Английские писательницы, родные сестры: Шарлотта — псевдоним Каррер Белл — автор романов «Джейн Эйр» (1847), «Шерли» (1849), Эмили — автор романа «Грозовой перевал» (1847) и стихов, Энн — автор романа «Агнес Грей» (1847) и стихов.

 Надо же такому случиться, что в семье пастора Патрика Бронте родились подряд три дочки, и все три были помечены божественной печатью литературного дара, и все были глубоко несчастны, потому что слишком отличались от окружающих, имели хилое здоровье и не имели детей — случай в истории уникальный. Чего только не понаписали критики и исследователи о сёстрах за сто с лишним лет, какими только способами не разгадывали они этот феномен — и к фрейдизму примеряли, и воспитательные методы в доме пастора детально анализировали, и даже географический фактор английского графства Йоркшир, где жили знаменитые сестры, не обошли вниманием. Но чудо семейства Бронте по-прежнему таит в себе какую-то возвышенную, недоступную и немного жуткую загадку.

Судите сами. Природа, как двуликий Янус, наделила сестёр Бронте щедрым писательским даром, но никому из шестерых детей пастора не дала она возможности иметь наследника. Род Патрика Бронте прекратился вместе с ним, ибо ему единственному дано было пережить всех своих многочисленных домочадцев. Сегодня в старинный дом в Хауорте приходят туристы, чтобы своими глазами осмотреть скромную обитель, в которой практически всю жизнь провели знаменитые сестры. Всё сохранилось, все на своих местах, словно древний, измученный одиночеством хозяин только что отлучился: софа, где умерла Эмили, серо-зелёное платье Шарлотты с узкой талией и широкой юбкой, её неправдоподобно маленькие чёрные туфли, миниатюрные, исписанные бисерным почерком первые самодельные книжки сестёр Бронте. На втором этаже ещё можно разглядеть еле заметные, нацарапанные карандашом по извёстке линии — остатки детских рисунков.

Окно самой тесной комнатушки выходит на кладбище. Угрюмый пейзаж с поросшими мхом надгробьями навевает меланхолическую мысль о бренности земного бытия и суетности всего человеческого.

Скорбный список на каменной плите открывает хозяйка дома Мария Бронте. Старшей дочери было всего лишь семь лет, младшей Энн — несколько месяцев, когда в адских мучениях умерла мать. Чтобы дети не слышали стонов больной, их отправляли гулять под присмотром старшей сестры, а Патрик, стиснув зубы, заглушая крики умирающей жены, с остервенением пилил ножки стульев в своём кабинете. Понятно, что детские впечатления маленьких Бронте слишком далеки были от радужных, к тому же и пастор англиканской церкви, многодетный отец, не отличался добрым нравом. Оставшись с шестью малолетними детьми на руках (пятеро девочек и один мальчик), Патрик возложил заботу о малышах на сестру покойной — равнодушную, спокойную тётушку. Властный, эгоцентричный, превыше всего ценивший собственный покой, Патрик редко снисходил до общения со своими чадами, большую часть времени проводя в гостиной, где в одиночестве обедал или готовился к проповеди. Когда же тоска становилась нестерпимой, Патрик в припадке отчаяния выскакивал во двор и стрелял в воздух.

Детей в семье воспитывали пуритански, не оказывая ни малейших поблажек. Пища была спартанская, одевали их всегда в тёмное — однажды отец сжёг сапожки одной из девочек по причине слишком яркого цвета. Некому было задуматься и об их здоровье. Желая дать дочерям мало-мальское образование, Патрик отправил Марию, Элизабет, Шарлотту и Эмили в 1824 году в частный пансион Коуэн-Бридж. Здесь девочки столкнулись с изощрённой жестокостью и садизмом воспитательниц, прикрываемыми лицемерными заботами о благонравии детей. Голод и холод стали обычными спутниками пансионерок. Однажды больную старшую сестру заставили подняться с постели, когда она с трудом добралась до столовой, её за опоздание лишили завтрака. Вскоре Мария скончалась от скоротечной чахотки, едва дожив до десяти лет. И хотя директор Коуэн-Бридж, мистер Уилсо полагал, что ранняя смерть — самое лучшее, что может выпасть на долю человека (тогда он безгрешным ангелом предстанет перед Создателем), но когда слегла вторая Бронте — Элизабет, он всерьёз озаботился репутацией школы и поспешил отослать «хлипких» сестричек домой. Элизабет, правда, это уже не спасло.

