Раскольница. Состояла в переписке с Аввакумом, оказывала
помощь его семье. Вопреки угрозам и пыткам осталась верной расколу. Арестована
в 1671 году, умерла в заточении в Боровске. Ей посвящена картина В.И. Сурикова.
Облик боярыни Морозовой в национальной памяти слит с любимой
народом картиной В. Сурикова. Ещё писатель В. Гаршин, увидев сто лет назад на
выставке полотно художника, предсказал, что потомки будут не в состоянии
«представить себе Феодосию Прокопьевну иначе, как она изображена на картине».
Современнику трудно быть беспристрастным, но мы понимаем — Гаршин оказался
хорошим пророком. Многие наши сограждане представляют себе боярыню Морозову
суровой, пожилой женщиной, как на полотне, которая фанатично взметнула руку в
двоеперстии. Что ж, Суриков отлично знал историю и в главном не пошёл против
правды, ну а детали вымысла потребовались ему ради символических обобщений.
Феодосия Прокопьевна не была стара — взгляните на даты её
жизни. Арестовывали Морозову за четыре года до смерти, тогда ей не было и
сорока, но мученицу за идею народная память могла запечатлеть лишь пожившей,
мудрой и чуждой всяческого легкомыслия.
Отчего же слава боярыни Морозовой перешагнула века? Почему
среди тысяч страдальцев за веру именно этой женщине суждено было стать символом
борьбы раскольников против «никонианцев»?
На картине Сурикова боярыня обращается к московской толпе, к
простолюдинам — к страннику с посохом, к старухе-нищенке, к юродивому, ко всем
тем, кто и вправду представлял социальный слой борцов против новых обрядов. Но
Морозова была не рядовая ослушница. Чудов монастырь, куда везли боярыню,
находился в Кремле. Неизвестно, глядел ли царь Алексей Михайлович с дворцовых
переходов, как провожал народ свою любимицу, как возглашала она анафему
«нечестивцам», но в том, что мысль о Морозовой преследовала его, не давала ему
покоя, нет ни малейшего сомнения. Феодосия Прокопьевна слишком близко стояла к
престолу, слишком хорошо знала царя, а кроме того, род Морозовых был одним из
самых знатных. Таких высокопоставленных семей в России было меньше десятка, во
всяком случае, Романовы, к которым принадлежал Алексей Михайлович, имели не
больше прав на престол, чем любой из Морозовых. Можно себе представить, сколь
неуютно чувствовал себя царь, отдавая приказ об аресте боярыни. Но были ещё и
другие обстоятельства для беспокойства.
Братья Морозовы, Борис и Глеб, приходились родственниками
отцу царя Михаилу и в юности служили у старшего Романова спальниками, что
означало исключительное положение при дворе. Когда в 1645 году семнадцатилетний
Алексей венчался на престол, Борис Морозов стал его ближайшим советником.
Именно боярин выбрал для царя жену Марию Ильиничну Милославскую и на свадьбе
играл первую роль — был у государя «на отцово место». Через десять дней Борис
Морозов, вдовец и человек уже пожилой, женился вторым браком на царицыной
сестре Анне и сделался царским свояком.
Из своего исключительного положения он извлёк всё, что
можно. И если хорошее состояние для барина тех лет составляло владение
тремястами крестьянскими дворами, то у Морозова их было более семи тысяч.
Неслыханное богатство!
Карьера Глеба Ивановича, человека вполне заурядного, всецело
зависела от успехов его брата. Младший Морозов женился на неродовитой
семнадцатилетней красавице Феодосии Соковниной, которая очень дружила с
царицей. Борис Иванович умер бездетным, и все его огромное состояние отошло к
младшему брату, который тоже вскоре скончался, сделав свою вдову и отрока Ивана
Глебовича самыми богатыми людьми государства Российского.
Феодосию Прокопьевну окружало не просто богатство, но
роскошь. Современники вспоминали, что она выезжала в карете позолоченной,
которую везли 6—12 лучших лошадей, а позади бежали человек триста слуг. В
морозовском имении Зюзино был разбит огромный сад, где гуляли павлины. Учитывая
всё это — удачное замужество Феодосии Прокопьевны, роскошную жизнь, личную
дружбу с царской семьёй, — можно понять протопопа Аввакума, который видел
нечто совершенно исключительное в том, что боярыня Морозова отреклась от
«земной славы». Феодосия Прокопьевна действительно стала ярой противницей
церковных реформ. В ней бушевал темперамент общественного деятеля, и она сполна
смогла себя реализовать, защищая старую веру.
Дом богатой и влиятельной Морозовой превратился в штаб
противников нововведений, критиков внесения исправлений в церковные книги, сюда
приезжал, подолгу жил, получая приют и защиту, вождь раскольников — протопоп
Аввакум. Целыми днями Феодосия Прокопьевна принимала странников, юродивых,
священников, изгнанных из монастырей, создавая своеобразную оппозиционную
партию царскому двору. Сама Морозова и её родная сестра княгиня Евдокия Урусова
были слепо преданы Аввакуму и во всём слушались пламенного проповедника. Однако
было бы неправильным предполагать, что Феодосия Прокопьевна была фанатичкой и
«синим чулком». Даже Аввакум замечал, что Морозова отличалась весёлым и
приветливым характером. Когда умер старый муж, ей было всего тридцать лет.
