Газеты писали: «Она может спеть даже телефонный справочник».
Поклонники писали:
Огонь страстей в крови не гаснет
Ни днём, ни в сумраке ночей…
Ты, Элла, для мужчин опасней
Бриджит Бардо и Дорис Дей…
Музыкантам и любителям джаза и в голову не приходит, что
есть ещё какая-то Элла. Элла — это имя «первой леди джаза» За кандидатуру Эллы
на звание «Лучшей певицы мира» проголосовали Армстронг, Гудмэн, Эллингтон,
Питерсон. На вопрос, кого представить к этому званию, Фрэнк Синатра ответил:
«Зачем вы спрашиваете, конечно же, Эллу». Кросби сказал: «Только она! Не важно
из кого выбирать — мужчин, женщин или детей…»
А первый крик девочки, родившейся в штате Вирджиния, никому
не сказал ещё, что в мир пришло чудо. В этой бедной негритянской семье счастья
не было. Спасаясь от нищеты, отчим с матерью Эллы переехали в пригород
Нью-Йорка, где мать всё-таки нашла желанную работу в прачечной, а отчим
перебивался случайными заработками. Но несмотря на ужасающую бедность, Элла
росла неунывающим и добродушным ребёнком. Как и все негритянские девчонки её
квартала, она увлекалась танцами, кино, песнями. Вечерами, оставшись дома одна,
любила разучивать с пластинок песенки. Любимой исполнительницей Эллы стала Кони
Босвел, у которой она переняла манеру пения и некоторые приёмы фразировки.
Танцевала наша героиня превосходно, именно поэтому, когда ей предложили принять
участие в любительском конкурсе, подружки были несказанно удивлены, что на этот
раз Элла решила петь. И… выиграла первый приз! Интуиция четырнадцатилетнего
подростка оказалась судьбоносной.
Эллу заметили — особенно заинтересовался ею джазист Бенни
Картер, который предпринял первые попытки «устроить» чёрную «малышку». Слухи о
талантливой девочке дошли до продюсера крупной звукозаписывающей фирмы
«Коламбия». Переговоры с фирмой ввиду несовершеннолетия певицы взялась провести
мать Эллы. Казалось, успехи дочки скоро принесут ощутимые финансовые
результаты, и семья выкарабкается из нищеты. Однако надежды рухнули в один
момент. Мать неожиданно умерла, и лишь забота Бенни Картера спасла девочку от
сиротского приюта и лишений.
Спустя много лет некоторые злопыхатели Эллы Фицджеральд вздыхали:
«Конечно, голос ей дан божественный, но исполнение поверхностно, неглубоко… Она
живёт слишком легко, никогда не знала невзгод и несчастья».
Элле, безусловно, в своём роде повезло — её подтолкнули к
успеху, помогли. Но трудно назвать её путь из самых низов негритянской бедноты
к вершине джазового Олимпа совершенно безоблачным. В 1935 году Бенни
рекомендовал Эллу в популярный в то время оркестр Чика Уэбба. Теперь этого
отличного музыканта вспоминают (и весьма незаслуженно) только в связи с именем
его прославленной солистки. А тогда Чик и слушать не желал о протеже Бенни:
«Мне не нужен подросток». Элла вспоминала позже: «Но Бенни нашёл выход. Он
тайно спрятал меня в артистической уборной Чика и, когда тот пришёл,
элегантный, подтянутый, выпустил меня. И буквально силой заставил его
выслушать. Я спела три джазовые песенки, слышанные по радио. Собственно, это
были те вещи, которые я только и знала всерьёз. Чик был хмур. Я его не убедила.
Потом всё же сказал: „О'кей, возьмём её на завтрашнее выступление в Йель".
Девушки из его хора, переживавшие за меня в коридоре, на радостях побежали в
складчину покупать первое в моей жизни платье для выступления. В Йеле пение моё
понравилось, и Чик сказал, что будем выступать с ним в гарлемском танцевальном
зале „Савой"…»
Когда певица появилась на джазовом небосклоне, здесь царил
свинг с его чёткой мелодической линией. Когда же на смену ему пришёл более
«развязный» би-боп, именно Элла ввела в джаз новые формы импровизационного
вокала. Сама себя она считала ещё одним инструментом в оркестре и говорила:
«Когда я пою, я мысленно ставлю себя на место тенора-саксофона».