После ужасов частного пансиона жизнь на просторах Хауорта показалась Шарлотте и Эмили раем. По крайней мере, во внутренний их мир никто не вмешивался, не было неусыпного контроля воспитательниц. Ни тётушка, ни отец не посягали ни на эмоциональную сторону детских душ, ни на досуг своих подопечных. Между тем в пуританском, тихом доме Бронте разыгрывались жаркие, невидимые взрослым страсти, которые все стремительнее заполняли страницы первых самодельных блокнотиков детей.

Кто научил их писать, кто надоумил погрузиться в придуманные миры и общаться с вымышленными героями? Известно, что ещё до рождения детей Патрик Бронте издал два тома стихов, которые «предназначались главным образом для низших сословий», однако, обременённый семьёй, после смерти жены, пастор и думать позабыл о прошлых писательских опытах, да и литературные достоинства его поэзии представлялись весьма сомнительными. Скорее всего, дети взялись за перо, чтобы выпустить на волю свою фантазию, которую душили однообразные будни хауортского дома. Оказывается, иногда непредсказуемо благодатные плоды приносит и полное безразличие к своим чадам.

Поначалу сестры увлеклись сочинением пьес, причём первая «Молодые люди» — придумывалась и разыгрывалась во время игр в деревянные солдатики. Детское воображение работало мгновенно, роли и образы были моментально поделены. Шарлотте (теперь, после смерти двух сестёр, она стала старшей) достался самый красивый, самый высокий солдатик, настоящий герой, которому тут же было дано имя герцог Веллингтон. Воин Эмили получил прозвище Серьёза, самой маленькой Энн достался Пажик, а брат Брэнуэлл назвал своего солдатика Буонапарте. Драма «Молодые люди» успешно шла в хауортском доме (правда, без единого зрителя) целый месяц, пока не надоела, причём из нескольких десятков импровизированных вариантов был выбран самый последний и записан, после чего творение благополучно забылось, а вдохновение устремилось к новым художественным горизонтам.

Однажды декабрьским метельным вечером дети скучали у кухонного очага, поссорясь с экономной старой служанкой Табби, которая решительно не желала зажигать свечу. Долгую паузу нарушил Брэнуэлл, лениво протянув: «Не знаю, чем заняться». Эмили и Энн тут же присоединились к брату. Старуха посоветовала всем пойти спать, но какой же ребёнок послушно поплетётся в кровать, когда даже в такой однообразной жизни всегда есть для него что-нибудь интересненькое. Нашла выход из положения девятилетняя Шарлотта: «Что если у нас у всех будет по своему острову?» Игра быстро захватила всех, и вот уже в маленькой книжечке детским почерком расписываются новые роли и коллизии — «Островитяне».

Забавы с драмами постепенно увлекли сестёр Бронте в особый, придуманный ими самими мир. Шарлотта и Брэнуэлл обрели страну грёз, Ангрию, где каждый день совершал геройские, а иногда и преступные деяния своенравный, жестокий и обольстительный герцог Заморна. Старшая сестра доверила брату войны героя, сама же занялась сложными любовными интригами Заморны. Сидя в маленькой спальне на втором этаже и глядя в окно, выходящее на кладбище, Шарлотта вряд ли видела серые каменные надгробья, погрузившись в мир придуманных страстей героя. Она, вероятно, уже сама не знала, что реальнее: скучная повседневность Хауорта или бурные события, происходящие в фантастической Ангрии. «Мало кто поверит, — записала она в дневнике, — что воображаемая радость может доставлять столько счастья».

Но Патрик Бронте по-прежнему был озабочен тем, что ему не удалось решить проблему образования дочерей. Эмили после ужасов частного пансиона наотрез отказалась покидать Хауорт, да и денег у сельского пастора было так мало, что даже на устройство одной Шарлотты в приличное заведение Маргарет Вулер пришлось разжалобить крёстную. Пансион в Роухеде, где старшая Бронте готовилась стать гувернанткой, славился в округе своими гуманными методами воспитания и хорошим образованием. Кроме того, Шарлотта обрела здесь подружек, которые впоследствии поддерживали её в трудные минуты всю жизнь.

