Немецкая художница, натуралист, гравер и издатель.
Совершила путешествие в Суринам (1699—1701). Первооткрывательница мира
насекомых Южной Америки («Метаморфозы суринамских насекомых», 1705). Ценнейшую
часть изданий, коллекций и акварелей Мериан приобрёл Пётр I для музеев и
библиотек России.
Из XVII века до современников дошло немало имён блестящих
женщин — любовниц королей, сластолюбивых властительниц, красавиц, покорявших
сердца умнейших «мужей», но имя нашей героини, по непонятным причинам, скромно
пребывает в тени ярких имён её современниц, более удачливых в посмертной славе.
А ведь это совершенно несправедливо. Мария Сибилла, конечно, не вершила судьбы
Европы и не отличалась искусством в постели начинать войны и заключать
перемирия, однако её жизнь насыщена многими необычайными приключениями и весьма
авантюрными поступками, а наследие Мериан — гораздо значительнее для культуры
человечества, чем «эпохальное» для своего времени решение какой-нибудь правительницы.
Её имя знали и чтили коллекционеры и садоводы, художники и
книгоиздатели, путешественники и учёные. Мария Сибилла была одной из первых
женщин, дерзнувших посвятить себя научной деятельности, а из наук — избрать ту,
которую многие презирали. Всю жизнь она изучала «омерзительных тварей» (как
тогда называли насекомых), стремясь познать их и облагородить своим искусством.
Ей принадлежала заслуга детального красочного изображения и популяризации
явления метаморфоза насекомых. Она, пожалуй, впервые сумела соединить высокое
искусство с целями биологической науки, заставить их послужить друг другу.
Три страны считают Мериан своей соотечественницей: она была
дочерью голландки, училась у художников утрехтской школы и провела в
Нидерландах двадцать пять лет жизни. Швейцарские искусствоведы и историки, не
сомневаясь, называют её своей художницей: ведь её отец — выходец из Швейцарии.
Но родилась Мария Сибилла в немецком городе Франкфурте-на-Майне, за два года до
смерти отца, который скончался в весьма почтенном возрасте, оставив после себя
многочисленное потомство от двух браков и славу одного из лучших книгоиздателей
и граверов Германии. Каких только книг с собственными иллюстрациями не выпустил
в свет Маттеус Мериан! Это и гравюры на исторические и библейские темы, и
объёмные фолианты с картами вновь открытых земель, и ботанические энциклопедии,
и любимые Маттеусом архитектурные своды. До сего времени старинные тома со
знаменитым «мериановым аистом» — эмблемой издательства — представляют собой
непреходящую художественную и культурную ценность.
Фактически воспитанием и образованием Марии Сибиллы
занимался второй муж матери — голландский художник Марель, который, впрочем,
первым заметил талант своей падчерицы и стал учить её рисованию. Нидерланды
середины XVII века с ума сходили по всему, что касалось цветов; луковицы редких
тюльпанов ценились так же высоко, как чистые бриллианты, мастерицы самых лучших
фамилий соревновались в вышивании композиций по флористике, а у художников в
чести были цветочные натюрморты. Отчим Марии Сибиллы слыл в Германии едва ли не
лучшим представителем «заморского» увлечения «цветочными картинками», и потому
неудивительно, что наша героиня весьма успешно овладевала мастерством писания
красочных букетов.
В доме, где подрастала Мериан, не знали беспорядка и
суматохи. Педантичная мать Марии Сибиллы приучала дочерей к труду и
рациональному ведению хозяйства. Ни о какой творческой богеме в их среде и не
слышали, а художники того времени больше чувствовали себя мастеровыми и
экспериментаторами, чем «гениальными творцами». Иоганна Сибилла, мать Мериан,
устроила небольшую мастерскую по производству шелка. Это несколько экзотическое
для европейца занятие нашло горячую поддержку всей семьи. В саду были высажены
шёлковые деревья, а в просторном закрытом помещении содержались черви. Иоганна
Сибилла поручила своей старшей дочери доставлять «шёлковым» питомцам корм и
сортировать их при помощи бумажных кульков. Возможно, любая другая девочка с
ужасом выполняла бы эти обязанности, но только не Мария Сибилла. Она уже имела
дело с препарированными бабочками, тщательно перерисовывая причудливые извивы
их окраски, и знакомство с миром насекомых живо увлекло её воображение.
Семнадцатилетняя Мериан вышла замуж за ученика отчима —
Иоганна Андреаса Графа, который в пору «жениховства» казался талантливым и
подающим надежды живописцем — сам император Леопольд I счёл возможным заказать
молодому художнику свой парадный портрет, — однако в семейной жизни
обнаружил полную непрактичность, которая постепенно разрушила все его юношеские
амбиции. По переезде в Нюрнберг, родной город Графа, несмотря на оставленные в
наследство типографию и мастерскую, Мария Сибилла почувствовала, что тиски
материальных затруднений все теснее сжимаются на «горле» их семьи.