Вдова «томила» тело власяницей, но и власяница не всегда помогала усмирить
плоть. Аввакум в письмах советовал своей воспитаннице выколоть глаза, чтобы
избавиться от любовного соблазна. Уличал протопоп Морозову и в скупости по
отношению к их общему делу, но, скорее всего, это была не просто скупость, а
рачительность хозяйки. Феодосия Прокопьевна беззаветно любила своего
единственного сына Ивана и хотела передать ему все морозовские богатства в
целости и сохранности. Письма боярыни опальному протопопу, помимо рассуждений о
вере, наполнены чисто женскими жалобами на своих людей, рассуждениями о
подходящей невесте для сына. Словом, Феодосия Прокопьевна, обладая завидной
силой характера, имела вполне человеческие слабости, что, конечно, делает её
подвижничество ещё более значительным.
Феодосия Прокопьевна, будучи близкой подругой жены царя,
имела сильное на неё влияние. Мария Ильинична, конечно, не противилась мужниным
реформам церкви, но душою всё-таки сочувствовала обрядам своих родителей и
прислушивалась к нашептываниям Морозовой. Алексею Михайловичу вряд ли это могло
понравиться, но царь, любивший жену, не допускал выпадов против боярыни, хотя
последняя становилась всё более нетерпимой по отношению к нововведениям и
открыто поддерживала врагов государя.
В 1669 году царица умерла. Два года ещё Алексей Михайлович
опасался трогать непокорную боярыню. Видимо, сказывалась печаль по безвременно
ушедшей жене, но больше всего боялся царь возмущений старинных боярских родов,
которые могли бы усмотреть в посягательстве на Морозову прецедент расправы с
высокопоставленными семьями. Тем временем Феодосия Прокопьевна приняла постриг
и стала именоваться инокиней Феодорой, что, конечно, усилило её фанатизм и
«стояние за веру». И когда в 1671 году утешившийся, наконец, царь играл свадьбу
с Натальей Кирилловной Нарышкиной, боярыня Морозова во дворец явиться не
пожелала, сославшись на болезнь, что Алексей Михайлович счёл оскорблением и
пренебрежением.
Вот тут-то царь припомнил Феодосии Прокопьевне все былые
обиды; сказалось, видимо, и то, что самодержец, как простой смертный,
недолюбливал подругу любимой жены и, как всякий мужчина, ревновал к ней.
Алексей Михайлович обрушил на непокорную боярыню всю свою деспотическую силу.
Ночью 14 ноября 1671 года Морозова в цепях была
препровождена в Чудов монастырь, где её уговаривали причаститься по новому
обряду, но старица Феодора ответила твёрдо: «Не причащуся!» После пыток их
вдвоём с сестрой отправили подальше от Москвы в Печерский монастырь. Здесь
содержание узниц было относительно сносным. Во всяком случае боярыня имела
возможность поддерживать общение со своими друзьями. Её навещали слуги,
приносили еду и одежду. Протопоп Аввакум по-прежнему передавал наставления
своей духовной дочери. А она как раз нуждалась в тёплой, сострадательной
поддержке — у боярыни умер её единственный, горячо любимый сын. Горе увеличивалось
ещё и тем, что она не могла с ним проститься, да и каково ей, монахине Феодоре,
было узнать, что сына причащали и похоронили по новым «нечестивым» обрядам.
Новый патриарх Питирим Новгородский, сочувствовавший
сторонникам Аввакума, обратился к царю с просьбой отпустить Морозову и её
сестру. Кроме соображений гуманности, в этом предложении была и доля
политического умысла: заключение твёрдой в своей вере боярыни, её сестры и их
подруги Марии Даниловой производило сильное впечатление на русский люд, и их
освобождение скорее привлекало бы к новому обряду, чем устрашение. Но царь,
нежестокий по своей природе, на этот раз оказался непреклонен. Снова
напрашивается версия, что его жгла какая-то личная обида на Морозову, а может
быть, он чувствовал себя неловко перед Феодосией Прокопьевной из-за женитьбы на
молодой красавице Нарышкиной и хотел забыть о прошлом. Впрочем, чего гадать?..
Обдумав обстоятельства казни ненавистной Морозовой, Алексей
Михайлович решил, что не стоит предавать узниц сожжению на костре, ибо «на миру
и смерть красна», а повелел заморить староверок голодом, бросив их в холодную
яму Боровского монастыря. Все имущество боярыни Морозовой было конфисковано,
братьев её вначале сослали, а потом тоже казнили.
Драматизм последних дней Феодосии Прокопьевны не поддаётся
описанию. Бедные женщины, доведённые голодом до отчаяния, просили у тюремщиков
хотя бы кусочек хлеба, но получали отказ. Первой 11 сентября скончалась княгиня
Урусова, за ней 1 ноября умерла от истощения Морозова. Перед смертью она нашла
в себе силы попросить тюремщика вымыть в реке её рубаху, чтобы по русскому
обычаю умереть в чистой сорочке. Дольше всех, ещё целый месяц, мучалась Мария
Данилова.
Великий когда-то род Морозовых перестал существовать.