Пока старшая сестра полтора года жила в пансионе, младшие, Энн и Эмили, очень сблизились. Брэнуэлл, чей статус единственного сына, а также бесспорный ум внушал девочкам уважение, не был склонен разделять игры сестёр. Тогда-то Энн и Эмили придумали своё соперничающее королевство Гондал. Это, конечно, было сродни мятежу, но мало-помалу Гондал приобрёл независимость от Ангрии, и когда возвратилась Шарлотта, младшие сестры уже вовсю фантазировали автономно. Гондал представлял собой огромный скалистый, обдуваемый холодными ветрами остров в северной части Тихого океана. Этот край сестры населили людьми сильными, свободолюбивыми, наделив их богатым воображением и бурными страстями. Здесь, как и в Ангрии, не утихала вражда, плелись интриги, зрели заговоры, велись войны, совершались великие подвиги и кровавые злодеяния. Это был мир, наполовину созданный буйной фантазией подростков, наполовину вычитанный из книг Вальтера Скотта и Анны Радклиф.

Со временем фантазиям сестёр стало тесно соседствовать друг с другом. Подросшая Энн вскоре оставила своё королевство, Эмили придумала новый, расположенный в тропических широтах остров Гаалдин. Многие впечатлительные дети углубляются в придуманный им мир, но мало кто так и остаётся в нём пожизненно: Эмили превратила детский миф в почву и арсенал для своей поэзии. Она рано начала писать стихи, не помышляя быть услышанной: возможно, при её скрытности поэзия была единственным способом самовыражения. Значительная часть стихов Эмили связана с мифом о Гондале. Главная героиня — «роковая женщина» королева Августа Джеральдина Альмеда. Высокомерная, жестокая, деспотичная, она несёт гибель своим мужьям, возлюбленным, детям.

И если экзальтированная, нелюдимая Эмили осталась пленницей сказочных стран на всю жизнь, то для Энн путешествие в фантастический мир было интересной, увлекательной, но всё же детской игрой. Как и старшие сестры, Энн не отличалась крепким здоровьем, весёлостью и легкомыслием, но при всей своей нежности и склонности к рефлексии Энн в большей степени, чем другие, была наделена душевной силой и стойкостью. И если следующая попытка получить профессию гувернантки в пансионе мисс Вулер для Эмили снова закончилась неудачей (она не могла жить вне родного дома, «в чужих людях»), то Энн в 1838 году с отличием завершила обучение.

Идеальное представление о викторианской девушке включало безоговорочную жертвенность во всём, что касается семьи — именно так и воспитывались сестры Бронте. Шарлотта и Энн, едва достигнув совершеннолетия, отправляются на нищенские, унизительные «гувернантские хлеба» Однако даже здравомыслия Энн не хватает для того, чтобы прижиться в новой должности, столь тяжёлой представляется положение воспитательницы в богатом доме и столь неприспособленными к жизни выросли будущие писательницы.

Ещё более беспомощным, чем сестры, оказывается единственный сын Патрика Бронте — Брэнуэлл. А ведь он от природы был не менее одарён, чем его сестры — имел талант художника и писателя. Вероятно, возлагая на него много надежд, Патрик Бронте просто-напросто «перегнул палку» и впечатлительный юноша сломался под грузом ответственности. Попытка Брэнуэлла покорить Лондон своими рисунками не удалась, мало того, брат вернулся вскоре в Хауорт, растратив все семейные деньги, которые ему собирали по крохам сестры, и придумав красочный рассказ о собственном ограблении. Однако впечатления большого города неожиданно усилили амбиции болезненного юноши, теперь он убеждал окружающих, что настоящее призвание его вовсе не живопись, а литература, и с самомнением провинциала Брэнуэлл написал письмо редактору знаменитого в то время журнала с предложением сотрудничества. Естественно, что ответом было презрительное молчание. Неудача постигла старшего Бронте и в создании собственной художественной студии. Место домашнего учителя в богатом доме Робинсонов брату выхлопотала Энн, которая, наконец, смогла прижиться в роли гувернантки у новых хозяев. Но Брэнуэлл разрушил и это хрупкое благополучие. Он влюбился в миссис Робинсон, признался ей в своём чувстве, домогался взаимности и после того, как та сообщила обо всём мужу, был выдворен из хозяйского дома. Вместе с ним хорошую работу вынуждена была оставить и Энн.

Несчастная любовь вывела болезненную натуру Брэнуэлла из равновесия. Он ударился в горькое пьянство, и жизнь в Хауорте превратилась с тех пор в сплошной кошмар: любимый брат с быстротой снежного кома катился с горы в пропасть, впадая в депрессию, и в конечном счёте — безумие.