На сцене, да и в жизни, Элла мало заботилась о внешнем виде,
да и откуда у девочки из семьи прачки мог появиться вкус к нарядам и
украшениям. Один из музыкантов оркестра вспоминал: «Каждый из нас не упускал
тогда случая поддразнить юную Эллу то по поводу её нелепых нарядов, то
причёски. Но она, трудяга, всегда была в хорошем настроении. Её невозможно было
вывести из себя…» Лёгкий нрав, оптимизм создали Элле славу контактного,
обаятельного в общении человека. У Чика Уэбба и его жены не было своих детей. И
они постепенно так привязались к Элле, что стали считать её дочерью, хотя
девушка по возрасту годилась Чику в сёстры — Уэббу было немногим за тридцать.
Чик же не только материально опекал Эллу, но и воспитывал
её, помогал взрослеть, становиться личностью. Однажды музыкант принёс солистке
нежный романс. Разучивая его, Элла вдруг разрыдалась. Попросила переписать
слова «на певца». Никто ничего не мог понять, и лишь мудрый Чик мгновенно
сообразил: она стеснялась петь о высоких чувствах, ей нужно было «дозреть» до
поклонения и восхищения.
Ты вне конкуренции, как в Риме
Колизей.
Ты вне конкуренции, как в Лувре
музей.
Ты как улыбка Моны Лизы
И как косая башня Пизы…
Ты перья страуса
И вальсы Штрауса…
Я ж — растаявший снег
И погашенный чек.
Я — бутылочка из-под эссенции.
Ты же — девушка вне конкуренции.
В 1935 году выходит (в нашей прессе иногда приводится другая
дата — 1937-й) её первая пластинка «Любовь и поцелуи», которая принесла певице
гонорар в 25 долларов, зато через три года «Жёлтая корзина», старинная народная
песня, аранжированная в джазовом стиле, вышла тиражом, рекордным для того
времени, — один миллион экземпляров.
«Её голос удивителен по широте диапазона. Стиль пения
совершенно особенный. Она превращает хорошие песни в бессмертные, а
отвратительные — в хорошие», — писали о молодой певице критики.
Теперь её наперебой приглашали работать в большие оркестры,
предлагали высокую оплату, но она хранила верность коллективу «отца» — так она
называла Чика. И вот, когда казалось, что жизнь обрела устойчивость и впереди
ожидал неуклонный подъем, пришло горе: в июне 1939 года, пролежав неделю в
больнице, скончался Чик. По трагической иронии судьбы именно благодаря дружбе и
сотрудничеству с Уэббом появилась одна из наиболее известных её песен —
«A-Tisket, A-Tasket» — импровизация на тему детской считалочки, певица сочинила
её сама, чтобы развеселить больного Чика.
Вскоре по единодушному решению музыкантов оркестра Элла
Фицджеральд возглавила коллектив. До 1942 года она была единственной женщиной,
руководившей джаз-бендами, которые во время войны выступали перед солдатами. Со
своими оркестрантами она записала, в частности, одну из лучших интерпретаций
песни Д. Гершвина «О леди, будьте добры». В 1946 году началось сотрудничество с
Норманом Гранцем — знаменитым американским продюсером. По его настоянию
артистка записала старые песни, принёсшие ей славу и популярность. Позже он
говорил: «Я считаю, что исполнение Эллой „Танцев в Савойе" Б. Гудмена — это
самый невероятный, самый блистательный образец вокального джаза когда-либо
выпущенный на пластинках».
Первая любовь пришла к Элле довольно поздно — в двадцать
девять лет — зато она оказалась восхитительной, страстной, всепоглощающей.
Неожиданное знакомство с контрабасистом Рэем Брауном переросло в серьёзное
чувство. «Твои руки распахнуты мне навстречу, и я иду в твои объятия, —
пела она в балладе „Нежно". — Ты забираешь мои губы, моё сердце. И все это
так нежно…»
Любовь стимулировала творчество певицы, подняла талант Эллы
на недосягаемую высоту. В 1948 году она записывает знаменитую композицию «Как
высока луна», где обращается к импровизационному пению, «скэту», в котором и до
сих пор ей нет равных. И в этом же счастливом 1948-м состоялась свадьба
Фицджеральд и Брауна.
