нейлоновых чулок из Франции, духи и помада из Италии, шоколадные конфеты из Швейцарии и лимонный ликер из Польши. Ночь в доме очередной случайной знакомой была обеспечена, и порой не одна.. Стрелять Кузнецов научился еще в Москве, когда готовился со спецотрядом Медведева работать в тылу у немцев. Преподаватели из 4-го управления НКВД учили бить из разного оружия и разного положения. А потом в лесах под Ровно, закрепляя пройденное, Кузнецов часами навскидку, не целясь, всаживал пулю за пулей в белые стволы берез. Более всего ему пришелся по душе семизарядный "вальтер": вес 766 граммов, патрон 7,65 от "браунинга", легкий спуск, легок в руке - будто ее продолжение.
Из этого "вальтера" он убил верховного судью Украины Альфреда Функа. До Функа были имперский советник финансов генерал Гель, прибывший в Ровно из Берлина с заданием ускорить вывоз в Германию ценностей и продовольствия с Украины; заместитель наместника фюрера на Украине генерал Даргель; офицер гестапо штурмбаннфюрер Геттель; командующий восточными соединениями оккупационных войск генерал фон Ильген, которого Кузнецов доставил в отряд Медведева; инженерный полковник Гаан, ответственный за связь со ставкой фюрера в Виннице; имперский советник связи подполковник фон Райе; вице-губернатор Галиции доктор Бауэр; начальник канцелярии губернаторства доктор Шнайдер; полковник Петере из штаба авиации; майор полевой фельджандармерии Кантор. Они были уничтожены или захвачены Кузнецовым по приказу 4-го управления НКВД. Того самого, что начало свою деятельность с убийства Троцкого...
До мельчайших нюансов продумывал Кузнецов пути отхода с места операции. Каждый раз выстраивал ложный след для гестапо. В случае с Гелем им стал бумажник, якобы случайно выпавший из кармана террориста. Бумажник тот принадлежал видному эмиссару украинских националистов, закончившему жизнь в отряде Медведева. Немцы нашли в нем письмо: "Батько не сомневается, что задание будет тобой выполнено в самое ближайшее время. Эта акция послужит сигналом для дальнейших действий против швабов".
Провокация удалась. Гестапо схватило тридцать восемь известных деятелей из организации Бандеры и расстреляло их. Не раз перекрашенные немецкие автомобили уносили Кузнецова с места свершения акции. "Опель" и "адлер" словно созданы для проведения спецопераций: форсированная скорость, чуткая управляемость, мощность. Когда похитили Ильгена, в "адлер" набилось семь человек вместо положенных пяти, и машина вывезла. Подвел только итальянский "фиат": на выезде из Львова после боя с постом фельджандармерии пришлось бросить машину и уходить лесом. Это все была техника дела - "вальтеры", "опели", "адлеры", ложные следы. А идея дела, его психологическая сила - в Кузнецове. Действовать, и успешно, в городе, наводненном гестаповцами, действовать, когда тебя ищут, стрелять, когда охрана в двух шагах, - для этого нужно быть человеком со стальными нервами, хладнокровным до бесчувствия, работающим, как машина, опережающая противника на ход вперед. Кузнецов стал им в тот момент, когда решил для себя главный вопрос: он обречен и погибнет, но встретит этот миг достойно. И поэтому в его письме к брату в августе 1942 года есть такое откровение: "Я люблю жизнь, я еще очень молод. Но если для родины, которую я люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен советский патриот и большевик".
Он был чернорабочим сталинской эпохи. Готовность к самопожертвованию вела его по тропе террористических операций для уничтожения тех, кого он научился ненавидеть с первых дней войны. 8 служебных документах гестапо это выглядело так: "Речь идет о советском партизане-разведчике и диверсанте, который долгое время безнаказанно совершал свои акции в Ровно, убив, в частности, доктора Функа и похитив, в частности, генерала Ильгена. Во Львове "Зиберт" был намерен расстрелять губернатора доктора Вехтера. Это ему не удалось. Вместо губернатора были убиты вице-губернатор доктор Бауэр и его президиал-шеф доктор Шнайдер. Оба этих немецких государственных деятеля были расстреляны неподалеку от их частных квартир...
Во Львове "Зиберт" расстрелял не только Бауэра и Шнайдера, но и ряд других лиц..." 9 февраля 1944 года Кузнецов стрелял в вице-губернатора Галиции Бауэра и доктора Шнайдера. Спустя три дня его "фиат" был остановлен постом фельджандармерии в 18 километрах к востоку от Львова. К тому времени убийцу вице-губернатора искали гестапо и полевая полиция - им была дана ориентировка на террориста в немецкой форме. Роковой ошибкой Кузнецова было то, что он уходил на восток. Если бы на запад, как было оговорено с командованием в качестве варианта, все могло быть иначе. Но он слишком уверовал в себя...
Оторвавшись от полиции, проплутав несколько суток в лесу, Кузнецов и его спутники Каминский и Белов вышли к селу Боратин, занятому отрядом Украинской повстанческой армии. Грубым просчетом Медведева было то, что именно близ этого села он определил местонахождение разведгруппы для связи с Кузнецовым. Измотанные разведчики остановились в хате крестьянина Голубовича. Там их и накрыли бандеровцы. Сотник Черныгора быстро понял, с кем имеет дело. Но Кузнецов до последнего мгновения управлял ситуацией. На столе под фуражкой лежала граната. И настал тот миг в переговорах с Черныгорой, когда Кузнецов рванул ее на себя...
Изувеченное тело Кузнецова украинские партизаны закопали в низине близ села. Через неделю отступающие части немецких войск начали здесь копать окопы, возводить линию обороны. Тогда-то и обнаружили свежезакопанную яму и в ней труп в форме капитана вермахта. Разъяренный немецкий офицер отдал приказ спалить деревню. Крестьяне указали на отряд Черныгоры, расположившийся в соседнем селе. Вскоре там уже орудовали немецкие пехотинцы, расстреливая в хатах всех, застигнутых с оружием. Они мстили за убийство "немецкого" офицера, кавалера двух железных крестов... |