Обстоятельства вынудили юную мать семейства (Мериан имела уже дочь) взять на
себя заботу о добывании средств к существованию. Тут ей и пригодились
экзотические таланты и коммерческая смётка.
В нюрнбергский период Мериан создаёт невыгорающие и
водостойкие красители и в своей мастерской принимается расписывать скатерти.
Украшенные модными в то время мотивами — цветами, птицами, травами, деревьями —
изделия Марии Сибиллы прекрасно смотрелись с обеих сторон ткани и благодаря
фантастическим свойствам красок не смывались при стирке и не выгорали на
солнце. В городе Мериан стала самым престижным мастером
художественно-прикладных работ: дамы охотно демонстрировали скатерти её кисти,
и считалось приличным заказать роспись в мастерской Марии Сибиллы.
Любая другая особа, достигнув таких значительных успехов,
удовлетворилась бы этим и продолжила бы идти по проторённой дороге, но Мериан
одолевала жажда чего-то большего. Просьбы жительниц Нюрнберга научить их
искусству вышивания навели нашу героиню на мысль, вполне естественную для неё —
дочери потомственных издателей и граверов — выпустить пособие цветочных узоров,
так называемый флориегиум. Так появилась первая «Книга цветов» с раскрашенными
ручным способом гравюрами чудесных цветов. Оглушительный успех этой работы
побудил художницу продолжить издание, и исполнению этого решения не помешало
даже рождение второй дочери в 1678 году — Доротеи Марии. Спустя много лет
великий Гёте назвал Мериан одной из самых крупных голландских флористов.
Одновременно у Марии Сибиллы формировались склонности
натуралиста-наблюдателя. «Цветочки» занимали Мериан постольку, поскольку они
приносили весомый финансовый доход, но тайной страстью молодой женщины стали
насекомые. Возможно, флюиды Нового времени с его неожиданно пробудившимся
интересом к живой природе проникли в душу Мериан, возможно, тут подействовало
нечто, что попросту зовётся «даром», но Мария Сибилла, имевшая лишь традиционно
женское домашнее образование, постепенно становилась заправским
учёным-энтомологом.
В саду Мериан собирала гусениц и приносила их в дом для наблюдений,
а однажды она взяла в дом мёртвую мышь, чтобы изучать червей и личинок в её
тушке. В своём дневнике она записала: «Однажды в Нюрнберге мне принесли трех
молодых жаворонков, которых я умертвила. Через три часа, когда я стала их
потрошить, я нашла в них семнадцать толстых личинок. У них не было ног. На
другой день они превратились в коричневые яйца. 26-го августа из них вышло
много синих и зелёных мух. Мне очень трудно было их поймать. Я поймала только
пять, остальные улетели». Согласитесь, что только научный азарт может заставить
женщину стать столь небрезгливой.
В 1674 году Мериан приступает к систематическому
исследованию насекомых. Она независимо от крупнейшего учёного-натуралиста
Сваммердама приходит к идее метаморфоза. С удивлением Мария Сибилла открывает,
что все в мире — и растения, и животные, и человек — подвержены неожиданным
превращениям. Она начинает готовить новую работу — «Книгу о гусеницах». Задача
Мериан была грандиозной. Часами художница наблюдала изменения, происходившие в
ящике с гусеницами, и спешила зарисовать их. Не следует забывать, что в XVII
веке многие бабочки не только не имели названий, но никто не знал, какая из них
развивается из той или иной гусеницы и каким растением питается. Мериан,
используя свой живописный талант, фиксировала словно на фотографическую плёнку
все перипетии жизни гусениц, что являлось уникальным для Нового времени. Из
этого кропотливого труда и родилась книга, получившая длинное название:
«Удивительное превращение гусениц и необычное питание цветами прилежно
исследовала, кратко описала, зарисовала с натуры, гравировала и издала Мария
Сибилла Граф».
Издав «Книгу о гусеницах», наша героиня проявила незаурядное
мужество и самостоятельность. Конечно, ей не грозила инквизиция или остракизм,
но суеверные современники считали занятия, которыми увлекалась Мериан, не
просто низменными, но греховными и опасными для души. Даже по прошествии
шестидесяти лет после появления книги художника, продолжившего дело Марии
Сибиллы, мужчину — заметьте! — друзья убеждали «не заниматься этими
ужасными существами, несомненно созданными дьяволом».
Мериан попыталась защититься от невежества обывателя
предисловием, в котором уничижительно просила не упрекать её, скромную
домохозяйку, за соблазны. На всякий случай она украсила обе части книги
вдохновенными стихотворениями Х. Арнольда, больше похожими на духовные гимны,
надеясь, что мироощущение самой Мериан станет понятнее читателю. Земное бытие
бренно, человек ничтожен перед всесильным Абсолютом, он всего лишь червь,
подверженный смерти, но в круговороте природы, в постоянном превращении,
рождении к новой жизни — вечность и красота Бога.
