В категории материалов: 101
Показано материалов: 31-60
 Имена Шекспира, Байрона или Бёрнса в
сознании русских людей соседствуют с именами Пушкина, Лермонтова, и мы
не удивляемся, что британские поэты заговорили на нашем родном языке.
Это произошло благодаря труду нескольких поколений переводчиков, но
прежде всего благодаря очень высокому уровню вообще русской поэтической
культуры, которую и формировали Пушкин и Жуковский, Тютчев, Блок,
Пастернак и многие другие великие творцы. |
 «…Шиллер, действительно, вошел в
плоть и кровь русского общества, особенно в прошедшем и в запрошедшем
поколении. Мы воспитались на нем, он нам родной и во многом отразился на
нашем развитии», — писал Ф. М. Достоевский в статье «Книжность и
грамотность». |
 Прежде всего, дело, конечно, в
самобытности таланта нашего баснописца. Крылов смог интернациональные
сюжеты басен — а они действительно гуляют по всему свету и конкретно не
принадлежат ни одному народу — сделать русскими, национально
окрашенными. |
 "Мы
читаем слишком много пустяковых книжонок, — сказал он, — они отнимают у
нас время и ровно ничего нам не дают. Собственно, читать следовало бы
лишь то, чем мы восторгаемся. В юности я так и поступал и теперь
вспомнил об этом, читая Вальтера Скотта… собираюсь подряд прочитать все
его лучшие романы. |
 «Его сочинения суть не что иное, как
страшный вопль тоски в двадцати томах», — писал Генрих Гейне, как будто
ставил диагноз: «Болезнь к смерти». Именно так озаглавил датский
философ Кьеркегор одну из своих работ, в которой определил тоску,
отчаяние как «смертельную болезнь». |
 По крайней мере, вот уже два века
его поэзия живет, а не только изучается историками литературы. Почти
каждый год выходят книги Жуковского — и не лежат на прилавках магазинов
мертвым грузом. |
 И хотя уже через два года Лермонтов
напишет: «Нет, я не Байрон, я другой…», что прежде всего говорит о
стремительном внутреннем развитии, созревании самобытного гения, но
увлечение Байроном не прошло бесследно для Лермонтова. |
 Три писателя подарили нашему народу
больше всех крылатых слов, ставших, по сути, поговорками, родной
обиходной речью. Это — Крылов, Грибоедов, Пушкин. Если же учесть, что
Грибоедов написал только одно произведение, то в этом смысле его можно
поставить на первое место. |
 "Если выбирать
между Фаустом и Прометеем, — говорил Бальзак, — я предпочитаю Прометея».
Прометей в споре с античными богами встал на сторону людей; он похитил
для них огонь с Олимпа и научил им пользоваться, за что был прикован к
скале, где его терзал орел… |
 Немного изменив ее, можно сказать,
что в России о Пушкине писать, или думать, или говорить, или даже читать
его в глубоком уединении и сосредоточенности — это тоже стремиться в
храм. |
 Евгений Баратынский привлекает к
себе людей, стремящихся уяснить себе глубины жизни или, как прежде
говорили, стремящихся к Истине. Этот поэт-мыслитель обладал пророческим
даром. Судите сами. |
 Знаменитый французский поэт и
писатель Виктор Мари Гюго родился в Безансоне, сын офицера Сигизбера
Гюго, ставшего впоследствии генералом и графом первой империи, и дочери
нантского судовладельца, роялистки Софии Требюше. |
 Кто-то подсчитал, что в общей
сложности Александр Дюма написал около шестисот томов — столько, сколько
нормальному человеку не под силу прочесть за всю жизнь. Говорили, что
обеспечив своему имени славу, затем Дюма обзавелся целой армией
помощников, которые писали за него, используя лишь сюжеты своего
патрона. |
 Довольно часто повторяют гётевские
слова, что, мол, если хочешь лучше понять поэта, побывай на его родине. Я
побывал в селе Овстуге Брянской области, где родился Федор Иванович 23
ноября (по новому стилю — 5 декабря) 1803 года. Тогда это село
относилось к Брянскому уезду Орловской губернии.
|
 Без малого 150 лет назад Добролюбов
сетовал: «Рассказы Андерсена… давно известны в Германии; у нас они
распространены, кажется, довольно мало. Между тем нельзя не сказать, что
рассказы эти написаны с замечательным талантом.