Удивительно, но судьба любила баловать Эллу приятными
сюрпризами, добрыми встречами, привязанностями, но почему-то делала радость
всегда недолгой, мимолётной. Вот и семейное счастье продолжалось всего лишь три
года. Когда младшему Рэю исполнилось три года, старший покинул Эллу. «Господь
все управит, — пела Фицджеральд в одной из песен, — и главное не
сколько ты проживёшь, а как…» Для певицы весь смысл жизни теперь сосредоточился
на работе. Дискография Эллы весьма обширна, она сотрудничала на этом поприще с
такими гигантами, как Каунт Бэйси, Луи Армстронг, Фрэнк Синатра. У неё было
очень много концертных записей с «живой» аудиторией, где особенно остро
чувствуется эмоциональный подъём, возникавший у певицы при встрече с публикой.
Её удивительному голосу было доступно все — от безукоризненно точного
исполнения негритянских баллад до невероятно сложных вокальных импровизаций.
В 1950-е годы ни один из концертов в Белом доме не проходил
без участия певицы. Великий Эллингтон написал в честь неё сюиту «Портрет Эллы
Фицджеральд». Вот как описывал он замысел и работу над этим произведением: «…я
листал семейный альбом фотографий дома у Эллы. Господи, сколько людей прошло
передо мной — симпатичных, сильных, добрых, красивых… И все они были её
друзьями. Они были верноподдаными королевы! И первую часть сюиты я назвал „Ваше
величество". Потом я читал её дневниковые записи. И не нашёл ни одного дурного
слова или сплетни ни о ком. Только тёплые и добрые слова в адрес друзей и близких.
И потому вторую часть я назвал „От всего сердца"… Она величайший филантроп. Она
отдаёт нуждающимся не только деньги, но и всю себя. Свою душу, голос и сердце…
Её искусство заставляет меня повторять слова Маэстро Тосканини: „Или ты хороший
музыкант, или ты — ничто"… Финал сюиты я назвал просто „Тотальный джаз"».
За свою жизнь Элла записала более 250 альбомов и продала
более ста миллионов пластинок. В 1960-е годы, в период «разгула безумного
рока», она выпустила пластинку с песнями «Битлз». И здесь проявился её
удивительный талант, умение превращать обычную популярную мелодию в шедевр
джазового искусства, а в песнях незаурядных находить новые нюансы и оттенки,
как это случилось, например, с композицией Леннона — Маккартни «Эй, Джуд».
Несмотря на всемирную известность, Элла всю жизнь была
застенчива и одинока, она не поддерживала отношений даже с теми музыкантами, с
которыми успешно работала, встречалась с ними только на записях и концертах.
«На репетициях была деликатна, — вспоминал гитарист Б. Кессель. —
Любой промах оркестрантов готова была взять на себя: „Прошу прощения, друзья.
Давайте повторим. Это моя вина"».
Преображалась она лишь на сцене, чувствуя себя абсолютно
раскованной и свободной. Она не любила давать интервью, а после концерта, пока
зал разрывался от аплодисментов, старалась незаметно исчезнуть.
Последние двадцать лет жизни Элла прожила в непрерывных
мучениях и борьбе за жизнь. В 1971 году она едва не ослепла, и до конца жизни
видела практически одним глазом. В 1985 было прервано концертное турне из-за
проблем с лёгким. Потом сердечный кризис, обострение диабета и как следствие —
ампутация обеих ног ниже колена.
Уединённо жила певица в Беверли-Хиллз вместе с сыном и
племянником. Общалась только с женщинами, любимыми темами для разговора были
кухня и музыка. Никаких контактов с поклонниками и почитателями. По-видимому,
она не хотела оставлять о себе память вне сцены.
Полвека Элла отдала любимому искусству, во многом определив
направление джазового вокала. Она была двенадцать раз награждена самой
престижной американской премией «Грэмми», двадцать два раза получала призы
читателей журнала «Даун Бит». Впрочем, так ли уж важны эти цифры для людей,
считавших, как великий писатель Хулио Кортасар, что джаз — «единственная
универсальная музыка века, сближающая людей больше и лучше, чем эсперанто,
ЮНЕСКО или авиалинии… музыка, которая объединяет и приближает друг к другу всех
этих юношей с дисками под мышкой, которая подарила им названия и мелодии,
особый мир, позволяющий опознавать друг друга, чувствовать себя сообществом и
не столь одинокими, как прежде, перед лицом начальников — в конторе,
родственников — в кругу семьи и бесконечно горьких любовей…»