Дочери подросли, Мериан становилась все равнодушнее и
равнодушнее к семейным радостям, развлечениям и удовольствиям. Между супругами
Граф наступило отчуждение. Обычная история: мужчине не нравится
самостоятельность жены, не хочется чувствовать себя на вторых ролях. Уже
современники заметили, что в книгах Мериан рисунки, выполненные её мужем, менее
выразительны, чем её собственные. Какому же человеку захочется, чтобы его
сравнивали подобным образом?..
Все чаще взоры Мериан обращаются в Голландию, где
обосновываются изгнанные из других краёв еретики, учёные, философы, да и просто
бунтари. Познав вкус свободной мысли, наша героиня стремится найти единомышленников
и перестать тратить свою жизнь на обыденную суету. В 1685 году Мериан вместе с
дочерьми решает поселиться в лабадистской общине — одной из многочисленных
сект, порождённых Реформацией. Как бы ни отличались взгляды одного проповедника
от другого, режим подобных организаций всегда схож — проникновенные молитвы,
упорная работа в обширном хозяйстве и возможность погружения в себя. Мериан
использовала пребывание в замке Валта на западе Нидерландов для углубления
своего образования. Она ничего не издала за пятилетний период пребывания у
лабадистов, но зато получила редкую возможность подумать, оценить своё место в
этом мире, понять свой путь. И, конечно, она по-прежнему рисовала, фиксировала
на бумаге своим тончайшим карандашом занимательные сюжеты природы.
Через год после отъезда жены в Валту приехал Граф. Он
предложил Марии Сибилле вернуться в семью, даже согласился, на крайний случай,
вступить в общину, но получил отказ и вынужден был вернуться в Нюрнберг. Эта
неудачная попытка примирения вылилась в окончательный разрыв между супругами.
Отныне наша героиня все свои работы стала подписывать девичьей фамилией,
посчитав, как видно, что и перед Богом брак их разрушен.
Как во всякой замкнутой секте, вскоре в общине начались
финансовые неурядицы, склоки и борьба за власть. Мериан в этой «мышиной возне»
не участвовала, но ей наскучила размеренная жизнь, идеи лабадистов больше не
казались столь чистыми и возвышенными, как поначалу. Мария Сибилла не порвала с
бывшими единомышленниками, она просто ушла в мир, сохранив за собой право
общения с сектой. Мериан настолько плавно и бесконфликтно удалось избегнуть
претензий, что проповедник лабадистов сделал исключение из правил: ей вернули
часть её имущества, она смогла увезти в Амстердам гравировальные доски и этюды.
Мысль о поездке в Южную Америку овладела Мериан,
по-видимому, ещё в замке Валта. Лабадистам покровительствовал губернатор
Суринама — крупнейшей нидерландской колонии. Не раз Мария Сибилла с завистью
естествоиспытателя разглядывала коллекции необычных бабочек, привезённых с
далёкого континента. Но решиться на путешествие оказалось не так уж просто. В
море было отнюдь не безопасно — помимо штормов, кораблям грозили пираты. На
одних только Малых Антильских островах нашли пристанище до тридцати тысяч
разбойников.
К сожалению, о Мериан-путешественнице известно очень мало.
Поездка в Новый Свет поставила нашу героиню в ряд с выдающимися и отважными
первопроходцами её эпохи. Даже сегодня её дерзкое предприятие представляется
подвигом, особенно если учесть «комфортабельность» судна XVII века и то, что
Мериан было уже за пятьдесят.
Путешествие в Южную Америку оказалось весьма плодотворным с
научной точки зрения. Мария Сибилла вместе с дочерью поселилась на самом
опасном берегу, в верховьях реки Суринам. Белым колонистам постоянно угрожали
так называемые мароны — нефы, бежавшие с плантаций и селившиеся по берегам рек.
К тому же климат Суринама — влажный и жаркий — делал пребывание европейцев на
материке крайне затруднительным.
Но Мериан, казалось, не замечала проблем. Её ошеломило
обилие насекомых. Уже в день своего приезда она расставила по всему дому ящики.
Индейцы, прослышав про странную особу, каждое утро толпились у её дверей, зная,
что она скупает пойманных животных. Из мешков и сумок местные жители извлекали
змей. Цена зависела от длины. Индеанки приносили гусениц, уверяя каждый раз,
что «из этого червяка вырастет красивое насекомое».
За два года пребывания в Суринаме Мария Сибилла собрала
бесценную по богатству коллекцию насекомых, гусениц, бабочек. Её работа долгое время
являлась наиболее полным этимологическим обозрением по Южной Америке.
Умерла Мериан в Амстердаме, разбитая параличом. Но её дело
ещё долгое время продолжали дочери, горячо любившие свою мать и ставшие для неё
единомышленниками. Младшая Доротея Мария после смерти Мериан по приглашению
императора Петра I переехала жить в строившийся Петербург. Видно, и в потомках
ещё долгое время играли авантюрные «гены» матери. Доротея Мария привезла в
Россию некоторые книги Мериан и её бесценные коллекции, многие из которых, к
сожалению, погибли.
Гравюры Мериан по точности и красоте зарисовок и по сей день
не знают себе равных в этимологической литературе.