|
 Возможно, Э. По опирался на
средневековую христианскую традицию, в которой Ворон был олицетворением
сил ада и дьявола, в отличие от Голубя, который символизировал рай,
Святой Дух, христианскую веру. Корни такого восприятия уходят еще в
дохристианские мифологические представления о Вороне как птице,
приносящей несчастья. |
 «Обо мне много толковали, разбирая
кое-какие мои стороны, но главного существа моего не определили. Его
слышал один только Пушкин. Он мне говорил всегда, что еще ни у одного
писателя не было этого дара выставлять так ярко пошлость жизни, уметь
очертить в такой силе пошлость пошлого человека, чтобы вся та мелочь,
которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем. |
 Диккенс нуждался в больших успехах,
чтобы обрести уверенность в себе. Он знал мрачное детство, нищету,
унижения, насмешки… Он должен был добиться успеха, и он его добился. |
 «Когда мучения ревности и вообще
любовной тоски дойдут до нестерпимости, наешьтесь хорошенько (не
напейтесь, нет, это скверно), — и вдруг почувствуете в верхнем слое
организма большое облегчение. Это совсем не грубая шутка, это так. По
крайней мере, я испытывал это». |
 «Миссия Лермонтова — одна из
глубочайших загадок нашей культуры», — писал Даниил Андреев, и эту мысль
разделяли некоторые писатели и критики. По мнению Василия Васильевича
Розанова, эта миссия заключалась в том, чтобы быть вождем народа, это
если бы он продолжал жить и развиваться. |
 Об Иване Сергеевиче Тургеневе чаще
говорят как о гениальном художнике, стилисте, нежели как о властителе
умов. Властителями принято считать Толстого, Достоевского. Однако еще до
появления пророческих романов этих двух гигантов русской литературы
Тургенев написал, возможно, самый провидческий роман XIX века — «Отцы и
дети». |
 На протяжении почти ста лет —
половина XIX века и первая половина XX — вокруг творчества Афанасия
Афанасьевича Фета шли нешуточные бои. Если одни видели в нем великого
лирика и удивлялись, как Лев Толстой: «И откуда у этого… офицера берется
такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов…», то
другие, как, например, Салтыков-Щедрин, видели поэтический мир Фета
«тесным, однообразным и ограниченным». |
 «Госпожа Бовари», которую во всем
мире считают совершенным созданием искусства, привела ее создателя на
скамью подсудимых. В 1856 году, после публикации романа в журнале «Ревю
де Пари», Гюстав Флобер был обвинен в оскорблении общественной морали и
религии и привлечен к судебной ответственности. |
 Уже само название знаменитой и
главной книги Бодлера — «Цветы зла» — вызывает скандальные ассоциации,
как будто этот поэт намеренно, чтобы эпатировать читателя или чтобы
воспеть зло, исходя из неких, чуть ли не сатанинских, взглядов,
утверждает совсем иную красоту, чем было принято веками, будто он
порывает с традиционными ценностями… |
 В истории литературы и вообще
общественной жизни бывают такие периоды духовной растерянности,
отчаяния, тоски, из которых находят разные варианты выхода. Например, в
конце XIX века русский символизм выходил из безвременья через философию
Владимира Соловьева. |
 Чем ближе обольщения XX века —
демонизм, фрейдизм, атеизм, коммунизм — подводили человечество к
духовному тупику, тем чаще мир вспоминал пророчества «великого мучителя»
Достоевского. Еще на рассвете нашего столетия это предвидел Дмитрий
Мережковский: «Достоевский в некоторые минуты ближе нам, чем… родные и
друзья. |
 Меняются времена, идеи, кумиры, а
пьесы несравненного Александра Островского как шли, так и идут на лучших
сценах, ничуть не ветшая и не утрачивая нашего живого интереса. В них
есть вечная мудрость народной поговорки. |
 В последние годы, даже десятилетия,
имя Салтыкова-Щедрина ушло как бы в тень общественных, писательских и
литературоведческих интересов. В школах и институтах продолжали читать о
нем лекции как о великом сатирике, но современная жизнь и литература
как будто стали обходить Михаила Евграфовича, обтекать, как в реке вода
обтекает большой валун. |
 Когда имя писателя окружается
легендами, слухами и домыслами — это слава. Жюлю Верну ее было не
занимать. Одни считали его профессиональным путешественником — капитаном
Верном, другие утверждали, что он никогда не покидал свой рабочий
кабинет и все свои книги писал с чужих слов, третьи, пораженные его
необъятной творческой фантазией и многотомными описаниями далеких
земель, доказывали, что «Жюль Верн» — это название географического
общества, члены которого сообща сочиняют романы, выходящие под этим
именем. |
 «Творения Шекспира, Бальзака и
Толстого — три величайших памятника, воздвигнутые человечеством для
человечества», — утверждал Андре Моруа, взявший на себя смелость назвать
троих самых великих писателей за всю историю культуры. Он выстраивал
несколько вариантов этого «триумвирата», но Лев Толстой оставался
неизменной составляющей. |
|