Вообще, все семейство Бронте сопровождало фатальное невезение в личной жизни. Эмили ни разу не познала радости любви. Даже появление в Хауорте обаятельного священника Уильяма Уэйтмена, которое вызвало у обитателей женской половины дома весёлое возбуждение, так как молодой человек успевал оказывать равное внимание всем девицам, не тронуло души загадочной Эмили. В произведениях средней сестры Бронте читатель найдёт множество строк о любви, однако чувство это у неё хотя и пылкое, но умозрительное. У неё нет даже косвенного объяснения, что ей просто не в кого влюбиться, так как круг знакомств ограничен. Создаётся впечатление, что у Эмили не было потребности в любимом человеке или сексуальной привязанности. Отсюда вовсе не следует, что страсть чужда была её природе, но просто страсть эта не сосредоточивалась на конкретных людях, а пребывала, как и её душа, в заоблачных мирах вымышленного мифа. Зато Энн и Шарлотта весьма бурно прореагировали на нового помощника отца, стараясь обратить его внимание на себя. Несмотря на очень заурядную внешность, Шарлотта отличалась чрезвычайной требовательностью, и к тому времени уже отвергла притязания на её руку и сердце скромного брата своей подруги. Она честно объяснила ему, что её не привлекает брак без любви, и сама она, особа «романтически настроенная и эксцентричная», вряд ли сможет влачить скучные дни жены сельского священника. Однако подобная самооценка не помешала ей вскоре соперничать с младшей сестрой за внимание Уильяма Уэйтмена, который также носил духовный сан. Но в отличие от прежнего претендента, молодой помощник преподобного Патрика Бронте был не только красив, но ещё и чертовски обаятелен и умён. Приятные беседы, прогулки по вересковым полям Хауорта, ужины при свечах сделали серую жизнь дома неожиданно наполненной и яркой. Увы, Шарлотта первой опомнилась, стараясь спрятать свои чувства как можно подальше, при этом горько поучая младшую: «Страстная любовь — безумие и, как правило, остаётся без ответа». К сожалению, она оказалась права — Уильям Уэйтмен был уже помолвлен. Однако в жизни Энн это чувство стало первым и единственным. По странному стечению обстоятельств рок, довлеющий над семейством Бронте, не обошёл и молодого обольстителя — через два года после встречи с сёстрами он скончался.

Весной 1841 года Шарлотта, как ей казалось, нашла выход из монотонного, скудного существования. А что если три сестры Бронте откроют свою школу, тогда придёт конец зависимости от чужой воли и капризов. Тётушка после некоторых колебаний согласилась субсидировать предприятие. Для усовершенствования познаний в феврале 1942 года Шарлотта и Эмили направились в Бельгию. Пансион Эгеров, куда они прибыли, производил благоприятное впечатление: уютные комнаты для отдыха и учёбы, прекрасный сад с розовыми кустами, в котором пансионерки, гуляя, непринуждённо внимали учителю.

Сама мадам Эгер, мать четверых детей, любила, сидя в цветнике и занимаясь шитьём для очередною младенца, принимать выученные уроки воспитанниц. Словом, после аскетического, жёсткого Йоркшира сестры Бронте с изумлением вдыхали тонкий, чувственный запах французских роз.

На самобытную Эмили, правда, никакие соблазны влияния не оказали. Она прекрасно училась, по-прежнему очень скучала по дому и, когда через полгода после начала учёбы умерла тётушка, с лёгким сердцем покинула гостеприимный пансион. Зато Шарлотту опьянила страстная романтическая любовь к своему наставнику мсье Эгеру. Впечатлительная, воспитанная на книгах Шарлотта в этой любви невольно воспроизвела популярный в середине XIX века сюжет Гёте. Преклонение Миньоны перед Майстером не только умиляло тогдашних читательниц, оно казалось идеалом отношений между женщиной и мужчиной.

Господину Эгеру, мужу хозяйки пансиона, человеку умному, вспыльчивому и очень требовательному, поначалу чрезвычайно импонировало преклонение английской девицы, её восторженность перед ним, тем более что девица-то оказалась совсем не дурочкой, а её странная сестра и того более поразила степенного мсье Эгера: «Ей следовало бы родиться мужчиной — великим навигатором, — спустя годы написал об Эмили Эгер. — Её могучий ум, опираясь на знания о прошлых открытиях, открыл бы новые сферы для них; а её сильная царственная воля не отступила бы ни перед какими трудностями или помехами, рвение её угасло бы только с жизнью».